стоимости отдельных сделок. Это противоречие можно разрешить, только если мы рассмотрим отношения, связывающие контрагентов в каждой сделке купли-продажи. Обратимся к графикам III, IV и V.
Наложение этих графиков соответствует графику II; речь идет о тех же транзакциях, но здесь проведена диверсификация покупателей: отдельно указываются родственники, соседи и посторонние. Как можно видеть, наблюдаются три типа поведения, значительно отличающиеся друг от друга. Высокие цены характерны для сделок между родственниками, средние — между соседями, самые низкие — для тех, кто не состоит в родстве, местной знати или жителей соседних селений, а также городов Кьери и Турина. Это подтверждает тот факт, что дальность родства действует в направлении, противоположном ожидаемому.
Разумеется, будет нелишним подчеркнуть, что речь идет о тенденциях. Для установления родственных связей требуется провести генеалогическую реконструкцию всех семейных групп и цепочек брачных союзов вплоть до уз духовного родства. Конечно, в случае с Сантеной невозможно получить полную картину, хотя все собранные данные систематизированы в соответствии с генеалогическими и матримониальными связями[88]. Впрочем, хронологическую дистанцию, на протяжении которой родство воспринималось как принуждающее и значимое с точки зрения возникновения универсальных обоюдных обязательств, трудно определить, и, вероятно, она была связана с элементами субъективного выбора, варьировавшегося в разных группах.
Графики III–V. Цены на пахотную землю при продаже родственникам, соседям и посторонним, 1669–1702 гг.
Аналогичная неопределенность имеет место в отношениях соседства. Речь не идет о соседстве по месту жительства, которое не представляется мне существенным для маленького и скученного местечка, где оно в любом случае тесно пересекалось бы с отношениями родства. Я говорю о соседстве, обусловленном границами частных наделов. Оно гораздо больше, нежели родственные связи, объединяет людей — чисто экономическими интересами, выгодами обработки земли и глубинной тягой к ее возделыванию хотя бы в мизерных масштабах.
Отсутствие отношений установить проще: покупатели часто отличаются от продавцов рангом, местом проживания или происхождения, хотя, естественно, при просопографической реконструкции цепочек связей некоторые из них могли остаться незамеченными.
Итак, речь идет о тенденциях, о группировании данных. На мой взгляд, результаты четко указывают на существование действенного правила, работающего при обороте земли: наличие обоюдных обязательств влияло на уровень цен и на характер сделок.
9. Попытаемся теперь вычленить элементы, составляющие эту модель. Перед нами ситуация, в которой происходит обмен землей относительно низкого качества, цены подвижны и не зафиксированы, общий оборот дробится на огромное количество сделок, не связанных между собой и основанных на межличностных или, лучше сказать, межсемейных отношениях. Пропорция спроса и предложения случайна, и каждый акт обмена определяется не конкуренцией между продавцами, а личными контактами продавца и покупателя. Тем не менее на этом рынке, лишенном спроса, можно выявить правила, позволяющие объяснить различия в шкале ценностей социальной дистанцией. Прежде всего следует повторить, что земля, фигурирующая на рынке, разделена на мельчайшие участки и что гипотеза о существовании некоей стратегии организации этого разделения отсутствует, поскольку такая организация невозможна. Зачастую расстояния между удаленными кусочками земли не позволяют их обрабатывать, поэтому нередки случаи, когда они продаются из‐за невозможности их использовать. Логика организации наделов проявляется только в обменах между соседями или, в редких случаях, между лицами, которым каким-то образом удается приблизить друг к другу сильно разбросанные полоски земли. В остальных случаях продажа всегда по какой-то причине вынуждена: из‐за потребности в еде, кризиса жизненного цикла семьи, распада живущих вместе групп по причине болезней или смертей. Теперь представим, что наш продавец выходит на рынок со своим участком: кто захочет его купить?
Родственники к этому моменту уже использовали бы другие средства, чтобы помочь продающему: одолжили бы ему денег или продуктов, дабы он смог пережить тяжелые времена. Никто не станет пользоваться трудным положением сородича, и к тому же приобретение его земли не решит проблему взаимопомощи внутри рода. Вот пример. В 1681 г. один кузен выплачивает другому 113,5 лиры, высокую цену, за 37,3 таволы земли. Но это лишь заключительный акт в цепочке уже состоявшихся обменов и выплаты долгов. 45 лир за свиней, уступка которых в 1680 г. осталась неоплаченной; 9,10 за оставшийся с 1678 г. долг по другим свиньям; 6 лир за лекарства; 20,10 лиры за денежный заем; 4,10 лиры долг за 3 эмины овса; 1 лира выдана землемеру за его работу, 0,10 лиры нотариальные расходы и, наконец, только 26,5 лиры вносятся непосредственно в момент заключения контракта[89].
Другой пример: теща Стефано Боргарелло должна ему 265 лир, «каковой долг образовался по причине расходов на питание, предоставлявшееся ей постоянно в течение девяти месяцев в истекшем 1695 г., включая 17 лир на покупку для нее шубы; 11 лир выплачены сборщику налогов; на 6 эмин зерна пшеницы ушло 28 лир, а остальные деньги пошли на расходы по случаю вышеупомянутой ее болезни, продолжавшейся семь месяцев; и 20 лир были уплачены аптекарю данного местечка за рецепты и лекарства из его лавки, посылавшиеся ей же». Зять «многократно» просил о возмещении, и она «не зная, как его выплатить, принимая во внимание бедствия настоящего времени и убытки, понесенные из‐за текущей войны» решает продать кредитору принадлежащий ей небольшой участок луга за непомерную цену[90].
Это только примеры, в которых подробно рассказана предыстория сделки по продаже земли. Впрочем, многие другие контракты, безусловно, обладают схожими характеристиками, хотя это и не всегда очевидно: нотариус регистрирует лишь заключительную стадию в мириадах остающихся в тени сделок, формализованных или устных транзакций, содействий и обменов, приводящих к акту продажи. Таким образом, это единственный этап взаимодействия, оставляющий свой след. Он создает искусственную завесу, заслоняющую историю обоюдных шагов среди родных. Символические факторы и элементы, закреплявшие ряд положений и ролей, вносят свой вклад в формирование фиктивной цены — фиктивной хотя бы в том смысле, что нотариальное заверение — это лишь заключительная часть сделки, в которой социальная сторона преобладает над материальной. Не случайно продажа является ответом на длительный однонаправленный процесс, характеризующийся временнóй, количественной и качественной неопределенностью, испытываемой в ожидании компенсации.
В общем, цена, сформированная в семейном кругу, есть только завершение цепочки услуг, более или менее монетизируемых и остающихся от нас скрытыми. Это обстоятельство подтверждается тем, что очень высокий процент сделок купли-продажи происходит без прямых денежных выплат: в нотариальном акте описывается переход владения землей в счет сумм или услуг, полученных в прошлом. Нам эта цена представляется высокой, поскольку мы можем отнести ее лишь к последней транзакции с землей, обычно единственной зафиксированной в документе. Универсальная обоюдность действий между родственниками оставляет следы, похожие на следы сбалансированной обоюдности безликого обмена благами: разницу
