Над степью курился пар, сквозь который отдельными нитками проступали вечерние лучи Барьера. И не оставалось горестей сражения — ни выстрелов пушек, ни криков раненых, ни грохота конницы, не настигала и мертвенная тишина Пустыни Теней. Раньше Адхи не задумывался, как страшно оказаться в полной тишине, не менее страшно, чем посреди разверстого ужаса битвы, от воспоминаний о которой все еще дрожали руки и ноги. Но он уже не боялся, все страхи словно бы перерезало путешествие сквозь сияющую дверь, они остались смутными миражами на дне разрушенного редута.
И все же в сердце теснилась тоска: а что случилось в том мире? Остался ли жив Сергей Янович, этот странный смелый человек? И удалось ли солдатам отбить наступление вражеской конницы, окутанной темной грибницей Хорга? Да и в том мире, похоже, оставался Дада. Где же его держали? Как мучили? Не хотелось даже представлять, чтобы вновь не пробуждать нечто темное и обессиливающее в изорванной душе, которую не утешало даже возвращение в родной мир.
Да и разве весь мир — это дом? Разве пустая бескрайняя степь — это дом? Вот у кудесников, у Чигусы, домом становились кибитки, которые перемещались между мирами. Домом был табор, когда они оказывались все вместе и открывали таверну «Кудесник на склоне». Домом считали то место, где вместе собирались друзья и наставники. Но Адхи, пусть и проник в тайны мастерства этих скитальцев, все еще желал вернуться в племя, хотя уже не верил, что после увиденного сумеет по-старому принимать на веру все рассказы шамана Ругона и мирно пасти скот.
— Дома ли? И что делает дом домом? Я все еще невидим для родного племени… — нахмурился Адхи. Но голос не дрожал неуверенностью хныкающего ребенка. Теперь он знал, что обязан попасть обратно в тот опасный чужой мир. Его возвращение на Отрезанный Простор — только часть пути, обратный виток спиральной лозы судьбы, обвивающей мировое древо.
— Невидим. По крайней мере, ты изменился, стал сильнее, — кивнула Чигуса. Она тоже больше не дрожала, внимательно выглядывая кого-то на горизонте. «Прокол» посреди битвы она открывала, похоже, под руководством наставницы. Значит, кудесники были где-то рядом. Но пока две знакомые пестрые кибитки нигде не появлялись. Впрочем, Адхи хотелось побыть в тишине, напитаться терпкими запахами и едва различимыми звуками привольной степи. Разве что очень хотелось пить, но вода вскоре нашлась в небольшом чистом роднике.
— Да уж, стал орком-мэйвом, — недовольно фыркал Адхи, глотая ледяные капли и попутно смывая покрывшую его копоть.
— Нет, ты изменился в душе, — задумчиво ответила Чигуса, садясь рядом на желтеющую траву.
— Может быть, не знаю, — пожал плечами Адхи, вспоминая все, что с ним случилось за короткий промежуток времени между концом лета и началом осени. Иногда события замирали, а иногда срывались в бешеный бег, как испуганные лошади. Смутным пятном вспоминались те дни, когда не получалось следовать советам наставников, но яркими болезненными всполохами появлялось в сознании нападение на деревню, похищение Дады и собственное превращение в мэйва. И, конечно, битва в чужом мире.
Адхи нервно облизнул губы и вновь обретенные нижние клыки. Внешне он снова напоминал орка, вновь он мог одним плечом сдвинуть хрупкую человеческую кибитку. И он догадывался, что эта сила еще поможет ему в испытаниях, потому что Хаос не возвращает ничего без цели и смысла. Впрочем, Хаос ли? Адхи сам изменился. Он ощущал странное удовольствие от того, как легко ему поддаются белые линии, как они свиваются в узоры дверей.
— Похоже, мы открыли «прокол» не в том месте, — нахмурилась Чигуса. — Или… Или они отправились спасать нас на Пустынь Теней.
— Нет, мы в правильном месте. В правильное время, — ответил Адхи, удивляясь собственной уверенности. И вскоре со стороны холмов и впрямь показались пестрые кибитки.
Одну тянули знакомые лошади, а вторую — две бурые высокие птицы без крыльев. Адхи не успел как следует рассмотреть их при знакомстве с Офелисой и за время ученичества, потому что кудесники никуда не двигались с обжитого места, ставшего их лагерем. Офелиса же с ученицей расположилась чуть поодаль, а времени на досужие развлечения и любопытство у Адхи просто не оставалось из-за тренировок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это они! — взвизгнула юная кудесница, кидаясь к своей кибитке.
— Вот вы где! — радостно соскочила с облучка Офелиса, обнимая Чигусу, которая от пережитого потрясения едва не плакала. Похоже, кудесница заменила девочке убитых родителей. Адхи же только сдержанно улыбнулся наставникам.
— Живой! — восторженно приветствовал Ледор, мягко хлопая по плечу.
— Ты не ранен? Как ты? — засуетился вокруг него Аобран. Адхи и сам не знал. Вроде бы все тело болело, в ногах пульсировала усталость, но он не ощущал себя измученным или потрясенным. Возможно, бой в редуте обещал вернуться во сне искаженными кошмарами, а ушибы — вылезти синяками, но впервые за долгое время он ощущал себя почти счастливым.
— Уж я этих наставничков ругала, уж корила, чуть не утопила своей магией на месте, — нахмурилась Офелиса. — А потом мы тебя искать принялись, а на Пустыни Теней никого не оказалось.
— Как вы догадались, что я в другом мире? — задумался Адхи, направляясь в сторону повозки. Теперь-то на него по-настоящему навалилась усталость, он ощущал, как постепенно мир вокруг расплывается. В безопасности, в окружении более сильных друзей, вся его предельная собранность постепенно таяла, он больше не ощущал колыхание линий мира под пальцами. На какое-то время ему давали отдых.
— Ой, постой-постой! Не лезь под одеяло, ты же весь в саже! — засуетилась Офелиса, не отвечая на вопрос. Адхи смутно помнил, как ему велели снять одежду, чтобы кудесница окатила его с ног до головы с помощью своей магии. Потом Аобран развел костер и закутал ученика в лоскутное одеяло. Ледор напоил пахучим настоем трав, затем обработал мазью и перебинтовал ссадины.
— Мы должны идти… идти на другую половину мира… там Хорг, — пробормотал Адхи, проваливаясь в долгий тягучий сон.
— Пойдем, мы теперь с тобой куда угодно пойдем, — доносился голос Аобрана.
— Гляди-ка, первый у нас с тобой ученик и такой талантливый, — отзывался Ледор.
Вскоре Адхи уже ничего не слышал, он погружался в небытие, оглушенный громом недавнего боя, усталый, но несломленный. Теперь он не ощущал себя неудачником и трусом. Теперь он знал, куда идти, даже если Хорг — или его темный хозяин — звал в ловушку. Если кто-то хотел добраться до Белого Дракона, значит, Адхи предстояла битва, но он верил, что незримый наставник не оставит его в трудный час, и черные линии никогда не сумеют поработить и перекрасить яркие переливы белых, чистых и поющих.
И сквозь сон доносились раскаты далекого грома, залпы орудий, гул конницы. Где-то далеко длилась чужая война, где-то лилась кровь во имя неизвестных идей. И все больше казалось, что армию врагов ведет безумец, опутанный грибницей, как и Хорг, а солдаты идут на смерть, не смея прекословить страшным приказам. И как все несправедливо устроено в том мире! Адхи не знал наверняка, не успел познакомиться с обычаями этих людей, но чувствовал, что в их племени орков все намного честнее.
У них не было разделения на «ваше благородие» и рядовых воинов. Все в равной мере преодолевали тяготы кочевой жизни и пасли стада. С рождения каждый орк знал, для чего пришел в этот мир — его путь рассказывал шаман.
Над всеми несколько возвышался только вождь, только у него в юрте еду подавали на золотых и серебряных блюдах, но в остальном добычу от побед над врагами делили поровну, каждый забирал свою долю. Более сильным воинам доставалось больше, но и слабых да немощных никто не обделял.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
«Старики хранят нашу мудрость. Не будет их, не вспомним мы, откуда пошел наш род и какие знания хранит», — говорили в племени, когда в голодные годы некоторые роптали и предлагали отдавать меньше еды пожилым.
Да и сирот в племени не обделяли: если кто-то лишался семьи, его принимали в юрту родственников или друзей. Мама с отцом растили младшую дочь их погибшего дяди.
