Они подошли к окну и несколько минут стояли молча, разглядывая пейзаж за окном. Первым нарушил тишину дядя Витя.
– Ты этого добивалась? – спросил он. – Чтобы праздник был испорчен? Твой праздник.
– Правда. Вот и все, что мне было нужно. Слишком долго меня водят за нос. Я этого не люблю.
– Какую правду ты хочешь услышать?
– Любую. Но только правду. Куда подевалась твоя девка? Она тебя бросила?
Дядя Витя молчал.
– Что ты успел ей рассказать?
– Ничего.
– Верится с трудом. В ее присутствии ты теряешь разум. Отвратительно было наблюдать все эти годы, как она вьет из тебя веревки. Шлюха.
– Она не шлюха, мама.
– Вы расстались?
– У меня нет ответа на этот вопрос. – Голос дяди Вити прозвучал очень грустно.
– То есть с тобой она больше не живет? Съехала? Или выкинула из дому тебя? Мне нужно вмешаться?
– Я сам во всем разберусь…
– Ты уже шесть лет разбираешься. Пока она ставит тебе рога. Даже не удосужилась родить тебе ребенка.
– С каких пор ты озабочена этой проблемой?
Ба резко обернулась к дяде Вите и ухватила его за подборок. Похожие вещи она неоднократно проделывала и со мной. И так же, как затравленная Анечко-деточко, дядя Витя не предпринял никаких попыток, чтобы ослабить хватку.
– С тех самых, как разочаровалась в своих сыновьях. Тряпки. Что у вас в яйцах, черт возьми? Силикон? Пенопласт?
– Не будь вульгарной, мама.
– Я имею право быть такой, какой хочу. Пока волоку всё на себе. Кому я это оставлю? Вашим бабам, которые готовы меня на части разорвать?
– Да ты сама порвешь кого угодно.
– Только поэтому мы еще держимся на плаву. – Ба сделала долгую паузу, а потом спросила: – Как Марик?
– Он… в порядке.
– Почему ты не забрал его на каникулы?
– У него были другие планы. Насчет каникул.
– Какие?
– Господи… Почему бы тебе самой не спросить у него? Ты ведь его бабушка.
– А ты – отец. Жаль, что ты редко вспоминаешь об этом.
– Не тебе меня судить.
– О чём это ты?
– Ты знаешь о чём. – Дядя Витя сделал упор на слово «знаешь».
– Та тема закрыта навсегда. – Ба сделала упор на слове «та». – Сейчас мы говорим о тебе. И о том, что ты пренебрегаешь родительскими обязанностями.
– Это не так.
– Это так. Что же с тобой сделала твоя сучка? Как ей удалось тебя приворожить? Я ведь хорошо знаю тебя, Виктор. По своей воле ты не мог вляпаться в такое дерьмо.
– Такое дерьмо, как любовь?
Ба откинула голову назад и захихикала.
– Оставь пафос для годового собрания акционеров, дружок.
– Ну, конечно. Откуда тебе знать про все это…
– Посмотри на себя, Виктор. Она из тебя все соки высосала. Лишила воли. Боюсь, что и ума тоже.
– Ты повторяешься.
– И еще тысячу раз повторюсь. Если бы ты существовал сам по себе, меня нисколько не волновало бы твое душевное состояние. В конце концов, ты взрослый мальчик. Но я не хочу, чтобы пострадало дело…
Ба на шаг приблизилась к окну и забарабанила по нему пальцами.
– Оно не пострадает.
– Теперь нет, – спокойно произнесла она. – Я приняла меры.
– Твоя предосторожность излишня. Во всяком случае в том, что касается… Изабо.
– Где она?
Так и не получив ответа, Ба продолжила:
– Я могла бы узнать сама. Средств и возможностей хватает. Но это было бы унизительно по отношению к тебе.
– Ты и так достаточно меня унизила, мама.
– Тебя унижает твоя шлюха. Не я.
От всего этого разговора веяло могильным холодом. И холод был так ощутим, что я тряслась, как осиновый лист, думая только о том, как бы не вывалиться на дорожку. Лица Ба и дяди Вити были неразличимы в сумерках, хорошо просматривались лишь их силуэты на фоне заснеженного окна.
Зомби, вот кто они такие!
Самые настоящие зомбаки, которые жаждут сожрать все самое лучшее, что есть в жизни. Не только у Анечко-деточко – вообще. Колечки, ветер, тысячи дорог… Но это им не по зубам.
Нет.
Нет-нет-нет.
– Оставь ее в покое, мама. Оставь нас в покое.
– И не подумаю.
– Не можешь простить ей, что она такая настоящая? Такая живая? Что она в тысячу раз лучше тех, кем ты себя окружила?
Ба снова захихикала. Странное дело, если в голосе у нее всегда слышится металл, то смех представляет собой полную противоположность. Он мягкий, складчатый и в то же время – неприятный, как кусок половой тряпки. Наверное, так Ба удобнее хлестать по лицу всех желающих.
– Ты уверен, что она – живая?
– В каком смысле?
Ответить Ба не успела. Чей-то голос вежливо и негромко окликнул ее:
– Белла Романовна?
– Фу ты черт! – Плечи Ба вздрогнули. – Я уже просила тебя, Карина. Не подкрадываться и не стоять у меня за спиной. Если ты не усвоишь этих элементарных вещей, нам придется расстаться.
– Простите.
– Что еще произошло?
– Звонил Печатников. Что-то срочное.
– Хорошо. Я поднимусь в кабинет.
Через секунду Ба как ветром сдуло. За ней, шаркая ногами, потянулся дядя Витя. А я еще некоторое время сидела в своем укрытии, ухватившись пальцами за стебель тростника. Интересно, куда подевались Ма с Папито? Почему не ищут свою лапочку-дочку?
– …Долго еще будешь прятаться?
Голос, раздавшийся где-то совсем близко, заставил меня вздрогнуть.
– Я знаю, что ты там. Вылезай.
Карина Габитовна сидела в том же кресле, в котором до того сидела Анечко-деточко. Включив миниатюрный, размером с половину авторучки фонарик, она посветила мне в лицо.
– Вам неясно было сказано? – щурясь от света и обмирая от собственной наглости, процедила я. – Будете подкрадываться – вылетите с работы.
– А чем занималась здесь ты?
– Не ваше дело, – огрызнулась я. – Чем бы не занималась – меня точно не уволят. Сами понимаете. Уберите свет.
Карина Габитовна недовольно хмыкнула, но фонарик все же отключила.
– Тебя искали родители, – примирительно сказала она.
– Да.
– Мне кажется, имеет смысл вернуться к ним.
– Сама решу, что делать.
Снежный свет, идущий от окна, падал на лицо робота-андроида, нисколько не смягчая его. Даже странно, что Карина Габитовна может двигаться бесшумно: с такими физическими данными она просто обязана издавать скрип и лязг при ходьбе.
Я все пялилась и пялилась на нее, пока в роботе-андроиде что-то не щелкнуло. Клянусь, я слышала этот щелчок! Он запустил в недрах Карины Габитовны неведомую мне реакцию, и ее губы раздвинулись в подобии улыбки:
– Я не враг, Аня.
– Я знаю. Вы – никто.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице. А улыбка, кажется, стала еще шире.
– Нам пора. Или ты собираешься здесь ночевать?
– А если так – то что? Это мой дом.
– Боюсь, ты ошибаешься.
Секунду назад она еще сидела в кресле – и вот уже нависает надо мной, ухватив рукой за плечо. Хватка у Карины Габитовны железная.
Я и пискнуть не успела, как она уже подталкивала меня к выходу из сада. Сопротивляться этому было неразумно – черт его знает, что написано у робота-андроида в инструкции по эксплуатации? Вдруг он обязан аннигилировать объект при малейшем противодействии?
– Странное у вас имя, – сказала я, когда мы вырулили в коридор.
– Ты полагаешь?
– Ну, Карина – еще куда ни шло. Даже красиво. А Габитовна – это что такое?
– Отчество, – коротко ответил робот-андроид. – Если оно тебя смущает, можешь звать меня Карина.
– А можно я буду звать вас КарГа? Такой… сокращенный вариант от имени и отчества…
Выпалив это, я остановилась и пристально посмотрела на Карину Габитовну. В тайной надежде, что у робота-андроида перегорят предохранители и он задымится.
Но возгорания не произошло.
– Тогда я буду звать тебя маленькой сучкой. Ты не против?
– Смущает слово «маленькая», – бестрепетно ответила я. – Не такая уж я маленькая, если разобраться.
