Иные старшие офицеры любили порассуждать о благотворности христианской веры для женщин («Мол, она не дает им сбиться с пути») и вообще для низших сословий («Сладкая жизнь им здесь не светит, но их утешает мысль, что они получат ее потом»). Христианство еще и дисциплинирует, особенно то, что проповедуется англиканской церковью. Оно побуждает людей держать себя достойно, соблюдать приличия, а значит, уберегает от множества скандалов. С этой точки зрения, всякая обрядность — шелуха. Все равно что перевод одной мысли на разные языки в расчете на разных людей и разные нравы. Любое религиозное излишество — штука плохая. Фанатизм, особенно у нецивилизованных рас, чрезвычайно опасен, он толкает на убийства и мятежи. По-моему, это верная картина настроений, в которых я тогда варился.
И вот мне стали попадаться книги, бросавшие вызов религиозному воспитанию, полученному мной в Харроу. Началось все с «Мученичества человека» Уинвуда Рида, настольной книги полковника Брабазона. Он без конца ее перечитывал и видел в ней своего рода Библию. Фактически это краткая, хорошо изложенная история человечества, в пух и прах разносящая все религиозные таинства и подводящая к безрадостному заключению, что мы просто сгораем и гаснем, как свечи. Прочитанное растревожило и, честно говоря, оскорбило. Но потом я обнаружил, что Гиббон держался того же мнения; и наконец под влиянием мистера Леки, чьи «Расцвет и воздействие рационализма» и «История европейской морали» были проглочены мною той же зимой, я склонился к светскому взгляду на вещи. Какое-то время я негодовал, что учителя и священники, пестовавшие мою юность, напичкали меня бреднями, как я тогда полагал. Конечно, учись я в университете, собравшиеся там знаменитые педагоги и теологи решили бы мои трудности. Во всяком случае, они указали бы мне в равной степени убедительные труды, отстаивавшие противоположную точку зрения. А так я пережил период яростного, агрессивного безбожия, и продолжись он, из меня бы получился отменный брюзга. Через несколько лет я вновь обрел душевное равновесие, и обрел его благодаря частым встречам с опасностью. Я сделал одно открытие: какие бы «за» и «против» ни сталкивались у меня в голове, слова «спаси и сохрани» сами собой срывались с моих губ, когда приходилось бросаться под вражеский огонь, и сердце преисполнялось благодарностью, когда я невредимый возвращался в лагерь к чаю. Я молил не только об избавлении от ранней смерти, но и о всяких пустяках и почти каждый раз, как тогда, так и в последующей жизни, получал что испрашивал. Обычай самый естественный и столь же необоримый и реальный, как мыслительный процесс, входящий с ним в такое противоречие. Более того, молитва умиротворяла, а рассуждения вели в никуда. Поэтому я всегда действовал, как подсказывали чувства, и не умничал.
Для неуча самое милое дело читать сборники цитат. Прекрасная книга — «Знакомые цитаты» Бартлетта, и я внимательнейше изучал ее. Отложившись в памяти, цитаты рождают отличные мысли. К тому же они побуждают вас прочесть авторов, поискать что-то еще. У Бартлетта, а может, у кого-то другого я натолкнулся на французское речение, вызвавшее мое активное неприятие: «Le cœur a ses raisons, que la raison ne connait pas»[19]. He глупо ли — отринуть рассудок сердца ради рассудка головного? Почему не прибегать к ним обоим? Лично я не видел ничего несообразного в том, чтобы думать одно, а ощущать другое. Пусть разум проникает как можно дальше в глубины мысли и логики — это хорошо, но хорошо и взмолиться о помощи и поддержке — и возблагодарить за них. Мне не думалось, чтобы Создатель, одаривший нас разумом и душой, разгневался из-за того, что они не всегда мирно трусят в одной упряжке. В конце концов, Он с самого начала должен был это предвидеть, и конечно Он все поймет.
Соответственно меня всегда удивляли надсадные попытки некоторых епископов и клириков примирить библейскую историю с современным научным и историческим знанием. Зачем нужно примирять их? Если вы получили некое послание, которое радует ваше сердце и укрепляет душу, обещая соединение с любимыми в мире, где шире горизонты и глубже взаимопонимание, то какое вам дело до формы и цвета долго плутавшего конверта? Почему вас должно волновать, правильно ли проставлен штемпель и верная ли дата на нем? Эти вещи могут рождать вопросы, но они конечно же не важны. Важно само послание и блага, даруемые его получателю. Если серьезно поразмыслить, то приходишь к однозначному выводу: чудеса невозможны, «скорее человеческое свидетельство может быть ошибочным, нежели нарушатся законы природы»; а между тем радуешься, читая, как Христос обратил воду в вино в Кане Галилейской, и ходил по водам, и воскрешал из мертвых. Человеческий ум не может постигнуть бесконечность, однако открытия в математике позволяют легко с этим справиться. Мысль, что истинно лишь постигаемое нами, — глупость, и вдвойне глупость, что мысли, которые не может примирить наш разум, исключают друг друга. Что может более обескураживать, чем зрелище миллиардов вселенных (а сейчас говорят, что их такая уйма), мотающихся туда-сюда без всякого смысла и цели? Поэтому я уже в ранние годы усвоил для себя правило: верить тому, во что хочется верить, и предоставить разуму свободно бродить по тем дорогам, которые ему доступны.
Мои кузены, сподобившиеся получить университетское образование, изводили меня рассуждениями, что никакая вещь не существует вне нашего представления о ней. Что все творение есть мечта, что все явления воображаемы. Вы живете и творите свой собственный мир. Чем богаче ваше воображение, тем разнообразнее ваш мир. Когда вы перестанете грезить, мир кончится. Хорошо забавлять себя этой мозговой акробатикой, абсолютно безвредной и абсолютно бесполезной. Я лишь предупреждаю моих юных читателей: относитесь к этому как к игре. Метафизики еще возьмут свое, и вам придется опровергать их нелепые гипотезы.
У меня был свой довод, я сформулировал его много лет назад. Мы поднимаем глаза к небу и видим солнце. Нам слепит глаза, и это физическое ощущение. Пока что только наши органы чувств свидетельствуют о существовании великого светила. К счастью, есть иные, не чувственные, способы проверить, реально ли солнце. Математические. Сложные расчеты, в которых чувства никак не задействованы, позволяют астрономам предсказывать солнечное затмение. Чисто умозрительно они устанавливают, что в определенный день черный диск пройдет по солнцу. Стоит только взглянуть, и глаза сразу скажут, что их расчеты были правильны. Вот свидетельство чувств, подкрепленное совершенно независимым математическим вычислением. В военной топографии это называется «засечкой». Мы получили независимое доказательство реального существования солнца. Когда мои друзья-метафизики говорят мне, что данные, на которых астрономы основывали свои расчеты, изначально были конечно же доставлены органами чувств, я отвечаю: «Нет». Теоретически эти данные может снять какая-нибудь автоматическая счетная машина, приводимая в действие падающим на нее светом и обходящаяся на всех стадиях без участия человеческих чувств. Когда они настаивают, что, чтобы узнать об этих расчетах, мы должны услышать о них собственными ушами, я отвечаю, что математический подход самоценен и самодовлеющ и, будучи однажды открыт, является фактором новым и независимым. Тут я обычно в резкой форме подтверждаю свое убеждение: солнце реально, оно к тому же горячее — горячее, как геенна огненная, и если метафизики в этом сомневаются, пусть наведаются туда и проверят.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
