Обычные, не доработанные ИИЗ модели несли оглушающе-болевое воздействие. Электрический ток вызывал сильные болевые ощущения и вводил человека в состояние дезориентации. Электрический разряд в месте контакта с телом стимулировал сверхбыстрое сокращение мышц и приводил к кратковременной потере работоспособности. К тому же деятельность нервных окончаний оказывалась заблокированной, и мозг не мог управлять той частью тела, на которую воздействовали электротоком. Паралич, как правило, продолжался до тридцати минут.
Яйцеголовые же сотрудники института сделали свои электрошокеры не столько против существ материальной природы, сколько волновой. Прежде всего электрический ток и поле, им порожденное, должны были угнетать аномалии или их воздействие. Впрочем, против тварей тоже обязаны помогать.
Рекомендованное время воздействия на человека составляло две-три секунды. Для Зоны это время увеличили до десяти, которое при необходимости удалось бы продлить до полуминуты.
Шокер являлся прибором контактно-дистанционного действия, выглядел как игрушечный водяной пистолет и выстреливал электродами на расстояние до десяти метров. Им также удалось бы прикоснуться к противнику, но допускать непосредственного контакта с тварями Денис не собирался.
Наиболее эффективными местами для воздействия разрядом на человека считались зоны нервных окончаний: верхняя часть грудной клетки, шея, солнечное сплетение, низ живота, нижние части рук и ног, подколенные впадины. Куда следует целиться в случае «голубя», Денис не знал, но сосредоточился на лапах.
Вырвавшийся заряд и порожденное им электромагнитное поле он подкрепил собственным мысленным приказом. В пяти шагах от него пули «развалили» еще одного «голубя», но это было уже не важным. Вся стая затормозила, смешно расставив лапы. Затем принялась топтаться на месте, переминаясь. «Груль», – сказал первый голубь. «Груль-груль», – отозвался другой. А затем принялась галдеть и остальные.
– Ходу! – Ворон толкнул его в плечо и кивнул на проход между домами, Николая толкнул следом, прикрывая отход.
Замедлили шаг они, только оставив между собой и «голубями» очередной дом.
– Какая муха тебя укусила?! – воскликнул Денис.
Ворон предостерегающе положил руку ему на плечо. Денис закрыл глаза, выдыхая и медленно считая до десяти. Адреналин до сих пор кипятил кровь, а сердце выпрыгивало из груди, видимо, шокер и на него воздействовал изрядно.
– Так… это… – Николай потыкал пальцем в направлении существа, не одному ему кажущегося странным.
– Это, – Ворон указал на сиреневое облачко с усами и хвостом, – «кот Шредингера». Его бояться не надо.
– Кыс-кыс, – неадекватно отозвался Николай и затрясся в приступе беззвучного смеха.
– А еще обижался на прозвище. – Ворон покачал головой. – Ничего-ничего, из-за «кота» однажды целый КПП на уши подняли.
– Да я вовсе не его испугался, – начал заверять Николай, – вон, – он указал на медленно выползающего из-за угла хмыря.
– Ну, привязался. Бывает, – Ворон пожал плечами, – но кричать больше не нужно, а то пристрелю, – произносил слова он совершенно по-доброму, но Николай проникся, закивал и посмотрел на сталкера с проникновенным уважением, как, должно быть, взирал бы на икону.
Дениса все еще трясло от переизбытка адреналина, но он постарался взять себя в руки.
– Все. Осталось совсем немного. Выйдем на Тюленева, а там уже почти стена. Держись, ладно? – Ворон ободряюще улыбнулся. – Проведу я твоего Психа, не волнуйся. – И, скосив взгляд на порождение Москвы, ухватил Николая за рукав и потащил за собой.
Теперь отход прикрывал Денис, а дорогу, сверяясь с детектором, прощупывал Ворон. Николай болтался между ними и преимущественно смотрел в асфальт перед собой. Восторженно-детское любопытство сменилось усталостью и апатией, что нравилось Денису еще меньше.
Улица оказалась красивой, широкой, с периодически встречающимися «лужами» «мокрого асфальта», на демонстрацию работы которого пришлось израсходовать несколько гаек. Здесь даже клумбы с цветами сохранились. «Кот» близко не подлетал, предпочитая носиться от дома к дому, словно щенок борзой, выпущенный на прогулку, и взбираться на фонарные столбы, как белка. А вот хмырь раздражал и давил на психику своим преследованием. Денис пытался отогнать его мысленно, но не преуспел в этом. Выстрелить по нему из шокера Ворон не позволил: ему хватало одного Психа, чтобы взваливать еще и собственного напарника.
– Терпи, – повторял он и шел, и вел, и тащил, подгоняя шутками, от которых за километр несло сарказмом и черным юмором.
Почти перед самым КПП объявили привал, и Денис не мог объяснить этого иначе, нежели усталостью самого Ворона. Тот был бледен и изредка косился на Николая. Тот сохранял спокойствие и старался быть пай-мальчиком, не доставляющим хлопот.
– Пять минут. – Ворон вздохнул и разлегся прямо на дороге, оперевшись на локоть. – Можно развлечь меня беседой, а Дэн пока за хмырем присмотрит.
Денис кивнул.
– Ты как в Периметр проник, чудо-юдо? – поинтересовался Ворон.
Николай замялся и потупился, потом все же признался:
– Деньги, конечно, дерьмо, но они способны открыть любые двери.
– Узнаю истинно дмитриевскую философию. – Ворон покачал головой. – Пользуемся дерьмовыми (по его мнению) средствами для достижения нужного результата.
Николай смутился окончательно.
– А правда, что в Зону ходят либо верующие, либо атеисты? – спросил он. Видимо, тема религии его так и не отпустила, хотя на многих, особенно тех, кто заходил в Периметр впервые, Зона оказывала неизгладимое впечатление и переворачивала всю систему ценностей.
Ворон усмехнулся.
– Я не делил бы сталкеров на два лагеря. С точки зрения твоей религии я сущий безбожник, но я при этом не атеист. – Он лукаво прищурился. Младший Дмитриев почти ничем не напоминал отца, несмотря на некоторые высказывания, и, пожалуй, нравился ему именно этим. – Видишь ли, чтобы заниматься сверхъестественным, вещами, которые не только не в силах объяснить, но даже просто понять, необходимо либо быть очень самоуверенным, либо верить в кого-то или что-то, способное тебя спасти. Иначе – никак. Я предпочитаю первое, а ты… – Он покачал головой. – Тоже первое, просто постоянно ищешь доказательств отсутствия Бога.
– Как это?.. Но я же…
– А я ничего и не утверждаю, просто высказываю мнение, – ухмыльнулся Ворон. – Агностицизм приятнейшая вещь во всех отношениях: я знаю то, что ничего не знаю. Принципиальная невозможность познания объективной действительности только через субъективный опыт и невозможность познания любых предельных и абсолютных основ реальности. Невозможность доказательства или опровержения идей и утверждений, основанных полностью на субъективных посылках. Сколько человеческих жизней удалось бы спасти, сумей люди придерживаться этой философии. Сколько религиозных войн сдохло бы на стадии идей.
– А как же тогда объяснить смерть? Как ничто? Никакого посмертия? – Он захлопал глазами, словно боялся расплакаться.
– Отчего же? – Ворон покачал головой. – Агностицизм – постулат для разума. Однако ни смерть, ни смысл жизни, ни масса более приземленных вещей в область разума не входят. Они запредельны. Мы не в состоянии их понять, но это не значит, будто не имеем права верить. Вера – вне разума и быта, это веление души и духа, точно не имеющая ничего общего с культами, показухой, деньгами и проповедями людскими.
– Так говорят все, но вот конкретика ускользает. – Николай покачал головой.
– Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса, кто ни во что не верит, даже в черта назло всем. – Ворон усмехнулся. – Я верю в себя, – ответил он как отрезал. – А еще – в хороших людей. И, вероятно, в Нечто, о чем не имею ни малейшего представления и которому уж точно нет дела до возводимых храмов, поклонений или навязываемой жрецами и государством моралей. А ты… – Он вытащил контейнер для артефактов и кинул его Николаю, тот поймал и посмотрел вопросительно. – Положи свои игрушки. Вышние силы! Где ты их только взял?
– У отца… – Николай потупился. – Я собрался в Зону, а Олег… то есть Дмитриев. Он терпеть не может, когда я зову его отцом, предпочитает, когда по имени. Ну, он утверждал, что без них в Москву нельзя.
Ворон кивнул:
– Он сам дал их тебе?
– Нет, конечно! Если бы я ему сказал, куда собираюсь, то быстро под домашним арестом оказался бы. Причем не на этом континенте, а где-нибудь в Океании.
– Значит, выкрал.
Несмотря на бледный и уставший вид, Николай покраснел.
– Ты возвращаешь мне веру в людей, – хмыкнул Ворон. – А теперь клади сюда артефакты.
Денис ахнул, когда Николай достал из кармана «радужку» и округлый предмет размером с пятирублевую монету, напоминающий изумрудный глазок, впаянный в кусок кварца. Глазок имел синюшное веко, открывающееся и закрывающееся с периодичностью в несколько секунд.
