его простить меня и вернуть его.
— Проблемы мужа и жены, — вот что я ей сказала, и это помогло.
Теперь мы ждем, когда Ремо выйдет из лифта и войдет в свой кабинет, где сижу я.
— Доброе утро, мистер Кэйн, — говорит Амина слишком громко для обычного разговора.
В ответ я слышу негромкое ворчание "доброе утро".
Проходит секунда. Сердце замирает в горле, и я задерживаю дыхание. Я не хочу ничего пропустить.
Проходит еще одна секунда.
Громкий удар заставляет меня вздрогнуть. Я зажимаю рот рукой, чтобы не издавать никаких звуков.
— Черт! — От этого глубокого гортанного крика мне становится не по себе. Я знаю, что это должно быть больно.
— Смотри, куда идешь. Что ты делала с таким тяжелым ящиком? — Голос Ремо громко гремит в офисе, так как на его этаже пусто.
— Куда ты идешь?
Камари, должно быть, идет или убегает.
— Она просто пришла забрать доставку для третьего этажа. Я поговорю с ней. Ты в порядке? — быстро говорит Амина, видимо, пытаясь отвлечь его, чтобы он не остановил Камари.
Хорошо, что Камари была в светлом парике, закрывающем половину лица.
— Иди, посиди в своем кабинете. Я принесу пакет со льдом.
Я вскакиваю с дивана, стоящего сбоку от кабинета, и стою, ожидая, пока ручка двери опустится, а затем медленно откроется.
В комнату входят блестящие черные туфли, за ними — знакомые чистые брюки, ведущие вверх по большому, сильному телу Ремо. На его лице глубокое хмурое выражение, он идет, совершенно не хромая. Он скрывает свою боль, и от этого я вдруг чувствую себя виноватой.
Может быть, я зашла слишком далеко.
— Ремо? — Мой голос тихий, как шепот в темноте.
Сколько книг упало и задело его? Это была целая коробка? Может, мне стоит просто извиниться? Нет, тогда он будет относиться ко мне еще более настороженно, чем сейчас.
Ремо поворачивает голову в мою сторону, его темные глаза прищуриваются. Он закрывает их, вздыхает и сжимает переносицу.
— Вот, позволь мне ответить. Что случилось? — Я изображаю бесстрастность, быстро беру из его рук портфель и кладу его на стол.
Я поворачиваюсь, готовая помочь ему, но он уже идет к своему креслу за столом.
Он со стоном опускается в кресло, и его голова откидывается назад.
— Ты в порядке?
Я смотрю, как покачивается его адамово яблоко, и у меня перехватывает дыхание.
Не время думать о том, что он красив, Аврора.
— Просто помолчи минутку.
Это не грубость, а просто просьба, как будто он пытается все обдумать.
Я медленно обхожу его стол и бросаю взгляд на его туфли. На кончике левого ботинка есть небольшая вмятина, но я бы ее не заметила, если бы не искала ее специально. Я поднимаю глаза и вижу, что его красивое лицо напряжено. Он поднимает руку и массирует плечо.
— У тебя болит плечо?
Ремо открывает глаза и смотрит на меня. В его глазах плещутся досада, растерянность и раздражение.
— Я не уверен. Я каждый день делаю такое лицо?
Его вопрос риторический, я знаю, что так оно и есть, но все равно пролепетала: —
Ты выглядишь так, будто собираешься убить меня каждую секунду, так что да?
Я пожимаю плечами и оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, могу ли я чем-нибудь ему помочь. Конечно, я не могу делать ему массаж здесь, в его кабинете, так рано утром.
Может быть, я могу наложить какую-нибудь мазь, чтобы помочь ему. Что-нибудь.
— Ты…
Крепкая хватка на моем запястье не дает мне отойти от него.
Я смотрю вниз на большую загорелую руку, держащую мое запястье. Нервы бросились мне в живот.
Ремо выглядит еще более растерянным, чем раньше.
Почему хмурый взгляд не может быть плохим?
Почему оно тебе так идет?
Его сильные черты лица только подчеркивают его красоту и заставляют меня снова почувствовать слабость внутри.
— Что ты сказала? — Его тон спокоен, глаза пристально смотрят на меня.
— Вообще-то, я даже не успела закончить предложение.
Я нервно хихикаю.
Он качает головой.
— Что ты сказала до этого? — требует он, его голос достаточно глубок, чтобы вызвать у меня дрожь, но я воздерживаюсь от какой-либо реакции. Крепкая хватка на моем запястье удерживает меня в заложниках.
— Что ты смотришь на меня так каждый день? — спрашиваю я.
Мое сердце подскакивает, когда он притягивает меня к себе, пока я не оказываюсь между его ног. Я хочу прочитать в этом маленьком жесте нечто большее, но не стоит.
Мой разум говорит мне, что он просто хочет выслушать меня и не хочет, чтобы я убежала, а мое сердце — глупый, бредовый орган — думает, что он тянет меня к себе, чтобы прикоснуться ко мне поближе, чтобы обнять меня.
— Как например? — Он снова спрашивает, и я не знаю, что… ох.
— Как будто ты… хочешь… убить меня? — Я говорю это медленно, надеясь, что он не придет в еще большую ярость.
Я не могу смотреть на него. Я не могу видеть, как в его глазах нарастает гнев. Он все крепче сжимает мое запястье.
Мое дыхание учащается, а в глазах появляются крошечные точки.
— Почему ты так думаешь? — Он легонько дергает меня за руку.
Я сглатываю, не глядя на него. — Ты… Это не имеет значения. Я смирилась с…
Еще один более резкий рывок.
— Почему ты так думаешь, Аврора? — Его тон становится жестким.
Вот так, я становлюсь слабой в руках этого человека.
— Ты всегда смотришь на меня так, будто я тебя раздражаю. Ты отворачиваешься или уходишь, когда я нахожусь в комнате. Ты даже не хочешь слушать, что я говорю. Я знаю, что говорю слишком много, но я думала, что, может быть, мы сможем быть вежливыми, находясь в этом браке, чтобы наши жизни не усложнялись, но я чувствую, что ты просто ненавидишь меня.
Я резко вдохнула и прикусила губу. Я не могу позволить своим эмоциям взять верх.
Шрам за ухом начинает гореть.
Глаза горят.
Ремо не отпускает меня.
Зачем я это сказала? Зачем я так опозорилась?
Нос Ремо вспыхивает, глаза сужаются.
Он резко дергает меня. Я взвизгиваю и падаю к нему на колени. Я быстро перекладываюсь, сидя боком на его сильных бедрах, и стараюсь держать голову ясной.
Она не ясная. Совсем.
Я не могу сосредоточиться, когда мы так близко.
Вчера я поцеловала его в щеку ради его родителей. Я сидела рядом с ним, и мне пришлось держать лицо, чтобы никто не догадался, что я схожу с ума от этого. Он прикоснулся ко мне, обнял меня за
