Наконец, снаряжение завершено, немка шутливо обнимается с инструктором, яхта замедляет ход и почти останавливается возле очередного островка. Открывают дверцу на корме. Ныряльщики делают последние приготовления – надевают маски, поправляют ремешки баллонов, застегивают молнии на костюмах. Вставив в рот загубник, тяжело прыгнул в воду первый, потом второй, потом, игриво помахав инструктору рукой, прыгнула она. Грузными бакенами держались они на волнах, провожаемые вихрем пузырей скрылись, оставив бурлящую пену на поверхности, будто их и не было. И поверхность моря снова стала нетронутой, казалась приятно прохладной, в ее толще виднелись рыбы, подплывающие вдоль бока яхты, они ловили редкие крошки хлеба, которые бросал им чей-то ребенок с верхнего яруса.
Уже почти полдень, солнце взобралось на середину неба, пришел и его черед затягивать жесткий пояс, утяжеленный четырьмя грузилами. Сразу почувствовалась сила, тянущая вниз, захотелось присесть. Он опустился на скамейку у борта и затягивал ремешки на ластах. Вставать стало тяжелее обычного, грузы шатали в разные стороны, делая тело неповоротливым. На него надели жилет со множеством ремешков и трубок. Дали в руку непонятное приспособление с двумя розовыми кнопками. Рассеянно слушал объяснения этого бородатого инструктора с закатанными рукавами:
( Когда решишь опуститься глубже, жми большую розовую кнопку, а если захочешь всплыть – нажимай маленькую кнопку. Потренируйся.
Он машинально тренировался. За пятьдесят долларов его опустят на глубину, остальное их не касается. Будь он один, он делал бы все без спешки и паники, без насильственного преодоления страха. Сейчас он суетился, оттягивая время, выбирал маску из нескольких, висевших на большом крючке, теребил прорезиненный ремешок жилета, забыв, какая кнопка погружает, а какая помогает всплыть, надувая жилет. На плечи рюкзаком надевали баллоны, распутывали шланг загубника.
Дверь позади яхты распахнули. Яхта притормозила, он сел на ступеньку, погрузив ноги с ластами в холодноватую воду, инструктор усмехнулся и ободряюще похлопал его по плечу. Чьи-то руки с силой вытолкнули его в море. Он почувствовал резкий холод воды. Грузы, баллоны и жилет делали тело неповоротливым и тянули вглубь, ко дну. Он надел на глаза маску, небо покрылось туманом, крапинками и каплями. Вставил загубник в рот, нажал большую пластмассовую кнопку и начал неповоротливо и медленно опускаться в мокрую темную толщу воды, пересиливая желание моря выплюнуть из себя непрошеного гостя.
Темно. Сырость после дождя. Знакомые улицы кажутся чужими, как близкие друзья, вдруг, совершившие нечто неожиданное. Дома в темноте, в них люди, занятые своими делами. Он заглядывает в светящиеся окна контор, угадывает сквозь жалюзи девиц за компьютерами. В магазинчике цветов какой-то молодой человек ждет, когда продавщица закончит букет из оранжевых гербер. Кабинеты стоматологии, погребенные в подвалы домов, уже пусты. Он озирается на вывески и рекламы, поющие слово за слово вечерние песни:
«Давай играть! Я здесь, в городе, где-то совсем рядом. Ныряй глубже в город, беги по улице, собирай по частям мою улыбку, собирай из искорок фонарей блики на моих зрачках, из реплик прохожих собирай мои ласковые слова».
Косые слезы дождя на стеклах, капли, брызги хлещут на ветровку. На очках капли. В каждой отражается темная улица, мусорные баки, светлые пятна занавешенных окон, плевки фонарей, дома – соты огромного улья. В темноте слышен стук шагов. Взгляд, который бросила на него девица, ловившая такси, так напоминает взгляд человека, которого он искал, нырнув в сырость и дождь вечернего города. Почуяв аромат знакомых духов, он быстро пошел на него по улице и набрел на раздавленный кем-то пузырек. Поднял черепок с разодранной этикеткой, а по каменной мостовой были слышны отдаляющиеся шаги. И обрывки смеха. Кто-то манил его за собой, а сам убегал.
Большие пузыри и боль в ушах, словно кто-то сильными руками сдавливает голову. Большие пузыри, это выдох, они летят мимо глаз, прикрытых маской. Тело легкое и невесомо – расплавленное, охлажденное под синтетическим комбинезоном, вибрирует мелкой дрожью. Трудно идти по дну, легче ползти на четвереньках, покачиваясь, опираясь на руки. Хочется выплюнуть загубник и рвануться вверх, так непривычно дышать ртом. Кажется, в любую минуту что-то может сломаться, и глотнешь воды. Когда он уходил в темную мокрую глубину, казалось, нечего терять, будь что будет, ко всему готов. Маска давила на брови и скулы, приходилось, отчаянно выгибаясь, сливать воду, просочившуюся туда. Воду, давившую на уши до нестерпимой боли. Воду, окружавшую со всех сторон, воду, к которой было так трудно привыкнуть. Стайка прозрачных маленьких рыбок окружила его и на почтительном расстоянии изучала это новоявленное морское чудо. Он попытался погладить одну из них, и стайка, должно быть, издавая неслышные рыбьи песни, упорхнула прочь.
Тогда он впервые взглянул вокруг. Приблизился к поросшей водорослями подводной горе, погладил пушок зелени, оторвал терракотовую искрящуюся раковину, оттолкнулся, поплыл, изучая россыпи мелких ракушек дна. Торопливо, с трудом дыша, уже не обращая внимания на резь в глазах, на тяжесть в голове, застыл, окруженный стайкой настоящих аквариумных рыбок, в оранжевую, синюю и серебристую полоску. И, вдруг, почувствовал нежное прикосновение к собственной спине, которое заставило его резко обернуться.
Он повернулся и побежал на смех по темному переулку. Свернул в другой, сам не зная, почему, решил зайти в освещенный магазинчик обуви, поскользнулся на ступеньках, с трудом удержал равновесие, ударился о стеклянные двери плечом. Привлек внимание продавщиц, напряженно покосившихся на него, чуть не сбил столик с летними шлепанцами. Рассматривал сабо из тончайшей терракотовой кожи. Вышел. Почувствовал, как кто-то гладит его по спине, с содроганием увидел огромного осьминога, один из щупальцев которого дотрагивался до его спины, полз глубже, щекотал подмышкой. Морское чудище медленно выбиралось из небольшой пещеры, что находилась в подводной скале. Он пытался отстранить розово-фиолетовые чешуйчатые пальца, но этим лишь сильнее дразнил животное, желавшее познакомиться, увлекавшее в свои сильные объятия, обвивая новыми и новыми руками.
Он перестал сопротивляться и ждал гибели, но чудище не думало делать ему больно, обняв множеством рук, оно остановило всякое движение, застыло и разглядывало его двумя огромными глазами на большой сине-фиолетовой голове. Он тоже рассматривал животное. Потом освобожденной рукой попытался легонько погладить один из пальцев-щупальцев. Потом уже смелее погладил существо по голове, почувствовав, как все восемь рук нежно ползают по телу, заползая в самые укромные уголки, нежно гладят его по животу и, нащупав пупок, пытаются вползти туда.
Его освобожденные руки, не отставая, скользили по чешуйчатому телу, еще не понимая, что они делают, легонько касались пальцами жесткой кожи, заползали в какие-то складки и щели. Дрожащее гигантское существо увлекало его вглубь своего склепа, и он перестал волноваться, не беспокоился, что пострадают баллоны с кислородом, что ненароком вылетит загубник. В темноте склепа не были видно ни пузырей, ни контуров животного, только скольжение щупальцев по телу и холодная пупырчатая кожа под подушечками пальцев.
«Я так долго искала тебя и, наконец, нашла». Он не стал отвечать, это означало погибнуть, пустить слово метаться под потолком темной маленькой комнатки, куда эта женщина каждый день за пятьдесят долларов приводит разных мужчин. Дома его ждут ужин и молчание двух привыкших друг к другу людей. Приносить что-то новенькое, как птица-мать в гнездышко, быть милым, сдерживаться, целовать в лоб перед сном, он устал играть в эту игру. И все меньше разговаривал с подругой о чем-то действительно важном.
Он где-то читал, что слова распугивают встречи. Почти все встречи его жизни уже случились к этому часу, он не ждал ничего, кроме одной единственной, что осталась где-то на дне прошлого, утонув в соленой воде его тревожных снов. Женщина под ним, которой он грубо овладевал снова и снова, в перерывах рассказывала, что ее дед был заклинателем дождей, это ответственная и уважаемая должность в Африке, откуда родом все ее родственники по линии отца. Вызывать дождь, для этого надо родиться избранным и потом еще долго учиться. Он хотел спросить, раз есть способы вызвать дождь, можно ли бессловесно вызвать людей, вытащить их из прошлого, снова встретить в сыром вечернем городе. Но спросил всего лишь, как вызывают дождь. Она сказала, что надо снять все помехи, не мешать, звать дождь, исполнять ритуальный танец и напевать про себя заклинания. В сознании отпечаталось – не мешать, устранить все помехи, петь. Выпутавшись из объятий, выбравшись из липких простыней, спрыгнув со старой софы, пружины которой впивались в ребра, выветрив на сквозняке улицы запах крема с экстрактом календулы, он быстро шел по узкой улочке. Он закрыл глаза, стараясь все забыть, снять все помехи и выпить одним глотком город, распознав во вкусе сырой темноты место, где произойдет встреча, место, куда надо, задыхаясь, бежать.
