а как это — буксовать? Бояна, ты спросила ее?
Нет, я не спросила, ответила Бояна, мне всегда стыдно спрашивать ее о незнакомых словах
а ты знаешь, что такое буксовать?
знаю, это когда колеса у машины крутятся, а она не двигается, но не понимаю, что они делали, потому что мама сказала, что дела шли, но не двигались, годы, в которые мы родились и росли, были очень тяжелые, голод, еды не было, не было и электричества, не было денег, одной папиной зарплаты в больнице ни на что не хватало, а мама не работала, нужно было сидеть с нами, а один раз из-за неуплаты у них даже отключили электричество, и они целую неделю сидели без тока, при свечах, а мама готовила нам на газовой плите, а папа ничего не сделал, даже не занял денег у кого-нибудь, чтобы заплатить за электричество, и мама очень много плакала в ту неделю, стирала все наше вручную и плакала, и тогда приняла решение уйти из медицины и заняться аптекой, все-таки это бизнес и торговля, и от нее можно было ожидать денег, но так или иначе и с аптекой было трудно, она взяла кредит в каком-то банке, но не поняла в суматохе, на каких условиях, нужно было ходить по инстанциям, а мы маленькие, нас не с кем оставить дома, вот она и ходила с нами двумя по этим конторам, собирала все необходимые бумаги для аптеки, сняла помещение, отремонтировала и покрасила всё сама, а мы играли там рядом с ней и только толкали ее банки с краской, она сама написала на витрине синими буквами «Аптека» и нарисовала там знак фармацевтов, и за все это время папа ни разу не пришел даже взглянуть на помещение, ни разу не предложил посидеть с нами, а она вечно с нами, вечно мы оба на ней с двух сторон, как два мельничных жернова на шее, всё держалось на ней, и никто ни чуточки не помогал ей, а папа только все придирчивее спрашивал — про лицензию, про импорт лекарств, про оборот, а она тогда за двумя бутылочками кефира должна была всю ночь стоять в очереди, и то бегала в аптеку приводить ее в порядок, то возвращалась в очередь, то бежала домой посмотреть, как мы там, потому что, ты ведь знаешь, когда у папы операция, он ложится совсем рано и спит как убитый, ничто его не разбудит, даже наши с тобой крики, одним словом, маме действительно было бесконечно тяжело, и когда, наконец, аптека стала приносить деньги, она уже могла покупать фрукты и бананы, и мясо, и одежду, и игрушки, а папа — как взбесился, вместо того чтобы поздравить, порадоваться за нее и быть счастливым, потому что благодаря ее аптеке мы уже могли жить хоть немного спокойнее, вместо того чтобы поздравить и спасибо сказать, он раздражался все больше и больше, ему вроде как было неприятно, что у нее все так удачно получилось, а он вообще не верил, и они почти совсем перестали разговаривать, мама не понимала, почему он злится, почему стал таким молчаливым и мрачным, а потом вдруг ей пришло в голову, что они вот уже два года не разговаривают друг с другом, представляешь, Деян, абсолютно! И Бояна снова скрестила пальцы в «ключ» и прикоснулась им к его лбу, абсолютно, Деян, ты можешь не разговаривать с кем-нибудь два года? И никуда вместе не ходили — ни в гости, ни к друзьям, потому что мама боялась, что папа и там будет сидеть злой и хмурый, вообще он вдруг стал считать почти всех их друзей продажными, торгашами и неудачниками за то, что они быстро разбогатели, открыли свои фирмы и офисы, накупили себе домов и машин, стали очень скрытными, лгали даже таким старым своим друзьям, как они с мамой, а сами всё жаловались, как им тяжело живется, как мало зарабатывают, как в этой паршивой стране всё идет наперекосяк, как нет ни законов, ни полиции и т. д. и т. д., и потому-то, мол, папа и не хочет больше встречаться со своими старыми друзьями, ну вот, а мама и папа никуда вместе не ходили, не разговаривали, не ужинали вместе, да практически и не виделись, потому что он ложился спать все раньше и раньше, чтобы быть на операциях в форме, а она оставалась в аптеке допоздна, и именно поэтому, думает мама, мы сами научились заботиться о себе, поэтому, вероятно, и стали такими самостоятельными, ведь нас оставляли одних с самого раннего возраста, в три года мы уже могли сами чистить себе зубы, заправлять кроватки, рассказывать сказки, сначала — один, потом — другой, и засыпали. А маме был нужен помощник, и она нашла одного своего коллегу, он остался без работы, и она взяла его к себе в аптеку, и дела вдруг пошли в гору, это дядя Асен, ты его знаешь, а потом они открыли еще три аптеки и наняли несколько помощниц, и мама тогда купила Пежо, нашу первую машину, помнишь?
Дядя Асен — мамин любовник, уточнил Деян. Разумеется, любовник, ну и что?
Ничего, я вот только думаю — а папа-то знает? Не уверен, ответил Деян, он никогда меня не спрашивал и мы с ним не говорили, он никогда не интересовался, как живет мама и как живу я, по лицу Бояны прошла тень от пролетевшей птицы, Деян тревожно взглянул на нее.
А у папы есть любовница?
Думаю, нет, во всяком случае я ее не знаю, ответил Деян, озадаченно прислушиваясь к появившейся у него внутри какой-то странной пустоте, которая разрасталась с головоломной скоростью, становилась все глубже и все чернее; что-то задрожало в солнечном сплетении — из-за выражения лица Бояны, из-за ее глаз, как будто они вот-вот заговорят, ее глаза, из-за птиц, их вдруг стало так много, из-за смертоносной тени, которая падала от них, из-за отравы, которую они разбрасывали, из-за их отвратительных криков, из-за клювов этих стервятников, которые хищно нацелились на них, пустые, нагретые солнцем софийские улицы потемнели от смертоносных теней этих мерзких птиц, утонув в облаке пыли: потемневшее солнце, пыль, смертоносные птицы. И тогда Бояна, совсем бледная, дрожащая, произнесла: я должна тебе сказать кое-что, Деян. Он почувствовал неладное и тоже побледнел. Они прикоснулись друг к другу лбами, потом носами. Между ними было так тихо, что они даже слышали свои мысли, мама, дядя Асен и я уезжаем в Канаду, Деян, жить там. Маме и дяде Асену предложили там работу, врачами. Мама говорит, что это единственно возможный, единственно разумный выход. Когда ты окончишь гимназию, то приедешь в Канаду учиться в институт. И тогда мы снова увидимся и будем вместе, Деян.
Было совсем тихо вокруг.
Они слепли.
Не истекали кровью, а слепли.
Слепли в свете июня, на молчащей полуденной улице, в воскресной пыли лета, под шелковицами, которые почти созрели, слепли.
Слов не было.
Они гасли.
Деян.
Бояна.
Это были последние слова.
Деян и
Бояна.
Их соломенные волосы, маленькие фигурки, потому что не росли
тени под глазами, потому что не могли спать
и все более тонкие кости
все более прозрачная кожа
все крепче сплетенные пальцы
Деян.
Бояна.
Прошу, посмотри на меня.
Посмотри еще раз.
Скажи что-нибудь.
Одно слово.
Не молчи.
Одна моя половина мертва, Деян.
Одна моя половина, Бояна.
Деян вошел в квартиру, отец, задрав ноги на табурет, смотрел телевизор, в честь финала мирового первенства по футболу он позволил себе пиво и сейчас осторожно, чтобы не было пены, наливал в стакан, он не любил пиво с пеной. Папа, я вернулся, сказал Деян.
Хорошо, уроки на завтра сделал?
Да, машинально ответил Деян.
А ужинал?
Да, отозвался Деян.
Значит, все в порядке? заключил Стефан, не отрываясь от экрана, где как раз передавали интервью с судьей, который будет вести финальную игру.
Абсолютно, папа, ответил Деян.
И отец так и не увидел, что у сына опухшие глаза, покрасневшие веки, бледное лицо, жизнь уходила из него, с этого момента жизнь будет уходить из Деяна и Бояны, но известный хирург не смог увидеть этого, потому что матч начинался, потому что жизнь была разбита, потому что ему не о чем было разговаривать со своим сыном, потому что страна паршивая, а в правительстве собрались одни неудачники, потому что жена его оказалась вовсе не такой, как ему бы хотелось.
Папа, мы всем классом встречаемся с Яворой, можно я пойду?
И ты не будешь смотреть финал? поразился Стефан.
Нет.
Ладно, иди, ответил отец еще более удивленно, подумав про себя, что с ребенком что-то не так, разве это нормально, чтобы парень не хотел смотреть финал мирового первенства по футболу?
* * *
Это был час, когда все становится белым. Час, когда земля рождает соль.
Извините, не могли бы вы быть поконкретнее в деталях своего сна?
Она шла по камням. Шла по раскаленным на солнце камням. Шла по скалистым, нагретым тропам. Шла по местам, где царствовали змеи. Стояло неподвижное, обугленное, испепеленное лето. Было так жарко, что даже колючки между камнями, даже колючки пожелтели от солнца. Это был час змей. Змеи выползали из расщелин. Они вытягивались на раскаленных камнях, обвивая их. Ядовитые змеи. Змеи, несущие смерть. Змеи с неподвижными, смертоносными глазами.
