из ее объятий, накрыл ее одеялом, собрал свою одежду и пошел в ванную.
Ничего он не ослышался. Все расслышал правильно. И это худший из его кошмаров. Ведь он снова и снова повторял Розалинде, что не хочет причинять ей боль. Теперь же от него ничего не зависит. Зачем же она все испортила, влюбившись в него?
Любовь несет с собой ожидания и обязательства, а у него нет ни малейшего желания иметь какие-то надежды и обременять себя обязательствами. Зря он поддался на ее уговоры заняться с ним любовью. Это сразу привело к буре эмоций и заявлениям, которые он не желал слышать. И в том, что все это случилось, виноват он сам. Гэбриел сдался. Черт, он испытал такое облегчение, когда убедился, что с ней все в порядке! Мысль, что с ней может что-то произойти, приводила его в ужас, страх ледяной рукой сжимал его сердце. Ему хотелось запереть ее в доме до конца беременности.
Отказываясь анализировать свои чувства и разбираться, почему для него так важно благополучие Розалинды, Гэйб убеждал себя в том, что это простая биология. Она носит их ребенка, и для полноценного развития этого ребенка, его наследника, она должна быть в безопасности и в добром здравии.
Надо с ней все это снова обсудить, снова установить границы их отношений. И договориться о том, что интимной близости между ними не будет. Не будет потому, что она открывает двери, которые должны оставаться закрытыми.
Гэбриел встал под душ и включил холодную воду. От шока у него перехватило дыхание. Наверное, он сумасшедший, если предпочел ледяной душ уютным объятиям жены, но после слов, сказанных Розалиндой, у него просто не было иного выбора.
После душа Гэбриел оделся и отправился в свой кабинет. Несколько часов спустя, войдя в кухню, он услышал какие-то звуки в гостиной и, движимый любопытством, пошел туда. От того, что он увидел, у него кровь застыла в жилах. Розалинда стояла на стремянке и закрепляла гирлянду на высоченной искусственной елке.
— Что ты творишь, черт побери! — рявкнул он.
В следующее мгновение он уже ругал себя за грозный тон, потому что Розалинда вздрогнула от неожиданности, повернулась и едва смогла удержать равновесие на закачавшейся стремянке. Напуганный до смерти, Гэбриел в два прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от жены.
— Спасибо за предупреждение, — проворчала Розалинда. — Пока ты не заорал, все было нормально.
— Ты моей смерти хочешь? Или тебя саму одолело желание смерти? — сердито спросил он.
— Ни то ни другое. Я просто решила установить елку. Дорин показала мне, где лежат игрушки. Рождество-то не за горами. Хотела сделать тебе сюрприз.
Гэбриел огляделся по сторонам и увидел расставленные на полу коробки. На каждой была этикетка, подписанная четким почерком матери, и на него снова нахлынули воспоминания, неся с собой душевную боль.
— Ну, считай, что сюрприз у тебя получился, — сказал он и собрался выйти из комнаты. — Держись подальше от лестницы. Я пришлю кого-нибудь к тебе на помощь.
— Без лестницы я не доберусь до верхушки. А тебе самому не хочется помочь мне?
— Если честно, я бы вообще не занимался этим. Я не ставил елку уже многие годы.
— Почему? — изумилась Розалинда. — Ведь приближается Рождество. Я думала, нам обоим будет приятно. Наше первое Рождество вместе.
— Я не праздную Рождество, но готов присоединиться к тебе, если это порадует тебя.
Гэбриел ушел, полный решимости сохранять дистанцию. Скачка верхом по пересеченной местности поможет ему очистить душу от паутины воспоминаний о последнем разе, когда в доме стояла елка. Это было в тот вечер, когда мать погибла, и сейчас расставленные по всей гостиной раскрытые коробки с этикетками, подписанными ее рукой, оживили все то, что он чувствовал в тот вечер. Тревогу, когда она долго не возвращалась домой. Страх перед надвигающейся темнотой и вдруг начавшимся снегопадом. Испуг, когда стук в дверь возвестил о приходе полиции.
Гэбриел быстро дошел до конюшни. Сообразив, что не взял с собой куртку и шапку, он махнул рукой и вывел оседланного Улисса из денника. Сев в седло, он направил лошадь к пастбищам. Только когда оказался вдали от дома, он осадил Улисса и вдруг почувствовал, что у него горят щеки. В следующую секунду он понял почему: от сильного встречного ветра на коже замерзли слезы. Стерев тыльной стороной ладони свидетельства своей скорби, Гэйб в очередной раз поклялся, что не подпустит к себе Розалинду, не позволит ей увидеть трещины в броне, которую он так тщательно возвел вокруг себя.
Елка, игрушки в коробках — все это напомнило ему о худшем времени в его жизни. О том, как отец и дед, изображая скорбь и извергая поток банальностей, сокрушались по поводу гибели его мамы. Все это были крокодиловы слезы. Если бы отец по-настоящему любил маму, он никогда бы не позволил себе так плохо обращаться с ней. Гэбриел давно дал себе слово, что никогда не станет таким же, как он.
Тогда почему его мучают угрызения совести при мысли, что он обидел Розалинду, отказавшись помогать ей? Черт, ведь он даже не прислал ей на помощь кого-нибудь из работников, как обещал!
Вспомнив об этом, Гэбриел повернул Улисса и направил его к дому. В конюшне он расседлал его и завел в денник.
Надо бы извиниться перед Розалиндой, попробовать объяснить ей, почему он так отреагировал, хотя, с другой стороны, это покажет ей, что он способен на бурные эмоции. Может, не надо извиняться? Не надо ничего объяснять? Пусть прошлое остается в прошлом.
Гэбриел прошел в гостиную и обнаружил, что елку разобрали и упаковали, а коробки с игрушками убрали. Теперь комната выглядела так же, как до его пробуждения сегодня утром. До вести о том, что Роз упала в обморок. До его переживаний за нее, до их страстного соития.
До того, как она сказала, что любит его.
Признание полностью изменило ситуацию, и с этим надо что-то делать. Только если он заговорит об этом, то причинит ей боль. А если не заговорит, не прочертит границы, чем все закончится? Не получится ли так, что она, как и его мать, сломленная духом, однажды совершит роковую ошибку? Этого нельзя допустить.
Гэбриел вошел в гостиную хозяйских апартаментов. Дверь в спальню Розалинды была открыта, и он услышал, как она тихо напевает рождественскую песенку.
Заглянув в комнату, он похолодел, увидев на незастеленной кровати наполовину собранный чемодан.
— А, ты вернулся, — сказала Розалинда, выходя из гардеробной с охапкой одежды. — Мне позвонил Пьер, и я делюсь с тобой новостью. С
