– Вон!!! – закричал отец Захарий, вскакивая. Из его правой ноздри снова полилась струйка крови, прямо в шикарные усы, но он этого не заметил, наступая на Густава своим плотным телом. – Ты в церкви, приблудная овца! В святой церкви, там, где все пропитано Богом! И ты смеешь так говорить о Нем?! Вон из церкви, и чтобы я тебя больше здесь не видел! А если попытаешься сказать еще хоть одно свое поганое слово, то мне достаточно увидеться с матушкой Марией, и вас вышвырнут из нашего дома, как поганых мутов. Вон!!!
Густав поднял руки и задом, чтобы не поворачиваться к алтарю спиной и не вызвать еще большего гнева у Захария, попятился к двери.
Уже снаружи он снова прикоснулся к металлической поверхности двери и сказал:
– Одно, по крайней мере, стало понятным. Но зачем? И почему? И, главное, как?
Постояв еще немного, переводя взгляд с двери на блестящий на солнце крест и обратно, Густав поспешил удалиться от церкви на приличное расстояние.
Глава 16
Три следующих дня Густав работал наравне со всеми. Его определили в напарники к Семену, а Маркова взяли в «элитный» дом в качестве помощника доктора, хотя он этому весьма сопротивлялся. Но когда старику сказали, что от него потребуется исполнение весьма простых обязанностей, а Шомов за это еще и подлечит его почки, то пришлось согласиться. Запас таблеток сокращался, и рассчитывать на них всю оставшуюся жизнь не хотелось. Марков никогда не имел дела с докторами, в его общине их просто не было. И Шомов для него стал кем-то вроде отца Захария – человеком-спасителем, открывающим глаза на новый мир. К Густаву он подобных чувств после случая на заправке уже не питал.
Семен в семье работал охотником, и его никогда не ставили в сад или на огород. Соответственно, Густава тоже избавили от этого неприятного для него занятия, потому что ничего тоскливее, чем копание в земле и возня с растениями, он не знал. Судьба никогда не забрасывала его на грядку, но то, что он видел со стороны, ничуть не радовало.
Участок позади домов занимал примерно гектар. Третья часть его отводилась под скот, а остальное – под сад и огород. Два неровных куска земли разделял такой же забор из металлической сетки, что отделял и жилую часть двора от хозяйственной, дабы животные не съели урожай.
С раннего утра и до заката общий насос работал исключительно на хозяйство. Вода качалась в общий резервуар, представляющий собой большую бочку с вечно барахлившим компрессором, поднятую повыше с помощью деревянных козел и подмостков. Оттуда вода уже перетекала по специально проложенным водостокам к поилкам, а также разливалась по всей площади огорода. Подобная система водоснабжения заинтересовала Густава, так как вручную здесь ничего не поливалось. Умная система водоотвода строилась так, что жидкость поставлялась прямиком к корням всех рассаженных строго по схеме и по своим площадям растений.
С животными было сложнее, чем с огородом, но и веселее. Их участок, в свою очередь, делился на загоны, вдоль которых тянулся единый проход, так сказать мертвая зона между вечно голодными молчаливыми козами и вкусно пахнущей морковью. Даже при желании ни одно животное не могло дотянуться до урожая, как бы ни вытягивало свою шею. К счастью, никаких жирафов во дворе не держали.
В обязанности ухаживающих за животными входила уборка и кормежка. А вот коров, находившихся ближе всего ко двору, доили специальные женщины. Впрочем, они не проходили мимо и четырех коз, хотя их молоко не пользовалось у жителей большим спросом из-за постоянной горчинки во вкусе.
Как сказала Мария, у всех животных, кто мог издавать хоть какие-то звуки, при рождении либо после поимки сразу же отрезали язык. Это было безмолвное разношерстное стадо. Конечно, их запахи и прочие метки могли привлекать к себе мутов с окраин города, но все же лучшим решением было оставить их без средств звукового сообщения.
Дни в подобном ритме тянулись для Густава мучительно долго.
Каждые двадцать четыре часа повторялись раз за разом, словно ужасающе тоскливая карусель проносилась мимо его потускневших глаз. Подъем, служба, работа, еда, отдых, работа, сон. На следующий день подъем, служба, работа, еда, отдых, работа, сон. И снова подъем, служба, работа, еда, отдых, работа, сон. Страннику казалось, что он насквозь пропах скотом. Его руки, раньше сжимавшие руль и знающие толк в работе со множеством сложных механизмов, теперь покрывали царапины, ссадины, вдобавок под ногти въелась грязь. По вечерам он мыл руки до красноты, но все было тщетно.
К четвертому дню Густав готов был выть от безысходности. Семен не торопился рассказывать, где живет Бояр, вежливо уклонялся от расспросов, и поэтому странник решил уйти из семьи как можно скорее. С Марковым или без него – не важно. Старику здесь нравилось, он наконец-то возвратился в общество людей и вряд ли поддержит Густава в его начинаниях. Менять уютную квартиру на неизвестность было не для него.
Густаву же неизвестность стала сниться по ночам вместо кошмаров. Там он ехал куда-то вдаль по бесконечной гладкой дороге, на максимальной скорости, высунув руку в открытое окно, подставляя ее навстречу ветру, и чувствовал, что вот-вот что-то случится. Дорога кончится, будет стена, овраг, что угодно. И когда напряжение достигало предела, Густав просыпался. Открывал глаза, смотрел в белый потолок и слушал сопение Семена в соседней комнате, изредка перемежавшееся храпом. Закрывал глаза и ждал темного, провального сна, без картинок и образов, как спасения. Определенность его новой жизни убивала. Он не привык к этому. И не хотел привыкать.
После утренней службы, на пятый день работы, Густав побрел включать насос для хозяйства. Сегодня пришла его очередь сделать это. Насос находился метрах в десяти от дома, его огораживал хлипкий деревянный забор пять на пять метров и дверь на щеколде, чтобы дети случайно не испортили там что-нибудь важное или сами не покалечились, так как поршень работающего насоса мог играючи раздробить кирпич.
Весь механизм укрывала специальная солнечная батарея-крыша, которая раскрывалась над насосом, как зонтик, и регулировалась по высоте через один тонкий шток. Внутри насосной станции, как важно ее называл Семен, всегда пахло сыростью. Но лишь по утрам. Уже к обеду, если ярко светило солнце, туда нельзя было войти из-за сущей парилки, сшибающей с ног.
Через рычаг ручного управления Густав подкачал немного ушедшую из трубы за ночь воду и нажал на красную кнопку с вытертой надписью «tart». Насос ожил, низко загудел и завибрировал. Странник открыл маленький, специально отведенный кран с угольным фильтром, и оттуда тоненькой струйкой потекла питьевая вода. Он набрал полную пригоршню, умылся и сделал пару глотков.
Для него было удивительным, как вода может течь где-то под землей, и еще более странным казалось то, как ее там нашли. Маленькое чудо. Но Семен рассказывал, что, когда они заселились здесь тринадцать лет назад, во дворе уже стояла колонка. Оставалось только отыскать и приспособить на нее насос.
Вытирая лицо подолом футболки, которую он стирал каждый раз на ночь, странник медленно и неохотно пошел в сторону хозяйственного сектора. Там уже работало множество людей, практически все население дома. Его поприветствовали, и Густав в ответ махнул рукой. Кем они были, как их звали – он старался не запоминать подобную информацию. Зачем, если через некоторое время Тиски забудутся как личный, персональный кошмар? И еще он надеялся, что этот город не будет беспрестанно являться к нему по ночам.
На скотном дворе людей крутилось меньше, и Густав сразу заметил, что среди них нет Семена. Ближе всех ко входу находился один смышленый парень, имени которого он тоже не помнил. Обычно тот возился с коровами и козами, вот и сейчас он мочил тряпку в теплой, оставленной еще со вчерашнего вечера воде, и мыл корову, заботливо протирая ее вздутые бока.
– Эй, привет, – сказал странник, просунув пальцы в ячейки сетки. Пока что он не собирался заходить внутрь.
– Привет, Густав. – Парень вежливо улыбнулся и продолжил свою работу.
– А где Семен, не видел?
– Он сказал, чтобы ты, как появишься, шел к нему. Тут, – парень огляделся по сторонам и приблизился к Густаву, выжимая тряпку, – тут такое дело произошло. Лучше бы об этом знало поменьше народу. Теперь у нас три коровы вместо четырех. Ты сейчас выйди за ворота и иди направо, заверни и где-то там увидишь Семена, доктора и остальных.
– Что случилось-то?
– Увидишь, – загадочно ответил парень и вернулся к своему занятию, всем своим видом показывая, что больше от него и слова не добьешься.
Странник пожал плечами и направился к воротам.
С того момента, как они с Марковым впервые вошли во двор, Густав ни разу не выходил за его пределы. Как-то ни к чему, да и делать ему там, откровенно говоря, было нечего. И возможность сделать это именно сегодня, когда он уже внутренне готов к тому, чтобы сорваться с места и покинуть семью, радовала его.
