Пастух. Машина! Машина! (Бежит вниз и смешивается с толпой бандитов, которые тоже повскакали со своих мест.)
Мендоса (звонко). К оружию! У кого винтовка?
Мрачный социал-демократ (передает ему винтовку). Вот она.
Мендоса. Гвозди рассыпаны на шоссе?
Мрачный социал-демократ. Целых две унции.
Мендоса. Хорошо! (Французу.) Дюваль, за мной! Если гвозди не помогут, вы продырявите шины пулей. (Передает винтовку Дювалю, который следом за ним взбирается на скалу. Мендоса вынимает театральный бинокль.)
Остальные бегут к дороге и скрываются в северном направлении.
(Мендоса на скале, приставив бинокль к глазам.) Только двое, капиталист и его шофер. Судя по виду, англичане.
Дюваль. Англишай! Вот как! Cochons![138] (Щелкает затвором.) Faut tirer, n'est ce pas?[139]
Мендоса. Нет! Гвозди сделали свое дело: камера лопнула; они останавливаются.
Дюваль (кричит остальным). Fondez sur eux, nom de Dieu![140]
Мендоса (тоном упрека). Du calme[141], Дюваль. Держите себя в руках. Они не сопротивляются. Спустимся и пойдем им навстречу.
Мендоса спускается со скалы и, обойдя костер, выходит па авансцену, куда в это же время со стороны дороги бандиты приводят Тэннера и Стрэйкера; оба в кожаных пальто и шлемах и в автомобильных очках.
Тэннер. Этот джентльмен и есть ваш предводитель? Он говорит по-английски?
Шумный социал-демократ. А то нет! Неужели вы воображаете, что мы, англичане, станем подчиняться какому-то испанцу?
Мендоса (с достоинством). Разрешите представиться: Мендоса, президент Лиги Сьерры! (С нарочитой надменностью.) Я — бандит: живу тем, что граблю богатых.
Тэннер (живо) А я — джентльмен: живу тем, что граблю бедных. Вашу руку!
Социал-демократы англичане. Слушайте, слушайте!
Общий смех и веселье. Тэннер и Мендоса обмениваются рукопожатиями. Бандиты возвращаются на свои места.
Стрэйкер. Эй, вы! А про меня-то забыли?
Тэннер (представляя). Мой друг и шофер.
Мрачный социал-демократ (подозрительно). Что же все-таки, друг или шофер? Это, знаете ли, существенно.
Мендоса (поясняя). За друга мы будем требовать выкуп. Профессиональный шофер пользуется в горах полной свободой; ему даже предоставляется известный скромный процент из выкупа хозяина, если он окажет нам честь принять его.
Стрэйкер. Ага! Это чтоб я и в другой раз поехал той же дорогой. Что ж, тут стоит подумать.
Дюваль (порывисто кидаясь к Стрэйкеру). Mon frere![142] (Восторженно обнимает его и целует в обе щеки.)
Стрэйкер (с отвращением). Слушайте, как вас? Не валяйте дурака. Кто вы вообще такой?
Дюваль. Дюваль, социал-демократ.
Стрэйкер. Ах вот как, вы социал-демократ?
Анархист. Иначе говоря, он продался парламентскому сброду и буржуазии. Компромисс — вот его символ веры.
Дюваль (в ярости). Я понимай, что он говоришь. Он говориль — буржуази. Он говориль — компромисс. Jamais de la vie! Miserable menteur![143]
Стрэйкер. Послушайте, капитан Мендоса! Что это у вас тут за порядки? Выходит, мы ехали на увеселительную прогулку, а попали на митинг социалистов.
Большинство. Слушайте, слушайте! Долой! Долой! Лишить слова! На место! и т. п. и т. п.
Социал-демократов и анархиста оттирают на задний план, после чего Стрэйкер, не без удовольствия наблюдавший за этой процедурой, устраивается слева от Мендосы, Тэннер — справа.
Мендоса. Чем вас можно угостить? Кактус, рагу из кролика?..
Тэннер. Благодарю вас, мы уже обедали.
Мендоса (своим приспешникам). Господа! Рабочий день окончен. До утра все свободны.
Бандиты лениво разбредаются в разные стороны. Одни уходят в пещеру, другие усаживаются или укладываются спать под открытым небом. Несколько человек, запасшись колодой карт, идут на дорогу; на небе теперь светят только звезды, а у автомобиля, как известно, есть фары, при свете которых вполне можно сыграть партию в карты.
Стрэйкер (окликая их). Вы там не вздумайте только баловать с машиной, слышите?
Мендоса. Будьте спокойны, monsieur le chauffeur! Первый автомобиль, который мы тут захватили, навсегда отбил у нас охоту.
Стрэйкер (с интересом). А что он вам сделал?
Мендоса. Свез в Гренаду троих наших товарищей, которые не знали, как его остановить, и вывалил их у самой двери полицейского участка. С тех пор мы никогда не прикасаемся к машине в отсутствие шофера. Что ж, побеседуем по душам?
Тэннер. С удовольствием.
Тэннер, Мендоса и Стрэйкер рассаживаются вокруг костра. Мендоса любезно пренебрегает своим положением президента, одной из привилегий которого является право сидеть на обтесанной каменной глыбе, и устраивается, как и его гости, прямо на земле, лишь прислонившись к камню спиной.
Мендоса. В Испании принято всегда откладывать дело на завтра. К тому же вы приехали в неслужебные часы. Но тем не менее, если вы предпочитаете немедля заняться вопросом о выкупе, — я к вашим услугам.
Тэннер. Можно подождать и до завтра. Я достаточно богат и думаю, что в цене мы сойдемся.
Мендоса (пораженный этим признанием, почтительно). Вы необыкновенный человек, сэр! Обычно наши гости уверяют нас, что они почти нищие.
Тэннер. Чушь! Нищие не разъезжают в собственных автомобилях.
Мендоса. Вот и мы им говорим то же самое.
Тэннер. Обращайтесь с нами хорошо, и мы не останемся в долгу.
Стрэйкер. И, пожалуйста, без кактусов и рагу из кролика. Я отлично знаю: стоит вам только захотеть, так найдется что-нибудь и получше.
Мендоса. За наличные можете получить вино, баранину, молоко, сыр и хлеб.
Стрэйкер (милостиво). Вот это другой разговор.
Тэннер. Скажите, вы все — социалисты?
Мендоса (спеша рассеять это унизительное заблуждение), О нет, нет, нет! Уверяю вас, ничего подобного. Разумеется, мы придерживаемся современных взглядов относительно несправедливости существующей системы распределения материальных благ; иначе мы бы себя не уважали. Но вы ни от кого здесь не услышите неприемлемых для себя суждений — если исключить двух-трех чудаков.
Тэннер. Я не имел в виду вас обидеть. Собственно говоря, я сам до известной степени социалист.
Стрэйкер (сухо). Все богачи — социалисты, как я погляжу.
Мендоса. Вы совершенно правы. И нужно сознаться, нас это тоже не миновало. Таков дух времени.
Стрэйкер. Да, должно быть, у социализма дела недурны, раз уж и ваши молодцы в социалисты записались.
Мендоса. Ни одно движение не может существенно влиять на политику страны, если в нем принимают участие только философы и честные люди: их слишком мало. До тех пор, пока движение не станет популярным среди бандитов, ему нечего рассчитывать на политическое большинство.
Тэннер. Но разве ваши бандиты менее честны, чем обыкновенные граждане?
Мендоса. Сэр, я буду с вами откровенен. Бандитизм — вне норм. Такого рода профессии привлекают две категории людей; тех, кто не дорос до обыкновенного буржуазного уклада, и тех, кто его перерос. Мы — и самый нижний и самый верхний слой, сэр. Подонки и пенки, так сказать.
Стрэйкер. Тсс! Смотрите, как бы вас не услышал кто-нибудь из подонков.
Мендоса. Это неважно. Каждый бандит думает, что он принадлежит к пенкам, и любит, когда других называют подонками.
Тэннер. О, да вы остроумны!
Мендоса, польщенный, наклоняет голову.
Можно задать вам откровенный вопрос?
Мендоса. Спрашивайте все, что хотите.
Тэннер. Какой смысл человеку ваших способностей пасти такое стадо, питаясь кактусами и рагу из кролика? Я видел людей менее одаренных и — готов поклясться — менее честных в отеле «Савой» за ужином с pate de fois gras[144] и шампанским.
Мендоса. Пустое! В жизни каждого из них была пора кактусов и рагу из кролика, так же как в моей жизни когда-нибудь настанет пора отеля «Савой». Да, собственно говоря, в ней уже была такая пора, — я там служил официантом.
Тэннер. Официантом! Вы шутите!
Мендоса (задумчиво). Да. Я, Мендоса де Сьерра, был официантом в отеле «Савой». Быть может, именно это сделало из меня космополита. (В неожиданном порыве.) Хотите, я расскажу вам свою историю?
