Что говорить — не повезло. Но и то правда: нет худа без добра. Действуй я в атаке при Омдурмане палашом, а не новейшим средством, маузером, вряд ли я бы сейчас кому-то что-то рассказывал. Когда одолевают напасти, не следует забывать, что они, быть может, уберегают вас от чего-то похуже, и какая-нибудь чудовищная ошибка порой приносит вам больше благ, чем самое разумное, по мнению многих, решение. Жизнь — штука целостная, и удача тоже; ни та, ни другая на части не разбирается.
Подведем итог нашему путешествию словами полковника Брабазона из его напутственной речи: «Индия — ковмилица Бвитанской ковоны». Нас отправили в лагерь отдыха в Пуне, и, добравшись туда поздно вечером, мы переспали вторую ночь после высадки в палатках на двоих в виду роскошнейшей долины. Днем учтиво, церемонно, в чалмах явились соискатели на место дворецкого, денщика и конюха — в ту пору такие челядинцы полагались кавалерийскому субалтерн-офицеру. Все выложили надежные рекомендации от наших предшественников и после недолгих формальностей и раскланиваний завладели нашими земными сокровищами и взяли на себя полную ответственность за наше житье-бытье. Если вам хотелось, чтобы вас холили и лелеяли и освобождали от бытовых хлопот, то тридцать лет назад лучше Индии ничего на свете не было. Требовалось одно: отдать форму и платье денщику, пони поручить груму, наличность вручить дворецкому — и думать больше не о чем. Ваш Кабинет сформирован, каждый из этих министров входит в свои обязанности со знанием дела, с опытом и лично вам предан. Для них — это дело жизни. За скромное жалованье, справедливое отношение и пару добрых слов они готовы на все. Их мир ограничен прозаическим содержимым вашего гардероба и прочими мелочами обихода. Ни черный труд, ни долгие бдения им не в тягость, опасности им не страшны — ничто не колеблет их спокойствия, их забота не оскудевает. Так бы принцам жить, как жилось нам.
Вместе со слугами к нашей палатке пришли два или три грума с пони и записками от их хозяев, а следом пожаловал взволнованный красавец в красной с золотом ливрее и передал нам конверт с внушительным гербом. Это был посланец от губернатора, лорда Сандхерста, приглашавшего меня и моего спутника Хьюго Бэринга отужинать в его резиденции. Весь долгий день мы жучили солдат, не желавших носить тропические шлемы и подвергавших свою жизнь опасности, а вечером сидели на роскошном банкете с охлажденным шампанским. В конце ужина, после того как были осушены бокалы за здоровье королевы-императрицы[15], его превосходительство любезно пожелал выслушать мой взгляд на некоторые вопросы, я же, отдавая дань дивному гостеприимству, счел неприличным отмалчиваться. Теперь я уже забыл, в каких именно пунктах британско-индийских дел он ожидал моего совета, но помню, что разглагольствовал долго. Были минуты, когда губернатор явно порывался изложить свое мнение, но я из вежливости не позволял ему так себя утруждать, и он охотно закрывал рот. Он был настолько заботлив, что отправил с нами своего адъютанта проследить, чтобы мы не заблудились. В общем и целом, за сорок восемь часов внимательно приглядевшись к Индии, я составил о ней в высшей степени благоприятное впечатление. Порой, думал я, такие вещи схватываешь с первого взгляда. Как говорит Кинглейк[16]: «…разглядывание пристальное, помещающее предмет под неверным углом зрения, не так хорошо для вынесения суждения, как беглый охватный взгляд, позволяющий увидеть вещи в их истинной пропорции». Проваливаясь в сон, мы всем существом сознавали огромнейшую работу, какую Британия совершала в Индии, ее высочайшее призвание управлять этим простейшим и отзывчивым народом — к его и нашей пользе. И буквально тут же трубы заиграли подъем, и мы поспешили на пятичасовой поезд в Бангалор — это тридцать шесть часов пути.
Огромное треугольное плато Южной Индии заключает в себе владения Низама и махараджи Майсура. Спокойствие этих земель, вместе почти равных территории Франции, обеспечивают, в случае нужды, два британских гарнизона — в Бангалоре и Секундерабаде, по две-три тысячи человек в каждом. И тому и другому гарнизону придано вдвое большее число индийских солдат; таким образом для любых учений и маневров имеется достаточно войск всех родов. Согласно установившемуся обычаю, британские силы расквартировываются в пяти-шести милях от людных городов, находящихся под их защитой, а в промежутке стоят лагерями индийские полки. Британские войска размещаются в просторных, прохладных, окаймленных деревьями казармах. Предусмотрительность и порядок осуществляли здесь свои планы, не жалея ни времени, ни пространства. Превосходные дороги, тенистые аллеи без конца и краю, изобилие чистой воды, импозантные конторы, лечебницы и учебные заведения, обширные плацы и манежи — яркие приметы этих центров совместного проживания больших колоний белых людей.
Прекрасен климат Бангалора на высоте более трех тысяч футов над уровнем моря. И хотя солнце палит нещадно, за исключением самых жарких месяцев ночи прохладны и свежи. Европейские розы в бесчисленных глиняных вазонах являют само совершенство цвета и запаха. Буйствуют цветы, соцветия кустарников, лианы. В болотах пропасть бекасов (и змей). На солнце порхают сверкающие бабочки, при луне их сменяют баядеры.
Офицерам не полагается казенное жилье. Они получают квартирное довольство в серебряных рупиях, каковое вместе с денежным содержанием и всякими добавками ежемесячно сгружается в плетеную кошелку размером с призовой турнепс. Вокруг клубной столовой лежит район вместительных одноэтажных бунгало с огороженными дворами и садами. Отслужив очередной месяц, младший офицер получает свою кошелку с серебром, шествует с ней в свое бунгало, вручает ее сияющему дворецкому, и — казалось бы — он свободен от мирских забот. Но кавалеристу в те дни было весьма желательно пополнять щедрые воздаяния королевы-императрицы втрое-вчетверо большими поступлениями из дома. Всего мы получали за нашу службу около четырнадцати шиллингов в день плюс три фунта в месяц на содержание двух лошадей. Вместе с пятьюстами фунтами за год, которые выплачивались поквартально, это было единственное, чем я держался; все остальное приходилось брать под ростовщические проценты у сговорчивых местных банкиров. Против этих господ остерегали всех офицеров, а мне они нравились: очень толстые, очень любезные, очень честные и до ужаса жадные. Требовалось подписать какие-то клочки бумаги и предъявить, словно по волшебству, пони для поло. Улыбчивый финансист прядал на ноги, покрывал лицо руками, влезал в свои шлепанцы и, удовлетворенный, убегал — ровно на три месяца. Брали они всего два процента в месяц и недурно устраивались, поскольку вряд ли сталкивались с неоплатными долгами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
