— Ваш сок, сэр. Записать его на счет Андервудов?
— Пожалуйста.
Половина третьего корта находилась в тени. Это затрудняло подачу. Флетч подумал, что в Рэкетс-клаб Джоан Стэнвик могла бы играть и на лучшем корте.
В теннисном павильоне еще не все сменили шорты на костюм, хотя время близилось к шести.
Джоан Коллинз Стэнвик играла профессионально, но без той страсти, что отличает чемпионов. Хорошо обученный, опытный игрок. Ее нелегко обмануть, перехитрить, и в то же время она не вкладывала в игру душу. Не было в ней радости и удовольствия, испытываемых начинающими. Она все умела и откровенно скучала.
Джоан выиграла сет, подошла к сетке, обменялась рукопожатием с соперницей и улыбнулась. Точно такая же улыбка появилась бы на ее лице и при проигрыше. Обе подхватили со скамейки свитера и пошли к павильону.
Флетч развернулся к входной двери.
Она здоровалась со многими, тем же рукопожатием и улыбкой, что и у сетки. Прошло какое-то время, прежде чем ее взгляд нашел Флетча.
Тот встал.
Она извинилась и тут же подошла к нему.
— О, Джон. Я думала, вы в Милуоки.
— В Монтане, — поправил ее Флетч.
— Да, конечно. В Монтане, — она села за столик.
— Я как раз собирался в аэропорт, когда позвонил мой шеф и попросил задержаться еще на несколько дней. Появились новые клиенты.
— Почему вы не позвонили мне?
— Я был занят с клиентами, — Флетч отпил из бокала. — Кроме того, я подумал, что мне лучше зайти во вторник.
— Почему во вторник?
— Потому что вы говорили, что по вторникам ваш муж приходит домой довольно рано.
Несмотря на загар, она заметно покраснела.
— Понятно.
— Разве вы не говорили, что вторники ваш муж оставляет для вас?
— Мне кажется, вы смеетесь надо мной, не так ли, Джон?
— Пытаюсь.
Джоан Стэнвик, не отрывая от него глаз, рассмеялась:
— Ну…
— Извините, я не могу предложить вам «мартини».
— Вы задали гораздо больше вопросов, чем я могла бы ожидать от вас, Джон. И, более того, вы внимательно выслушали все ответы. Должно быть, вы мастер своего дела.
— А что я делаю?
— Продаете мебель, естественно. Вы сами говорили об этом.
— В действительности я специалист по кроватям.
— Не хотите ли оценить мою? — спросила Джоан.
Кровать стояла посреди просторной комнаты с окнами на бассейн. Джоан называла ее «раздевалкой», но это была настоящая спальня с большим шкафом, забитым теннисной амуницией, юбками, свитерами, вечерними туалетами и обувью.
Джоан объяснила, как пройти к ней.
Когда Флетч пришел, она успела принять душ и завернуться в огромное полотенце.
Любовные ласки нравились Джоан Коллинз Стэнвик несколько больше, чем теннис. И здесь она была обучена и умела, но вновь без чемпионской страсти. И игривой радости новичка.
— Это удивительно, Джон.
— Правда?
— Я имею в виду другое.
— Что именно?
— Твою фигуру.
— По-моему, она неплохая. Мне, во всяком случае, нравится.
— Но ты ничего не заметил?
— А что я должен был заметить?
— В душе в Техасе?
— Я уже давно не мылся в техасском душе.
— Фигура Алана.
— Фигура Алана? А при чем тут она?
— Она не отличается от твоей.
— То есть?
— Я хочу сказать, что ширина твоих плеч, длина спины, руки, бедра, ноги такие же, как у Алана.
— Твоего мужа?
— Да. Разве ты этого не замечал? Вы же мылись с ним в душе в Техасе. Форма черепа, все.
— Неужели?
— Вы абсолютно не похожи. Ты — блондин, он — брюнет. Но фигуры у вас, как две капли воды.
Она перекатилась на локти, пристально глядя на рот Флетча.
— У тебя отличные зубы. Прямо как у Алана.
— Тебе нравится?
— Держу пари, у тебя нет ни одной пломбы.
— Нет.
— И у него тоже.
— Как интересно.
— Теперь я могу поспорить, что ты обиделся.
— Ничуть.
— Наверное, невежливо сравнивать тебя с моим мужем.
— Мне представляется, это интересно.
— Ты говоришь себе: «Эта дама увлеклась мной только потому, что у меня такая же фигура, как у ее мужа». Я права?
— Да. Я оскорблен до глубины души.
— Я не хотела обижать тебя.
— Я сейчас расплачусь.
— Пожалуйста, не плачь.
— Я умираю от разбитого сердца.
— О, не умирай. Только не здесь.
— Почему?
— Потому что придется вывозить твое тело. А я никогда не смогу выговорить твою фамилию. Меня это раздражает.
— Тебя раздражает пребывание в одной постели с мужчиной, фамилию которого ты не можешь выговорить?
— Допустим, ты умрешь и тебя придется увезти. Что я скажу людям? Его зовут Джон, давний друг нашей семьи, только не спрашивайте, как его фамилия. Повтори ее мне, Джон.
— Заманауинкералески.
— О Боже, ну и фамилия. Заманауинк… повтори ее снова.
— Заманауинкералески.
— И с такой фамилией ты смог жениться?
— Да. Теперь по земле бегают трое маленьких Заманауинкералески.
— А как ее девичья фамилия? Твоей жены?
— Флетчер.
— Какая милая фамилия. Ну почему она стала Заманабанги…
— Заманауинкералески. Куда экстравагантнее, чем Флетчер.
— Настолько экстравагантно, что никто не может выговорить такую фамилию. Она что, польская?
— Румынская.
— Не понимаю, в чем разница.
— Это знают только поляки и румыны.
— Так в чем же?
— Тебя интересует, чем отличаются поляки от румын? Они по-разному любят женщин.
— О?
— Польский стиль мы уже попробовали. Теперь я покажу тебе румынский.
— Любовь по-польски мне понравилась.
— Но ты еще не знаешь, что такое любовь по-румынски.
— А почему мы начали не с нее?
— Я думал, ты еще не готова.
— Теперь я готова.
Часы показывали половину девятого. Через сорок восемь часов Флетчер должен был убить ее мужа.
Глава 26
Среда. Утро. Главное для Флетчера — не попасться на глаза полицейским. Каммингс наверняка приказал им задержать журналиста, появись тот в городе. Похоже, начальник полиции боится расследования. Но он может осложнить Флетчу жизнь. В его комнате найдены героин и марихуана. Он ударил трех полицейских. Поэтому Флетч очень и очень осторожен.
В джинсах, без рубашки и босиком он начал поиски Гамми сразу же после восхода солнца.
Без четверти девять Джули сказала ему, что видела Гамми в микроавтобусе марки «фольксваген», припаркованном на Главной улице.
Флетч нашел расписанный цветами микроавтобус и притаился в ближайшем подъезде.
Гамми появился без двадцати десять. Дожидаясь его, Флетч насчитал пять патрульных машин, проследовавших по Главной улице.
Флетч подошел, когда Гамми уже открыл дверцу.
— Поедем ко мне, Гамми. Мне надо поговорить с тобой.
Прыщавое лицо Гамми перекосила гримаса.
— Поедем, Гамми. Нам надо поговорить. О Бобби.
— Бобби умерла, Гамми, — сказал Флетч, когда они вошли в комнату.
— О, — выдохнул Гамми.
Флетч ударил его кулаком в лицо. Голова Гамми откинулась назад, дернулись длинные волосы. Но он не упал. Его глаза наполнились слезами. Похоже, раньше его никогда не били.
— Я сказал, Бобби умерла, Гамми, и одного «о» недостаточно. Ее убил ты. И ты это знаешь.
Гамми шагнул к двери.
— У меня плохие новости, Гамми. Смерть Бобби означает расследование. Толстяк Сэм согласился стать свидетелем обвинения.
— Ерунда.
— Он дал мне письменные показания и признал, что наркотики поступают к нему от начальника полиции Грэхема Каммингса. В его показаниях есть все, включая твою гавайскую рубашку. Он написал, что наркотики продаешь ты. А он лишь хранит их у себя.
Подросток остановился, не дойдя до двери. Его глаза широко раскрылись.
— Я никогда не торговал наркотиками. Я лишь приносил их.
— Обмен наркотиков на деньги шел через тебя.
В уголке рта Гамми виднелась кровь.
— Я никогда ничего не продавал.
— Толстяк Сэм утверждает совсем иное.
— Мерзавец.
— И он подписал показания своим настоящим именем, которое я уже успел забыть.
— Чарльз Уитерспун.
— Как?
— Чарльз Уитерспун.
— Именно так он и расписался.
— Где его показания?
— У меня дома. Неужели ты думаешь, что я привезу их сюда. Он подписал их, как Чарльз Уитерспун.
