Мой брат писал, что каждый человек остается «дитем своей эпохи, даже несмотря на его особые качества». Можно было сказать, что и каждое отдельное безумие — дитя своей эпохи, но особые качества безумий всех эпох одинаковы.
Безумие появилось в то же время, что и человеческий род; может быть, первый человек, а это тот, кто первым произнес: «Я», испытал, как его Я распадается. Тогда, в раннем детстве человечества, члены общества смотрели на тех, кто был иным, так, как смотрят на чудо, которому нет объяснения, — как смотрели за перемещением солнца с одного края неба на другой или как смотрели на молнию.
Миновали века, и человек попытался объяснить эти явления — гром стал небесным копьем разгневанного божества, солнце — богом, путешествующим по небу, а безумие стало последствием одержимости божьими или демоническими силами. Бежали ли эти одержимые из собственного дома и залезали ли в логова животных, не осознавая, что зверь, который обитает там, может их растерзать? Во время охоты клали ли они оружие на землю, вместо того чтобы метнуть копье в плененного, и преклоняли ли головы перед пойманным животным? Бросали ли они камни в солнце, думая, что таким образом погасят его? Во всех примитивных обществах лекарство было одним и тем же для всех, кто считался одержимым демоническими силами, — им продырявливали голову, чтобы демон безумия покинул их. Тела тех, кто не пережил изгнание бесов, бросались далеко от поселения, чтобы демон не мог овладеть другим членом общества.
Миновали века, и человек стал по-другому объяснять эти вещи — молния стала результатом столкновения облаков, Солнце стало небесным телом, движущимся вокруг Земли, но безумие по-прежнему считалось последствием одержимости божьими или демоническими силами. В священных текстах безумие трактовалось как наказание Господне за непослушание: «Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотою и оцепенением сердца» — таково наказание по Ветхому Завету. В Новом Завете безумие превратилось в одержимость злыми силами, которые должны были быть изгнаны из того, кем овладели. В других религиях безумие — также результат воздействия темных сил, последствие борьбы Бога и Сатаны, но позже появились и те, кто стал искать иную причину безумия.
В те времена, когда греки связывали источник безумия с влиянием богини Геры или бога войны Ареса, один из учеников Гиппократа написал, что ни силы света, ни силы тьмы не вызывают безумия, только из-за нашего мозга мы становимся «безумными, бредим, нас охватывают тревога и страх». Через несколько веков Аретей из Каппадокии в своем сочинении «О причинах и симптомах болезней» сказал: «Кто-то из больных уверяет, что превратился в воробья, петуха и в глиняный сосуд; третий считает себя богом, оратором или актером, который держит в руках скипетр мира; некоторые плачут, как новорожденные дети, и просятся на руки или уверены, что они — семена горчицы и постоянно боятся быть съеденными курицей». Исследователь выделяет два типа безумия — меланхолию и манию: «Меланхолик уединяется, боится, что его прогонят или запрут, мучается суеверными страхами, ненавидит жизнь», он «проклинает жизнь и страстно мечтает о смерти», те же, кто страдает не меланхолией, а манией, могут испытывать неконтролируемую ярость, возбуждение или радость, в этих состояниях могут чувствовать вдохновение к составлению великих сочинений, не имея при этом специальной подготовки, или же могут без видимой причины убить кого-нибудь. Иногда два вида безумия наблюдаются у одного человека: «Некоторые пациенты, страдающие меланхолией, испытывают и приступы мании», в то время как человека, подверженного мании, охватывает и меланхолия, и он «после приступа становится изможденным, печальным, молчаливым; жалуется на страх за собственное будущее, чувствует стыд». И потом колесо снова вертится — меланхолия и мания постоянно сменяют друг друга.
Миновали века, и оказалось, что не Солнце вращается вокруг Земли, а Земля вокруг Солнца, для явлений природы искали определения, а Божьи посредники продолжали считать безумцев одержимыми дьяволом и, исполняя Божью волю, решали, будут ли одержимые излечены молитвами или отправлены в паломничество, чтобы их исцелили святые места, или же, если они приходили к выводу, что речь идет не об одержимости, а о добровольном союзе с дьяволом, несчастных сжигали на костре, или вешали, или топили.
С началом в Европе эпохи рационализма безумцев стали воспринимать не только как грешников, попавших под влияние демонических сил, но и как опасных существ или существ, которые не могут принести пользу обществу и только тормозят его развитие. Но и тогда одна из причин безумия брала начало в Боге. Во времена Ренессанса безумие понималось как последствие трех главных грехов: безумие воображения, когда человек верил, что он кто-то или что-то, в реальности этим не являясь: безумие как Божья кара; безумие как последствие сильной страсти.
Во всех крупных городах имелись тюрьмы, построенные для безумцев. Там их не лечили, а наказывали; безумие было не болезнью, а преступлением. Те, кто считал себя нормальным, всегда возводили непреодолимую границу между собой и теми, кого объявляли безумными. Правители городов, находящихся на берегу рек, подкупали моряков, чтобы те забирали сумасшедших с собой, и корабли плыли вместе с этими несчастными, привязанными к палубе, и если они не умирали от голода и жажды и не были изъедены ветром и холодом, их тайно высаживали в первом же порту, а если это было невозможно, бросали на какой-нибудь необитаемой земле или топили.
В XVII веке Реджинальд Скотт, Эдвард Джорден и Томас Уиллис заявили, что безумие — это не союз с дьяволом или одержимость им, а болезнь нервов и ума, однако среди интеллигентов продолжало существовать убеждение, что помрачение ума было результатом воздействия темных сил. В Йенском университете в конце XVII века профессор медицины Эрнст Фридрих Ведел объяснял студентам, каким образом дьявол может контактировать с людьми посредством безумия. Все же намного позже Джон Локк высказал мысль, что даже религия должна быть рациональна, а Томас Гоббс толковал безумие как нарушение процесса мышления, вызванное расстройством органов тела. Несмотря на это, приюты для сумасшедших сохраняли вид камер пыток для преступников: в двух самых известных госпиталях — Сальпетриере и Бисетре в Париже — больные содержались как звери, некоторые из них находились в подземных камерах с цепями вокруг шеи, прикованные к столбу позора. Если какой-нибудь извращенец хотел наблюдать и наслаждаться их страданиями, охранники пускали его за скромную плату, а иногда проходились кнутом по телам несчастных, словно разыгрывали цирковое представление.
В XIX веке религия и тюремные учреждения окончательно передали сумасшедших психиатрии. Безумие больше не считалось грехом против Бога или преступлением, а воспринималось как пустое существование, неудавшаяся жизнь, потерянная жизнь. То, что человек получает только один раз — жизнь, — сжирается безумием, и несмотря на то что он ее проживает, эта жизнь бесполезна. Жизнь в безумии — ошибка или бесполезная растрата сил природы и Бога.
Все окна в Гнезде выходили в парк в центре больничного комплекса. Парк был устлан мягкой травой, испещрен дорожками, вдоль которых стояли скамейки. Кое-где были посажены деревья, сгруппированные таким образом, что напоминали театральную декорацию, изображающую лес. Вечером, только слегка тронутым мраком, мы с Кларой стояли у окна и наблюдали за наступлением темноты.
В Гнезде были люди, которые боялись темноты, словно смерти.
Едва почувствовав, что наступила тишина, Клара и я тотчас умолкали, не имело значения, насколько важен был разговор, который мы вели в то мгновение. Мы любили тишину — тем больше, чем реже слышали ее в Гнезде. В палате над нами жили Ганс и Йохан — один шагал медленно и тяжело, словно вместо стоп у него были копыта, другой — быстро и резко. В палате рядом с нашей Криста постоянно разговаривала сама с собой, чаще всего в чем-то себя обвиняя. В другой палате по соседству Беата и Герта отвратительно хихикали, время от времени ударяя головой или кулаками в стену. Тупые удары напоминали забытую боль. Из других палат до нас доносились визг, рев, плач и смех, звон, скрип и удары. Тишина была такой редкостью, что мы грезили о ней, и в те мгновения, когда она наступала, умолкали без размышлений, переставали говорить не потому, что осознанно хотели насладиться ею, просто мы лишались дара речи, словно наблюдали чудо.
Человеческий род с начала времен ощущал — только ощущал без возможности доказать, истина это или самообман, — что в глубине человеческого существа теплится нематериальный свет, который не перестанет гореть и после того, как тело угаснет. Этот свет распадается на большое количество лучей, и каждый из них представляет некую существенную особенность человека. Так люди из-за родства лучей внутри их составляют человекосозвездия; множество людей являются частью каждого из этих человекосозвездий; каждый человек принадлежит к стольким человекосозвездиям, из скольких лучей состоит его свет; множество людей связаны между собой в пределах одного человекосозвездия, даже если они не знакомы: чтобы быть частью одного и того же человекосозвездия, не обязательно быть близким с другими людьми из этого человекосозвездия и жить в ту же эпоху, нужно просто обладать лучом, характерным для этого человекосозвездия. Некоторые из этих лучей — признаки безумия. Человекосозвездия, которые порождают безумие, переплетаются с остальными человекосозвездиями, потому что являются частью одних и тех же людей, тем не менее, если присмотреться, каждое из этих человекосозвездий безумия находится на отдельном небе, одно.
