Только отпускаю Варины руки, она, выказывая какие-то одуряющие чувства, стремительно обнимает. Прижимает к себе, словно для нее все это тоже что-то значит.
– Не… Не больно…
– А трясешься чего? Холодно? – продолжаю говорить с ее виском.
– Нет… Просто… Просто трясусь… Так мне хочется!
Стараюсь фокусироваться на разговоре и не думать о том, что все еще нахожусь внутри нее. Первый. Мать вашу, как не мусолить эту мысль, если член зажат в бархатной теплоте? Если я все еще там – на вершине? В ней. С ней. Искры по телу высекает, как ни пытаюсь успокоиться.
– Сердце как? – спрашиваю на выдохе.
– Разбито. Давно, – выдает резко и уверенно. Добивает дробным мурашечным шепотом: – А твое?
Судорогами скручивает не только мои напряженные мышцы, но и все внутри. Поднимается за ребрами настоящая штормовая волна.
Мое? Второй раз остаются кровавые ошметки. Но об этом я ей не скажу. Без того едва дышу.
– Центурион… Я серьезно. Как ты?
– Прекрати так называть! Нормально я. Честно. Просто… Просто заканчивай скорее.
– Уверена?
– Уверена.
– Держись, – выдыхаю, прежде чем сорваться.
Двигаюсь как никогда медленно и осторожно. Мучительно и нежно. Едва раскачиваемся, а все равно: то взлетаем вверх, то ухаем в пропасть.
Тугая. Горячая. Дрожащая.
Моя. Абсолютно.
Первый… Первый… Первый…
Сердце в безумном отрыве стучит на максимум. Вроде никакой особо физической активности, а оно колотится настолько, что дурно становится.
Устав с собой бороться, поднимаю голову и нахожу ее глаза. Варя отвечает. Смотрит… Смотрит на меня! Тяжело дышим друг другу в губы. Двигаемся. Я толкаюсь в ее тело, она чувственно дрожит и подается навстречу. Царапает ногтями мне спину. Когда вбиваюсь до упора, загоняет глубже и на секунду цепенеет. Я тоже в этот миг инстинктивно замираю. На обратном движении сильнее всего бомбит. Обоих. Я же чувствую. Все наружу. Остановить невозможно.
Смотрю на нее. Смотрю.
И она смотрит. Смотрит.
Дышим с каждым толчком чаще и громче. Вбиваясь в ее тело, уже мечтаю остаться там навсегда. Наслаждение, которое охватывает все мое существо, является каким-то болезненным и все еще чересчур горячим. Стольких перетрахал, подобное сплетение оттенков удовольствия различаю впервые.
С Любомировой все иначе. Яростнее. Острее. Ярче.
Просто до нее я не умел летать. А сейчас летаю.
И похер на все.
Раз уж нутро вырвало, терять больше нечего. Со стоном выдыхая, преодолеваю последние сантиметры трескучего воздуха и прижимаюсь ртом к Вариным губам. Игнорируя ее оцепенение, одичало лижу языком, чтобы сходу набрать максимум вкуса. Раз, другой… И, наконец, впиваюсь со всей одержимостью в ее рот. Раздаю все чувства – без какого-либо сожаления. Без тормозов, прямиком вниз и сразу вверх, когда Варя отвечает.
Жадно. Горячо. Влажно.
И больно. Блядь, конечно же, больно. Без этого никак, понял уже. Слишком большую армию чувств в груди расплодил. Свирепую и разгромную. Разносит все. В щепки, вашу мать.
Содрогаемся. Мучительно и сладко.
Не прерывая поцелуя, Варя начинает плакать. Точнее, продолжая рывками целовать, в промежутках громко и сипло всхлипывает. Узнаю эти эмоции, и меня замыкает как раз в тот момент, когда она зажимает своими шелковыми внутренними мышцами мой член и, истекая густыми, горячими соками, кончает. Чувствую безумной частоты пульсацию и забываю, что хотел видеть ее лицо на пике блаженства. Тупо не успеваю оторваться, как сам разлетаюсь. С надсадным стоном, в последнюю секунду выдергиваю из Любомировой член и, не удержавшись на вытянутых руках, тут же падаю сверху.
Судорожно втягивая воздух, прижимаюсь лицом к тонкой шее и замираю, чтобы восстановить не только дыхание... Приходится заново запускать все системы, ибо я с этим оргазмом, видимо, все-таки умер.
[1] Possession (англ.) - владение, распоряжении, хранение, обладание, собственность.
Глава 24
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
…он рожден доминировать, а я – покоряться…
© Варвара Любомирова
Когда Кир поднимается и смотрит сначала на свой окровавленный член, а потом и мне между ног, хочется зажмуриться и исчезнуть с лица Земли. На пару часов, минимум. Пока он перестанет злиться. А в том, что Бойка сердится – нет сомнений. Взгляд, которым он на меня смотрит, является первым тому доказательством. И потом… Когда я, красная и смущенная, покрываюсь с ног до головы мурашками, Кир вдруг хватает меня и переворачивает на живот. Одна пятерня вжимает мое лицо в подушку, а другая… хлестко опускается мне на задницу.
Это больно и оскорбительно. Кожа в месте удара вспыхивает огнем, а потом этот жар стремительно ползет по всему моему телу.
Давление исчезает. Я оборачиваюсь, готовая возмутиться. Но, едва вижу Бойку на ногах, теряюсь. Он дрожит. Всем своим сильным и мускулистым телом. Крупно. Лихорадочно. Выразительно. Грудь высоко и часто вздымается. Он будто задыхается. Шатается, словно пьяный.
Столь яростные переживания я вижу у Кира впервые. Они потрясают и сотрясают меня. Видимость замыливается слезами. Я распахиваю губы, чтобы вдохнуть и не сорваться на рыдания. Беспомощно наблюдаю за тем, как Бойка натягивает штаны и, подхватив сигареты, вываливается из комнаты, так больше ни разу не взглянув на меня.
Как только остаюсь одна, тело пробивает какой-то заряд. Подскакиваю с кровати и, обтираясь краем простыни, принимаюсь суматошно приводить себя в порядок. Результат не вызывает удовлетворения, и я оказываюсь вынуждена примириться с мыслью, что придется потратить время на душ. Минут пять-семь, но все же теряю. После принюхиваюсь к висящему в ванной халату, он кажется мне чистым – пахнет порошком. Накидываю и вдруг у зеркала застываю.
Именно сейчас, с опозданием, догоняет понимание – это произошло. У нас с Бойко был секс. В груди становится горячо, хлипко и щекотно – пробуждается жар-птица. Ликуя, сыплет вниз живота горящие перышки.
Отмирая, приказываю себе пошевелиться. Мне волнительно и страшно. Я не могу предположить, что Бойка может мне сказать. И не знаю, что сама буду ему говорить. Иду, полагаясь лишь на внутреннее чутье.
Где тут можно курить?
Выхожу на улицу, но на крыльце никого не обнаруживаю. Шагаю в темный двор. Огибаю дом и, наконец, нахожу Кира. Не просто вижу его, первым делом слышу затрудненное и громкое дыхание – Бойка атакует турник. Скорость, с которой он раз за разом подтягивается, свидетельствует не столько о его силе и впечатляющей выносливости, сколько о том, что он все еще на пределе эмоций. Очевидно, пытается с ними справиться, выкладываясь физически.
– Кир… – зову, все еще не определяясь с тем, что ему сказать.
Но говорить и не приходится. Едва Бойко слышит мой голос, он будто срывается с той точки контроля, на которой так отчаянно пытался удержаться. Спрыгивает на землю и устремляется ко мне.
Быстрый, безумный, горячий и мокрый. Схватив меня, крепко стискивает и толкает к стене. Надсадно дыша, всем телом прижимается. Острее всего контакт с его влажным лицом ощущаю. Остальное притупляет толстый махровый халат. Пока Кир не дергает его полы в стороны. Вскрикивая от неожиданности, имею неосторожность столкнуться с ним взглядом. Содрогаюсь первый раз от того огня, что горит в его глазах. Второй – когда прижимается к моему голому телу своей мокрой грудью.
Пот крупными каплями стекает по его коже. Это должно ощущаться грязно и отвратительно. Но… Меня, напротив, резко охватывает возбуждение. Оно гудит во мне, искрит и приводит к дробному замыканию.
– Зачем ты пришла? – рвано выдыхает Бойка.
Ответа не ждет. Обвиняет и набрасывается на мой рот. Прихватывает, будто кусает. Часто вздрагивая, не могу сдержать тягучий стон удовольствия. Кир его пьет и отзывается более грубыми звуками. Ловлю эти пульсирующие животные рыки, глотаю и, жадно сминая его губы, требую добавки. Виляя, в мой рот входит влажный и горячий язык. Принимаю его, ласкаю своим, отражаю страстное трение, кусаю. Последнее словно какой-то отмашкой служит – Бойка, демонстрируя свое силовое превосходство, полностью завладевает моим ртом. Суматошно курсирует по моему голому телу ладонями – лапает, сжимает, ласкает, сминает. Сначала я становлюсь мокрой от того, что пропитываюсь его потом, а затем меня и саму бросает в жар. Натуральным образом лихорадит.
