– А вот за это отдельное спасибо.
До штаба армии путь был неблизкий. Городок Самбор, где он квартировал, находился более чем в ста верстах. Так что преодолеть этот путь за день или своим ходом нечего было и мечтать. Если бы не одно «но». До железной дороги было около двадцати верст, и по ней время от времени проезжали составы. Разумеется, о пассажирских перевозках не могло быть и речи. Но воинские эшелоны и санитарные поезда курсировали довольно регулярно. Учитывая, что сейчас лишь раннее утро, у Шестакова имелись все шансы добраться до штаба в течение дня.
В принципе так и вышло. До полустанка они добрались за каких-то три часа. Доставшаяся в качестве трофея легкая коляска оказалась как нельзя кстати. Нет, командир батальона вовсе не страдал манией величия и склонностью к повышенному комфорту. Он вообще не пользовался ею, обходясь верховой ездой. Но для решения некоторых хозяйственных вопросов коляска была намного предпочтительнее. Опять же не обходилось без различных инспекторов, которых надлежало доставлять от железной дороги. Словом, полезная вещь, чего уж там.
Вот и Шестакову она пригодилась. Проделать двадцативерстный путь с удобствами, да еще имея с собой пленного и двоих сопровождающих, – это кое-чего да стоит. По здравом рассуждении прапорщик решил прихватить Началова и Ильина, постепенно превращавшихся в неразлучную парочку. Ну не самому же ему присматривать за пленным.
Откуда он взялся? Почесав затылок и пару раз дернув себя за нос, Шестаков пришел к выводу, что ему совсем не помешает тот, кто хотя бы относительно сможет подтвердить правоту его слов. Нет, не в отношении готовящегося наступления, а касаемо каверз, проделанных его группой. Так сказать, взгляд со стороны противника на деятельность диверсантов и на эффект минных, пардон, фугасных полей.
Вот и подхватили одного из раненых, который двигался по дороге с передовой. Вообще их было трое, но двоих отпустили с миром. Тут с одним раненым придется помучиться, а о троих и говорить нечего. Риск, конечно, имелся, не без того, но кто не рискует, тот, как говорится, не пьет шампанское или что покрепче.
Конечно, было бы куда предпочтительнее захватить кого-нибудь из немецких офицеров штаба Макензена. Или раздобыть еще какое-то вещественное доказательство подслушанного им разговора. Но это совсем уж из ряда вон. Шестаков даже не представлял, насколько должно было ему повезти, чтобы заполучить еще и это.
На полустанке им улыбнулась удача. Как раз отходил санитарный поезд, который следовал через Самбор с остановкой в городе. Пришлось какое-то время уговаривать начальника поезда взять с собой попутчиков. Тот поначалу наотрез отказался, но потом доводы о важности сведений, которыми располагает пленный, возымели свое действие. Заодно раненому австрийцу руку обиходили. В смысле, сменили изрядно загрязнившуюся повязку.
В Самбор прибыли уже после обеда. Все же хорошо, когда имеется железная дорога. Шейранов прекрасно помнил, что значит путешествовать на «конной тяге». Никаких нервов не хватит. А так – милое дело. Нет, конечно, авто с сотней лошадок под капотом и дорога с нормальным покрытием – предпочтительнее, но его и так вполне устраивает ситуация.
Штаб армии располагался в двухэтажном особняке. Кому раньше принадлежало это здание, Шестаков понятия не имел, да и не собирался выяснять. В конце концов, какая ему разница. Главное, что его цель находится под этой крышей. Остается как-то туда попасть. Конечно, можно заявить, что прибыл в разведотдел армии. Но, несмотря на то что тот находился в этом же здании, вход в него осуществлялся через другую парадную, и, можно ли оттуда попасть в сам штаб, было совершенно неясно.
– Я к командующему, с донесением от командира Двенадцатого корпуса генерала Каледина, – показывая на свою полевую сумку, произнес Шестаков, обращаясь к дежурному при входе.
– Ваши документы.
Шестаков вручил документы, удостоверяющие личность, и, когда офицер записал его данные, прошел в сторону кабинета командующего. Нда. Как-то у них тут все… Несерьезно, одним словом. Ох, чует его сердце, достанется дежурному на орехи. А и поделом. Нечего расслабляться. Война тут, в конце концов, или что?
В приемной находились полковник, два подполковника и капитан. Нда. Прапорщик как-то не вписывается в общую картину. Наличествовал еще один капитан. Но этот выступал как бы в роли хозяина помещения, так как являлся адъютантом его высокопревосходительства.
– Прапорщик Шестаков, Сорок седьмой Украинский полк, с донесением к его высокопревосходительству от его превосходительства генерала Каледина.
– Давайте! – окинув прапорщика равнодушным взглядом, бросил адъютант.
– Что давать?
– Донесение давайте, что же еще?
– Прошу простить, но имею приказ передать лично в руки.
– Послушайте, прапорщик, если его высокопревосходительство будет принимать каждого курьера…
– Простите, господин капитан, у меня и в мыслях не было препираться с вами. Но я в некотором роде имею касательство к данному донесению, содержащему факты первостепенной важности. А потому могу ответить на целый ряд вопросов, которые непременно появятся у его высокопревосходительства.
– Даже так.
– Так точно.
– Присядьте.
– Слушаюсь.
Шестаков опустился на стул, гадая, что же последует вслед за этим коротким диалогом. Либо господин капитан промаринует много о себе возомнившего прапорщика, либо все же проведет к Брусилову, причем без очереди, либо очень скоро в приемной появятся представители контрразведки. Хм. Вообще-то последнее очень даже возможно. Мало того, более ожидаемо.
Может, он погорячился, когда решил пролезть вот так, напролом. Кратчайший путь далеко не всегда приводит к цели за наименьший отрезок времени. Порой он оказывается куда длиннее, чем самый что ни на есть обходной. Ну да ничего, он выяснит это практически…
– Господин прапорщик, пройдите, – произнес капитан, появляясь из-за двери кабинета командующего, после того как приемную покинул очередной посетитель.
Хм. Вот так просто? Нет, он, конечно, в курсе, что наглость города берет. Мало того, он именно на это надеялся. Но в тот момент, когда Шестаков понял, что прав, он сильно удивился тому, как противник еще не уничтожил к чертям собачьим все командование русской армии. Хм. С другой стороны, убери этих по большей части бестолковых, и на их место очень даже могут прийти молодые, энергичные и далеко не глупые. Так что тут палка о двух концах. Но все равно бардак какой-то.
– Ваше высокопревосходительство, прапорщик Сорок седьмого Украинского полка Шестаков.
– Здравствуйте, господин прапорщик. Итак, что там такого мне передает Алексей Максимович, чего не может доверить ни телефону, ни телеграфу.
– Германское командование начало переброску Одиннадцатой армии Макензена на станцию Новый Сандец с целью проведения наступательной операции на участке нашего фронта.
– Интересно. А поподробнее?
– Я прибыл не от генерала Каледина, это моя собственная инициатива. Согласно моему командировочному предписанию, я доставляю пленного, располагающего важными сведениями, в разведотдел армии. Но то, что я вам сказал, является совершенно достоверным.
– То есть вы вот так, по собственной инициативе и без особого труда, попали в кабинет командующего?
– И при оружии, ваше высокопревосходительство, – кивая в такт своим словам, подтвердил Шестаков.
– Замечательно. Не штаб армии, а какой-то проходной двор.
Чего было в словах командующего больше – злости, разочарования или все же праведного гнева по отношении к наглому прапорщику, так сразу и не поймешь. Главное, чтобы этот гнев не застил ему разум. Нет, в итоге они, конечно, во всем разберутся, и Шестакова за этот проступок не расстреляют. Но если он ошибся в командующем и тот распорядится об аресте, то плакали его надежды на поддержку Брусилова в организации собственного отряда. И придется все начинать с самого начала.
В кабинет вошел адъютант. Как видно, у генерала имелась кнопка вызова. А почему бы и нет, если на столе стояла электрическая настольная лампа с зеленым абажуром, да и под потолком люстра с лампочками, а не со свечами. Брусилов посмотрел на вошедшего капитана, потом на вытянувшегося в струнку прапорщика и тяжело вздохнул.
– Рязанцев, с вами я потом разберусь. Пока идите. Ну а вы, господин прапорщик, продолжайте. Я жду подробности.
Ну что же, хорошо уже то, что он не ошибся в личности Брусилова. Значит, не все еще потеряно. Хотя это пока ни о чем не говорит. Но как там пел в своей песенке Д’Артаньан из мультфильма его молодости: «Меня не слышат, это минус, но и не гонят, это плюс». Так что ищите позитив во всем, так жить легче…
– Вот, значит, как. Интересно. Очень интересно. Но это только слова. Чем вы можете подтвердить эти сведения? – задумчиво и очень серьезно поинтересовался Брусилов.
