– Стража, арестуйте их всех!
Приученные к повиновению, люди губернатора мгновенно окружили команду Уайтлоу. Чтобы противостоять охране, моряков было явно недостаточно, но никто и не думал отступать. Роган без колебаний мысленно занял сторону капитана. Если бы произошло столкновение, он, не раздумывая, бросился бы на выручку Корвин.
Ненависть и гнев, которые излучал губернатор, стали почти осязаемы, казалось, еще чуть-чуть, и они превратятся в видимое искривление пространства.
– Господин губернатор, одумайтесь! – предупредил вельможу капитан. – У меня на руках королевский приказ доставить девушку на Кролл целой и невредимой. Вы хотите его оспорить?
Губернатор постепенно приходил в себя. То ли на него подействовал невозмутимый голос Уайтлоу, то ли страх перед наказанием. Невыполнение королевского приказа или действия, препятствующие его исполнению – а сейчас городской глава провоцировал именно такую ситуацию, – не сошли бы с рук даже ему. От волнения у губернатора начала дергаться щека.
– Убирайтесь вон! – бросил губернатор страже. Повернулся к капитану, избегая смотреть ему в глаза, добавил: – Я подчиняюсь закону, господин Грегори, и с нетерпением жду вашего возвращения. Уверен, это досадное происшествие не повлияет на наши дальнейшие взаимоотношения.
– Несомненно, господин Мигель, – заверил чиновника деревянным тоном Уайтлоу.
Губернатор не счел нужным реагировать на двусмысленный ответ компаньона. Не попрощавшись, он вернулся в дом. Грегори сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, стараясь успокоиться. Господин Мигель изрядно помотал ему сегодня нервы. Впервые капитан видел подельника таким взбешенным, лишний раз убеждаясь, что с этим человеком нужно всегда быть начеку!
– Возвращаемся на корабль, – приказал Уайтлоу команде.
Роган лежал на земле, боясь пошевелиться. Пока все складывалось вполне удачно. Его бегство осталось незамеченным, Заред возвращается на корабль, и, если капитан не лжет, существует какой-то приказ, предписывающий доставить ее на Кролл невредимой. То есть, пока девушку везут в колонию, ей ничто не угрожает.
Роган более не терзался сомнениями, что делать дальше. Находиться рядом с Заред стало для него так же естественно, как дышать, спать, есть. Он должен вернуться на галеон. Любой ценой. Вряд ли после сегодняшней ссоры губернатор захочет проводить компаньона, поэтому можно не опасаться столкнуться с ним на причале, и, скорее всего, капитан не станет возвращать беглого раба.
Роган мысленно поблагодарил Флэа за ниспосланные подарки, дождался, когда площадь окончательно опустеет, вылез из колючего кустарника и быстро побежал к кипарисам.
* * *
На востоке небо еще вовсю светилось фиолетовым, но у самого горизонта уже горела алая полоса. Одна за другой растворялись звезды в утреннем океане небосвода. Грегори вытряхнул из потухшей трубки пепел и спустился на палубу. За всю ночь ему так и не удалось сомкнуть глаз. Сперва головная боль, затем визит Уильяма Барри и лихорадочные сборы. Единственное, что хотя бы отчасти скрашивало ночные злоключения, – необычная ситуация, в которую попал губернатор. Грегори с трудом удержался от смеха, увидев господина Мигеля лежащим на полу со связанными руками, в луже собственной мочи. Кто бы мог подумать, что девчонка окажется крепким орешком, о который городской глава поломает зубы! Ей ведь почти удалось сбежать! Капитан с удовольствием вспомнил взобравшиеся на лоб глаза вельможи, когда тот понял, что ему не позволят наказать строптивую пленницу.
Грегори не страшился мести раздосадованного чиновника. По крайней мере сейчас. Пока он командует галеоном, доставляющим руду на континент, в колоде господина Мигеля нет ни одного козыря.
Оставив компаньона в подавленном состоянии, Грегори сопроводил беглянку на корабль и запер в свободной каюте. Затем в сопровождении боцмана спустился в трюм проверить качество купленных в Мерселе продовольствия и воды. Убедившись, что солонина не пахнет ничем подозрительным, бочонки с водой плотно закрыты, мука и специи рассортированы по прочным, оббитым жестью коробам, капитан поднялся на верхнюю палубу. Наугад выстучал несколько балок, проверяя, не прогнило ли дерево, не образовалась ли где червоточинка, тщательно ли просмолен такелаж. Все это делалось уже не раз, но капитан не ленился подстраховаться, особенно перед длительным плаванием.
Пожурив для приличия боцмана за недостаточно начищенную якорную цепь, Грегори оперся на планшир[5] и раскурил трубку. Его внимание привлек бегущий по набережной человек. Вскоре тот приблизился настолько, что капитан с удивлением узнал одного из десяти каторжаней, проданных вчера губернатору. Беглец остановился у сходей и, шумно дыша, спросил:
– Капитан, назад возьмешь?
– Караульный, – подозвал Грегори воина, замершего возле грот-мачты[6], – приведи конвой.
Если бы не ночные неприятности, Уайтлоу без раздумий вернул бы беглеца губернатору, но господин Мигель за последние сутки создал столько проблем, что капитан засомневался: «А стоит ли?»
Чувствуя, что Грегори Уайтлоу колеблется, Роган добавил со всей убедительностью, на которую был только способен:
– От меня не будет неприятностей – обещаю!
– Конечно, не будет, – усмехнулся Грегори, – тебя закуют в цепи и бросят в трюм. Какие тут могут быть неприятности?
Лицо Рогана озарила радостная улыбка.
– Я сказал что-то смешное?
– Нет-нет, – поспешно заверил Роган. – Меньше всего мне хотелось бы прислуживать губернатору. Рад, что вы избавили меня от этого.
– Я еще ничего не решил, – нахмурился Уайтлоу.
К трапу подтянулся отряд вооруженных алебардами конвоиров.
– Хм, впервые сталкиваюсь, чтобы кто-то на каторгу просился! – пожал плечами Грегори.
Он слишком устал, чтобы ломать сейчас голову над странным поступком каторжанина. Капитан был уверен, что губернатор без угрызений совести прикарманил бы чужую собственность. Усмехнувшись, Грегори решил поступить так же.
– Конвой, заключенного в трюм и заковать! – приказал он.
– Есть, сэр, – гаркнул старший.
Роган протянул руки ладонями вверх, демонстрируя покорность. Его лицо светилось такой искренней радостью, что Грегори невольно подумал, не тронулся ли узник умом. Во-первых, просится на каторгу, во-вторых, сияет как школяр, получивший от строгого учителя похвалу.
Рогану было все равно, что о нем думают. Им всецело владела единственная мысль: Заред Корвин здесь, и скоро он увидит ее вновь!
Глава VII
По воле волн
«Долгий путь» был одним из самых крупных галеонов в королевском флоте – пятьдесят ярдов длинной по килю и двадцать шириной. Закрепленные на средней палубе катапульты стреляли окованными железом бревнами через специально прорубленные для этого порты. На верхней палубе стояли баллисты. В качестве снарядов использовались горшки или бочки с горящим маслом. Попав в корабль, такой снаряд пробивал деревянные стенки и, если матросы не успевали вовремя затушить огонь, вызывал пожар.
Команда состояла из трехсот хорошо обученных людей, в том числе боцмана, кока, плотника, парусиновых дел мастера и бондаря. Десять доверенных лиц капитана следили за соблюдением порядка, а пятьдесят конвоиров стерегли полторы сотни каторжан, поднявшихся на борт судна в Мерселе.
В трюмах, помимо заключенных, размещали товар, запасы продовольствия и самое ценное для моряка сокровище – пресную воду. Водой заполняли деревянные бочки, плотно закупорив их в порту. Для повседневных человеческих нужд открытой оставлялась только одна. Ближайшие помощники капитана и сам Грегори жили на многочисленных этажах полуюта – надстройки, начинающейся с кормы, но не доходящей до бизань-мачты[7]. Здесь же расположились и конвоиры. На корме и качало меньше, и брызги летели не столь обильно. Остальные члены команды спали на нижней палубе.
Для отдыха моряков обычно использовался форпик – помещение в носовой части судна, впереди фок-мачты[8]. Тут постоянно болтало, было очень сыро, но многие капитаны считали данное место идеально подходящим для матросского кубрика[9]. Грегори не относился к их числу. Форпик он приказал переоборудовать в карцер и использовал только для тех членов корабельной команды, чьи представления о порядке не совпадали с его взглядами.
Заред Корвин капитан не стал запирать в трюм, как остальных заключенных, а поместил в одну из свободных кают. Чтобы с девушкой ничего не случилось, к ней приставили двух конвоиров. Тонкое красное платье, в котором Корвин взошла на борт, совершенно не годилось для морского путешествия, и ей выдали обычную полотняную робу.
Каждое утро каторжан начиналось с откачивания воды из трюмов. Как бы тщательно ни конопатили корпуса, вода всегда находила лазейку. Откачка осложнялась еще и тем, что на галеоне не нашлось достаточно длинного шланга, и заключенным приходилось таскать воду в ведрах на верхнюю палубу, чтобы вылить ее там за борт. Пока одни узники носили тяжелые ведра, другие были заняты приборкой палубы. Для ее натирания использовали плоский кусок пемзы, утяжеленный сверху. Несколько человек на длинных веревках возили его по покрытой пеной палубе. Когда пену смывали, заключенные выдавливали воду из палубных досок плоскими дощечками. Труд каторжан существенно облегчал будни корабельной команды. По крайней мере на пути в Кролл матросы были избавлены от двух утомительных занятий: откачивания воды и уборки палубы. Работы прибавилось лишь у боцмана и кока.
