а ты убегай, прошу!
— Все в порядке. Прежде полезай в повозку. — Оказалось, что бычья упряжка уже прямо перед ними. — Иди сюда, Хиромаса! — Они ввалились в повозку. Повозка со скрипом тронулась.
Незаметно вокруг наступила та самая полная темнота. Хиромаса поднял бамбуковую занавесь повозки и посмотрел назад. Демоны всех мастей гнались за ними.
— Что будем делать, Сэймей?
— Я предполагал, что нечто подобное возможно, поэтому привел с собою Аямэ. Не волнуйся, — сказал Сэймей и про себя коротко пропел заклятие. И тут Аямэ, шедшая перед повозкой, взлетела в пространстве, словно поддуваемая ветром. С шумом толпа демонов погналась за Аямэ. Они начали ее рвать на куски. Пока демоны пожирали Аямэ, повозка успела уехать.
5
Хиромаса очнулся. Он был в доме Сэймея. Сам Сэймей заглядывал сверху ему в лицо.
— Где госпожа Аямэ? — как только очнулся, сразу спросил Хиромаса.
— Там она, — сказал Сэймей. Проследив глазами за взглядом Сэймея, Хиромаса увидел складную ширму. Ту самую складную ширму, на которой была нарисована девушка. Только вот силуэт девушки, которая должна была быть там, на картине, начисто осыпался. В том месте, где она должна была стоять, рисунок исчез.
— Это?
— Аямэ.
— Аямэ была картиной? — потрясенно прошептал Хиромаса.
— Да, — сказал Сэймей. — Кстати, Хиромаса, есть у тебя силы сходить сегодня еще в одно место?
— Да. Куда идем?
— К воротам Отэнмон.
— Ну, пошли, — сказал Хиромаса. И в тот же самый вечер Сэймей и Хиромаса пошли к воротам Отэнмон.
В черной темноте ночи ворота Отэнмон выделялись еще более темным силуэтом. Свет от факела в руке Сэймея раскачивал тени и добавлял страху.
— Страшно, — прошептал Хиромаса.
— Что, даже тебе страшно?
— Само собой!
— А сам-то тогда, с бивой Гэндзё, на Расёмон взбирался.
— А мне и тогда было страшно.
— Да?
— Страх — такая вещь, от нее никуда не деться. Но я же воин, а значит должен идти даже если страшно. Потому я и взбирался, — сказал Хиромаса. Он нес в руке заступ.
— Наверное, где-то здесь? — Хиромаса воткнул заступ в землю.
— Да, — ответил Сэймей.
— Ладно, — и Хиромаса начал там копать. И, наконец, из-под земли, с глубины в три сяку под воротами Отэнмон появился старый сосуд. — Вот он, Сэймей!
Сэймей протянул руку и достал тяжелый кувшин из ямы. Факел в это время перешел в руки Хиромасы. В свете факела дрожала отбрасываемая сосудом тень.
— Открываю! — сказал Сэймей.
— А ничего не будет? — громко сглотнул слюну Хиромаса.
— Ну, наверное, ничего, — Сэймей снял крышку с сосуда, и вдруг оттуда выпрыгнула гигантская жаба. Сэймей ловко поймал ее. В его руках жаба билась, сучила лапами и кричала противным голосом.
— У нее человеческие глаза! — сказал Хиромаса. И действительно, глаза у жабы были не жабьи, а человеческие. — Выброси ее!
— Нет. В ней смешался дух человека и дух старой жабы! Когда еще я смогу заполучить такую редкость!
— Что ты будешь с ней делать?
— Когда-нибудь использую как служебного духа, сикигами, — сказал Сэймей.
Они перевернули сосуд, и оттуда высыпался пепел от человеческих костей.
— Ну что, пойдем домой, Хиромаса? — держа жабу в руке, сказал Сэймей. Жабу они отпустили в сад возле дома Сэймея.
— Ну вот, теперь чудовище больше не появится, — сказал Сэймей.
И действительно, стало как он сказал.
Рассказ 5
Куда идет демон
1
Первым это увидел разбойник по прозвищу Красноволосый Инумаро. Лет ему было ровно пятьдесят, и в волосах уже пробивалась седина. Раньше Инумаро был бонзой в Храме Западных облаков, Сэйундзи, что в стране Харима, но однажды, испытывая затруднения в деньгах, он украл из главного храма статую будды Нёрай из чистого золота, и с тех пор стал разбойником.
Его почерком было убивать людей в тех домах, куда он вламывался для кражи. Убить людей, и из опустевшего дома тихо, спокойно украсть золото. Были и такие, кому удалось схорониться в тайниках и спасти свою жизнь, они видели Инумаро с головой залитого кровью, брызгавшей из убиваемых им людей, и его звали с тех пор «красноволосым».
Сейчас Инумаро шел, почти бежал, сдерживая дыхание. Он забрался в маслодельню в Сливовом проулке недалеко от Большой дороги Феникса, но его увидели ребенок, вставший ночью по малой нужде, и его мать. Он убил мечом тати, что был при нем, обоих, и убежал, так ничего и не украв. И вот бежит.
Просто ребенок закричал перед тем, как меч вонзился ему в горло, и люди в доме проснулись. Пробежав по Сливовому переулку на восток, он пошел на юг по Большой дороге Феникса. Сейчас идет.
Ночь. Уже прошла половина часа Кабана. Белого цвета луна четырнадцати ночей от роду[16] висит над горизонтом. Инумаро бос. Босые ноги с тихим шорохом наступают на собственную тень на земле.
Сейчас почти середина месяца Канмуцуки. Земля под босыми ногами холодна. Полы обтрепанного халата — хитатарэ — завернуты до бедер, поэтому от колен вниз ноги предоставлены ночному ветру. Роса собственно пока не выпала, но пятидесятилетнего Инумаро холодный ветер пробирает до костей. В правой руке он все еще сжимает окровавленный меч.
— Проклятье! — буркнул недовольно Инумаро. Когда он убивал женщину — ее он убил первой — кончик меча попал в грудную кость и хорошо рубануть мечем не получилось, пришлось ткнуть еще раз. Это заняло время, и ребенка он опоздал убить.
По большей части люди, когда что-нибудь случается, сразу не кричат. По опыту Инумаро знал это. Убиваешь одного, и в тот короткий промежуток, пока нет крика, можно убить еще одного. А здесь он оплошал, убивая женщину, и пока второй раз работал мечом, ребенок закричал. Когда горло ребенка перерезал меч, крик сразу оборвался, но этого крика вполне достаточно, чтобы разбудить людей в доме. Может потому, что ему уже за пятьдесят, Инумаро уже не может двигаться с той же скоростью, что раньше?
— Проклятье! — еще раз буркнул Инумаро, продолжая путь. Никто за ним не гнался. На ходу Инумаро опустил полы хитатарэ. А когда собирался убрать меч в ножны, тут Инумаро остановился. Но не потому, что он не мог не останавливаясь убрать меч в ножны. Он мог. А потому, что впереди увидел нечто странное. Голубое сияние. Тихий призрачный свет. Словно бы свет луны, льющийся с неба, в том месте сгустился в голубое нечто.
— Повозка? — прошептал Инумаро. С южной стороны Большой дороги Феникса, со стороны ворот Расёмон обращенная оглоблями в эту сторону стоит бычья упряжка. Быка нет, только повозка.
— И чего это здесь
