Вот только эта карасевская мина не так уж и проста в установке. Нужно обязательно заглублять ее в землю, не то она нипочем не захочет смотреть вверх, потому что книзу имеет коническую форму. Ну и как с ней прикажете возиться, если австро-венгерские части идут сплошным потоком? Тут уж остаться незамеченным не будет никакой возможности.
Пожалуй, следует изготовить что-то вроде «монки». Вот ее можно было бы установить без особого риска. В принципе в ее изготовлении нет ничего сложного при наличии взрывчатки и взрывателей. И то и другое имеется. Конечно, тут еще и форму нужно придать правильную. Ну да пойдет и так, на глазок. Все равно мало не покажется. А с правильной геометрией пусть уж мудрят те, у кого с образованием все в порядке.
Вернулся и Началов. Все верно, примерно в версте от них, в сторону перевала, расположилась стопятидесятимиллиметровая гаубичная батарея. Она-то и долбит. Еще одна завидная цель. Вот только близок локоток, да не укусишь. Ты поди еще разберись с этой батареей. Там сотни две с половиной народу, причем далеко не все задействованы у орудий. Как бы не половина из них – это обслуга. В такой батарее одних только лошадей с полторы сотни, а за ними уход нужен. Лошадь – не человек, она куда требовательнее и капризней. Так что народа, слоняющегося вокруг, будет предостаточно.
Но, несмотря на это, Шестаков приказал набросать план-схему батареи. Довольно компактно расположились. Причем по всему видно, что давно. В наличии серьезные блиндажи, похоже, пороховые погреба. Навесы для лошадей расположены чуть в сторонке, под деревьями. Там же видны то ли землянки, то ли полноценные блиндажи для личного состава. Н-нет, ничего дельного на ум не идет. Да и что тут придумаешь? В тринадцать стволов нападать на две с половиной сотни? Угу. Верный путь к самоубийству. Реальнее нужно смотреть на свои возможности, скромнее быть. Тогда, глядишь, и военное счастье к тебе подтянется.
Покряхтел, поерзал и отдал приказ на отдых. Пусть стемнеет, а там, глядишь, и решение какое появится. В любом случае они сейчас ничего поделать не могут. Да, совесть гложет, и у парней настроение соответствующее, там их товарищи умирают под вражескими снарядами, а они укладываются отдыхать. Но с другой стороны, и вернуться к своим у них нет сейчас никакой возможности. Так что нечего почем зря душу рвать.
Вечер оказался мудренее утра. Нет возможности закопать фугас? Тогда можно его установить на треногу. Примотать по периметру мины три короткие жерди, и устанавливай где хочешь. Правда, место все же придется подбирать, потому как нужно первый корпус с вышибным зарядом заякорить, чтобы он не взмыл вверх, увлеченный выпрыгнувшей миной. Для этой цели снизу конуса имеется кольцо, в которое поперек вставляется палка. Присыпанная слоем земли на высоту мины, она достаточно надежно удерживает, чтобы произошло натяжение цепи и сработал ударный механизм взрывателя.
Ну а поскольку мину решено устанавливать снаружи, то подойдет оголившийся корень дерева или куста. На склоне гор такие вовсе не редкость, потому что их подтачивает сбегающая сверху вода. Конечно, придется немного пошарить в темноте, но это некритично. Впрочем, опять же зависит от того, есть ли движение по дороге.
Движение было. Причем в обе стороны. В гору поднимались свежие части, вниз спускались раненые. В основном они шли самостоятельно, кто, опираясь на самодельные костыли, кто, баюкая раненую руку или забинтованную голову. Но хватало и подвод с красными крестами, в них везли бедолаг, которым не повезло гораздо больше.
Все шесть мин установили довольно быстро. Причем особо не опасаясь. Несмотря на то что канонада все еще продолжалась, поток свежих частей уже не был сплошным. Между подразделениями наметились явные и подчас внушительные разрывы. Вот только этого все равно недостаточно для установки фугасов прямо на дороге. Опять же раненые брели мелкими группами, практически постоянным ручейком.
Исходя из поражающих свойств фугасов, удалось перекрыть участок дороги протяженностью метров в двести. Примерно столько и занимала на марше пехотная рота. Оставалось дождаться подходящей дичи, и желательно, чтобы под раздачу не попали раненые, бредущие вниз в поисках медицинской помощи. Этим бедолагам и без того досталось. Пришлось пропустить три роты, и только четвертую взять в оборот.
Детально рассматривать, чего они там наворотили, Шестаков не стал. Хлопки вышибных зарядов, разрывы сдетонировавших мин, крики, одни панические, другие страдальческие. Досталось многим, это без сомнения. А еще никаких сомнений, что очень скоро начнут искать тех, кто это устроил. Ну и что, прикажете дожидаться, когда это произойдет? Нет уж, увольте. Мы лучше ножками, ножками. Причем не в сторону своих, а поглубже в тыл к австриякам.
Ну что сказать, путешествие по горно-лесистой местности, даже если это Карпаты, то еще удовольствие. А уж если все происходит ночью, так и подавно. Конечно, можно использовать открытые участки, которые позволяли двигаться гораздо быстрее. Вот только шансы обнаружения группы на таких участках резко возрастали.
Ну не верил Шестаков в то, что их не станут искать после устроенной ими каверзы. Использование фугасов четко указывало на наличие в тылу русских солдат, пусть даже такого понятия, как разведочно-диверсионные подразделения, в этом мире пока еще не было. Зато есть охотники что с одной, что с другой стороны, которые понемногу шкодничают во фронтовой полосе. Вот этих-то охотников и будут искать.
Примерно через два часа они вновь вышли на дорогу. Как видно, это был все тот же путь на перевал. Части, направляющиеся вверх по склону, иссякли, зато наличествовали раненые, продолжавшие тянуться с передовой. Прикинув так и эдак, Шестаков решил, что им совсем не помешает тот, кто просветит их относительно существующих здесь реалий.
Грешно сказать, но бойцы Шестакова не имели даже маломальской карты данной местности. Ага. Вот так, отправились на вражескую территорию, будучи совершенно слепыми. По сути, на авось. Ну а что такого? Генералам же не зазорно бросать целые армии, не разработав никаких планов. Мол, двигаемся туда, а как это «туда» обеспечить, уже несущественная деталь. Ну и чем он хуже?
Шутка, конечно, хотя и горькая. Но и поделать с этим прапорщик ничего не мог. Ну не имелось у него карт, ни русских, ни трофейных. За все время он видел только одну, у капитана Глымова, изрядно потертую и для разведки, в общем-то, бесполезную. Масштаб крупный, обозначен на ней только перевал с прилегающей местностью. Кстати, непонятно, как Глымов должен был развивать наступление в случае удачного прорыва фронта. Или в случае удачи ему должны были выдать новую карту, или их не было ни в батальоне, ни в полку.
Раненного в руку солдата, довольно резво направлявшегося в тыл, с дороги выхватил урядник с одним из бойцов. Посидели в кустах у обочины, дождались одиночку и выкрали по-тихому. Сомнительно, чтобы его кто-то искал. После каждого большого боя в частях наступает эдакий кавардак, так что, пока разберутся, что к чему, и сверят списки, пройдет много времени.
Солдатик не подвел. Нет, великих тайн он не ведал. Но зато точно знал, что служит в Семнадцатом корпусе под командованием генерала Критека, штаб которого находится в Свиднике. Там же, кстати, находится и медсанбат корпуса, до которого бедолага не дошел всего-то пару верст. А еще корпус входит в состав Третьей армии под командованием генерала Броевича, со штабом в городке Гуменне.
Узнали разведчики и о результатах своей диверсии. Если верить солдатику, то они подчистую уничтожили целую роту. Сомнительно, конечно. Но то, что рота понесла серьезные потери, разумеется, правда. А еще они услышали из первых уст о том, насколько эффективной оказалась идея Шестакова с минными полями. Австрийские солдаты и без того были не в восторге от русских фугасов, разбрасывавших картечь. Но те были хотя бы достаточно редким явлением. А тут…
Одно дело, когда рядом замертво падает товарищ, пробитый куском металла. Бывают, конечно, и раненые, и таких большинство. Но это ничто по сравнению с оторванными конечностями, вывороченными внутренностями и воплями бедолаг, подорвавшихся на таком подлом оружии. После подобных «сюрпризов» солдаты залегали, так и не добравшись до проволочного заграждения, отказываясь идти в атаку. Впрочем, возможно, пленный и тут сильно преувеличил.
Вообще словоохотливый попался австриец, но как это ни противно, законы войны суровы, хотя и не всегда справедливы. Никакой неприязни по отношению конкретно к этому мужичку у Шестакова не было, но ни тащить его с собой, ни отпустить они не могли. Прапорщик достал из шва рукава спицу из упругой стали и выверенным ударом сразил пленного прямо в сердце. Потом бойцы оттащили тело на дорогу, нашли торчащий из земли камень и уронили на него австрийца, попав точно виском. Ну, шел солдат в темноте, раненый, походка неверная, споткнулся и неудачно упал. А что до ранки от спицы, так ее и не всякий эксперт разглядит даже в двадцать первом веке.
