кусочек сала и горсть сухарей, так что он поблагодарил и от еды отказался.
Деревню, где жила Матвеева дочь, он с прежних времен помнил. Обойдя стороной город, на восходе солнца отыскал, по описанию Матвея, Грунину избу и постучался. Хозяйка уже встала, топила печь. Услышав, что гость от отца, она обрадовалась и тут же прослезилась. Напоила его молоком и уложила отдохнуть под навесом на сене. По его просьбе обещала ничего не говорить о нем соседям, заперла его до вечера во дворе. Трехлетнего сына отвела к соседке, а сама ушла в город, где работала в ремонтной мастерской.
Сильно утомившись за эти дни, Пересветов с физическим наслаждением и впервые с чувством безопасности потягивался до ломоты в суставах, прежде чем заснуть под соломенной крышей навеса на мягкой груде душистого сена. Что-то ему сулит эта экзотическая явка в бане сегодня вечером?..
В раздевалке мужского отделения было тесно; баня открывалась лишь раза два или три в неделю. Уплатив за вход и за кусочек простого мыла с мочалкой, Константин подождал, пока на одном из диванов, застланных не очень чистыми простынями, освободилось место. Своего знакомого железнодорожника он заметил еще при входе, они издали обменялись взглядом.
«Мигнуть» на кого-либо тот не торопился. Помывшись в общем отделении из шаек, они направились в парную. Лишь там, в непроглядном пару, под несусветный гам любителей попариться возле шипящих под всплесками холодной воды раскаленных кирпичей, железнодорожник кивком головы указал Пересветову на рыжеволосого плечистого человека, хлеставшего себя веником на полатях под самым потолком. Константин сел на ступеньку лесенки у полатей, и тот (должно быть, и ему подан был знак) сошел вниз и присел на ту же ступеньку рядом. Под общий шум они обменялись парольными словами и взаимной короткой информацией. Пересветов получил адрес, куда ему явиться для встречи с представителем обкома партии. Вымывшись, он вышел к своему дивану в раздевалке и почти уже оделся, собираясь уйти, как вдруг с соседнего дивана его окликнули по имени:
— Костя! Ты ли это?
Константин внутренне дрогнул (его узнали!), но виду не подал. С удивлением оглянулся:
— Никак Блинников? Виталий?
— Он самый! Сколько лет, сколько зим! Ты давно в Еланске?.. Понимаешь, — обратился он к кому-то, раздевавшемуся рядом, — это Костя Пересветов, учился со мной в последних классах реалки… Костя, ты уже уходишь? Жаль, а то бы вместе помылись. Где ты остановился? Заходи ко мне! Живу все там же, помнишь? Возле бывшего коннозаводства.
— Обязательно зайду, — сказал Пересветов. — Я здесь несколько дней пробуду.
— А по какому делу? Почему ты не за фронтом? Ты ведь в Москве жил? Тут такой слух прошел, будто тебя большевики арестовывали?
— Зайду — все расскажу, а сейчас, извини, пожалуйста, у меня времени нет.
Костя поспешил удалиться. Зайти к своему бывшему однокласснику он, разумеется, не собирался.
Вот дурацкий случай! Слава богу, успел вымыться прежде, чем явился этот тип. Встреча была малоприятной не только тем, что могла грозить разоблачением, но и в личном плане. Человек-то попался чересчур противный. Этого реалиста кружковцы подозревали в слежке за ними. Перед их арестом Блинников почему-то вдруг пересел к ним поближе и поминутно оглядывался на Костю и его соседа по «Камчатке» Колю Лохматова, точно хотел подсмотреть, чем они заняты, или подслушать, о чем шепчутся.
Учился Блинников плохо, переходил из класса в класс благодаря пресмыкательству отца, судебного пристава, перед директором. В августе 1914 года, в первые дни войны, Костя приметил Виталия в рядах «патриотической» уличной демонстрации с царским портретом. На святочной елке Виталий танцевал с дочкой прокурора, на которой потом женился, а после Октября с ней развелся, когда ее отца расстреляла губчека.
По городу Пересветов ходил окраинными переулками; здесь зияли пустыри на месте пожарищ, попадались разрушенные бомбардировкой дома. А сутки спустя он уже километрах в пятнадцати от Еланска поздним вечером пробирался к водяной мельнице, стоявшей поодаль от деревенских строений. Городская мельница бездействовала, отобранное у колхозов зерно оккупанты направляли прямо в Германию, а сюда изредка подъезжали крестьянские подводы и с ними, не вызывая особых подозрений, связные из отдаленных районов.
Представителем обкома оказался оставленный в подполье плотный мужчина средних лет в запачканной мукой рабочей спецовке. Жил на мельнице под видом механика; он и был механиком по своей изначальной профессии, как объяснил Пересветову, когда, обменявшись с ним паролем и отзывом, провел его в чердачную комнатку без окон, освещенную коптилкой.
— Мы здесь после отхода наших, — говорил он Пересветову, — сразу же стали устанавливать связи с возникавшими во всех районах группами патриотов. Случалось, узнавали о диверсии, не зная, кто ее провел. Но постепенно брали их под свой контроль. В этих группках кроме местных жителей — вышедшие из окружения бойцы, бежавшие военнопленные, многие укрываются в лесах. Конспиративных навыков не хватает, совсем недавно провалилась одна из самых активных наших подпольных организаций, неподалеку от Еланска. Всех немцы расстреляли… Сейчас фронт отходит на восток, зона нашего контроля расширяется. В северо-восточном углу области действует прорвавшийся через фронт отряд советской конницы. С той же стороны проникала к нам группа армейской разведки. Там у нас в лесах самая крупная партизанская база.
Пересветов был для подпольного обкома посланцем Москвы, о привлечении его к партизанской работе речь не шла, но ему нужно было помочь перейти обратно через фронт.
— Это дело вам организуют товарищи из партизанского отряда. Там у них есть надежные лазы. Правда, сейчас фронт отдаляется, но они что-нибудь придумают.
Константин пробыл на мельнице, не спускаясь с чердака, несколько дней и затвердил наизусть всю необходимую информацию. Данные о расположении немецких военных объектов прочертил на плане города и на карте области, чтобы тверже запомнить. Затвердил и радиошифры, пароли, адреса явок. Создать районы, свободные от оккупации, еланские партизаны рассчитывали в ближайшие месяцы.
Партизанскую базу Пересветов отыскал при помощи местного провожатого на лесной «гривке» (островке) в глубине обширных моховых болот, и неделю спустя его благополучно переправили через линию фронта.
В Москве он за выполнение задания был награжден медалью «За боевые заслуги».
ГЛАВА ВТОРАЯ
В составе армии, занимавшей в октябре — ноябре 1941 года один из ответственнейших участков в центре линии обороны Москвы, по приказу командования срочно формировался армейский запасной стрелковый полк — (АЗСП), через который должны были проходить все прибывающие в эту армию пополнения.
Комиссаром этого полка назначен был один из старых друзей Пересветова Степан Кальянов, бывший рабочий-металлист. Встретив Константина в Москве, когда тот не успел еще получить нового назначения, Кальянов добился
