- Спасибо за щедрость, - поблагодарил Андрей Иванович Глинского, в ответ же услышал новое откровение:
- Щедрость? Не то слово. Пусть шляхта поймет, как я уважаю русских, мою могучую поддержку. А ты, князь, настоящую щедрость узнаешь в опочивальне. А сейчас - на пир.
Столы для пира были установлены во дворе, и за них сели вперемешку, как равные, начальники и подчиненные. Даже князьям не приготовили отдельного стола. Для Андрея Старицкого это было очень непривычно, только он и на этот раз решил: «Не гоже в чужой монастырь входить со своим уставом».
Пировали долго и очень весело. Да и как же иначе: без единого раненого обошлось, и каждому привалило великое богатство, а завтра на подвластной Заберезинскому земле ждут их новые, не менее весомые трофеи.
Вот наконец пир окончен. Андрея Ивановича в отведенные ему покои проводил постельничий пана Заберезинского, но не стал самолично помогать гостю снять сапоги и раздеться, а, стараясь выговаривать каждое слово четко, чтобы пан князь хорошо его понял, попросил повременить с раздеванием и удалился за дверь.
Тут же, не успела затвориться дверь, в покои впорхнула панночка. Совсем юная. Вернее, едва начавшая формироваться девочка. Проворковала с игривым хохотком:
- Пану князю нужно раздеваться.
Не успел Андрей Иванович разинуть рот, чтобы поперечить панночке, как она ловко начала исполнять привычное для нее дело, вовсе не стесняясь и не робея. Время от времени, вроде б невзначай, она нежно поглаживала его оголившееся тело. Это возбуждало. Подумалось князю: «Не эта ли обещанная Михаилом Львовичем щедрость? Но не слишком ли юна?»
Панночка тем временем стянула с него сапоги и, освободив князя от верхней одежды, принялась за исподнее. Андрей Иванович хотел сказать, что он и сам не без рук, но промолчал, найдя оправдание: «В чужой монастырь можно ли со своим уставом?»
Исполнив порученное, панночка томно провела ручонкой по мускулистой груди Андрея Ивановича и, лукаво зыркнув в его очи, крутнулась веретеном к кровати. Откинула мягкий полог, взбила подушки, проворковала:
- Князь может лечь и ждать.
Кого? Чуть не вырвался у него вопрос, но он послушно лег. Не очень долго пришлось ждать. Дверь мягко приоткрылась, и в комнату вплыла белой лебедушкой дева-краса. Вот она - настоящая щедрость. Павой подошла к кровати и грациозно опустила свое легкое одеяние на ковер.
«Ловкий маневр. Очень ловкий».
Утром, когда наступило время вставать, услышал князь признание:
- Я кохала пана Яна. Пока его нет, стану кохать тебя, наш дорогой гость.
Бедняжка, она еще не знает о гибели ясновельможного. Хитер князь Глинский. Но не только. Легко идет на любой подлог, достигая своего. Пообещал порадовать - исполнил. И ему не важно, каким способом.
«Но, может, она все знает, но лукавит, боясь участи своего любовника?»
Впрочем, пустое это. Князю Андрею не захотелось больше копаться в таких мелочах. Достаточно того, что он в блаженстве провел ночь, и это его вполне устраивало. Теперь, видимо, пора отправляться на Мозырь, куда Михаил намерен вести свою рать.
Во дворе, однако, полнейшая тишина. Никто никуда не собирается. Разъезды, высланные в подвластные земли пана Заберезинского, еще не возвращались. Выходит, не спешит Глинский идти на Мозырь.
Не ошибся князь Андрей. День до обеда прошел в безделии. Затем - пир. До самого вечера. В опочивальне его опять ждала дева-краса, кохала князя всю ночь напролет, утихомирившись только перед рассветом.
Так миновал и третий день и третья ночь. Благодать, одним словом. Отдыхай душой, тешь свое тело, ни о чем больше не думая. И хотя известно Андрею Старицкому, что князь Глинский ничего просто так не делает, все же решил спросить его, отчего он тратит дни на праздность. Ко всему прочему у Андрея Ивановича снова возникло сомнение в нужности долгого похода на Мозырь, когда значительно ближе стоят такие города, как Вильно и Лида. Если уж война, она и должна стать войной, а не хождениями туда-обратно. Соображения, которые Глинский приводил ему в Турове и которые тогда вроде бы показались убедительными, теперь виделись весьма шаткими. Отчего, размышлял он, шляхтичи, если они и впрямь намерены поддержать своего прославленного воеводу, не могут стекаться, допустим, к Лиде? Что? Дорог не знают? И вообще, угрожать центральным городам выгоднее по всем расчетам, чем овладеть Мозырем, который, как ни крути, все же - окраина.
«Не ставит ли Михаил Глинский в первую голову какие-либо свои личные интересы? Не мыслит ли присоединением Мозыря к Турову создать свое княжество, никому не подвластное, но скрывает от меня свои намерения?» - спрашивал себя царский посланник. А лукавить, как понимал Андрей Иванович, Глинский умеет. Не обвиняя нового знакомого в желании обеспечить свою выгоду, князь Старицкий все же мягко, но настойчиво высказал Михаилу Львовичу все сомнения.
- Много вопросов, друже Андрей Иванович, но я ждал их от тебя и готов ответить, - сказал Глинский.
- Итак, по порядку… Почему - Мозырь? Как я говорил тебе, там много моих сторонников, и если Сигизмунд пошлет на меня рать, мне легче побить ее именно там. Много раз я спасал и город и его окрестности от ордынцев и крымцев, а такое не забывается. В Мозыре и окрестных поселениях шляхта, что меня поддерживает, встретит с полной доброжелательностью. А это очень важно. А под Лидой или Вильно шляхтичи могут встретить враждебность, и тогда не все останутся тверды в своем выборе. Все же я мог бы изменить свой первоначальный план, учтя замысел царя Василия Ивановича, но дело-то в том, что мой план полностью совпал с планом нашего государя.
Не ускользнуло от внимания князя Андрея слово «нашего». Стало быть, Глинский уже числит себя служилым князем российского государя. Это - хорошо.
- Государь Василий Иванович, - продолжал Михаил Глинский, - шлет свою рать на Березину, на Минск и еще северней Минска. Значит, возможно будет легко передвигать силы, собирая кулак там, где это требуется. Исходя из действий противной стороны. Достаточны ли пояснения?
- Вполне, - согласился Андрей Старицкий с доводами опытного воеводы, но тем не менее подумал про себя, что подозрения о личных интересах Михаила Львовича остались, однако не стал высказываться по этому поводу, решив:
«Поживем, увидим. Истина всегда найдет себе выход, как ни таись».
- Теперь - о Вильно и Лиде. Не одолею я этих крепостей имеющимися у меня силами, а русская рать подойдет сюда не вдруг. Не по прямоезжей дороге ей идти, и вполне возможно, с боями придется продвигаться. Враскоряку все может пойти, и не польза получится, а вред. Страху поначалу нагоним, это ты, князь, верно говоришь, но долго ли гоголем ходить станем? Не придется ли нам улепетывать чирками[92]? Большая рать ведется без спешки, без головотяпства. Иначе не успех, а кукиш.
- Принимаю и этот довод, но хочу знать, не во вред ли общему успеху прохлаждаемся мы в этом замке?
- Иль не по нраву утехи ночные? - хотел отделаться шуткой Михаил Глинский, но князь Андрей остался серьезным:
- Подойдет королевская рать, осадит замок, до ночных ли утех будет? На твое ратное мастерство имеет расчет царь Василий Иванович. Повод у него, как и у шляхты: заступничество за оскорбленного. А если нас с тобой осадят, что останется от всей затеи? Тогда уж точно - пшик.
- Не могу ничего возразить. Ты полностью прав. Только не думай, что я свесил уши и, кроме пиров, ничем не занимаюсь. Мне известно, что Сигизмунд уже получил весть о гибели ясновельможного пана Заберезинского, но, похоже, не понял всей важности моего шага, а советников достойных у него сегодня нет. Пока Сигизмунд палец о палец не стукнул. Как мне сообщают, похоже, он даже доволен гибелью заносчивого пана, к которому, как ни суди, попал в зависимость.- Так что, дорогой князь, рати королевской скоро не жди. Сейчас Сигизмунд может послать только свою личную гвардию, но он этого ни за что не сделает: побоится, что она может перейти на мою сторону. Вот так, друже Андрей. Выступаем сразу же, как я получу весть, что Мозырь подтвердил готовность отворить ворота, впустить, кроме того, еще и шляхетские отряды, которые весьма внушительно увеличат нашу с тобой мощь.
- Выходит, зряшные мои тревоги?
- Нет. Они правильные. Виноват я, что не ознакомил тебя с подоплекой моей медлительности и праздности. Исправлюсь, князь, впредь не стану оберегать твое спокойствие подобным способом. По рукам?
- По рукам.
В пирах прошла еще пара дней, еще две ночи - в неге, лишь утром третьего дня Глинский не то сообщил князю Андрею свое решение, не то испросил у него согласия:
Ну, что - пора в дорогу? Пару часов на сборы и - поход. Как?
- Получена весть?
- Да. Мозырь подтвердил клятвенно свою готовность отворить ворота. Да и Сигизмунд начал собирать в Краков Шляхту, ему верную.
