– Я ужасно страдаю, у меня инфаркт!
Естественно, это неправда, сердце у Николетты железное, работает оно, как всемирный эталон времени, ровно, четко, не ломаясь, без сбоев и остановок. Николетте просто хочется оказаться в центре внимания, поэтому она и разыгрывает комедию. Всю неделю она, при прическе и макияже, одетая в элегантный халат, возлежит под пуховым одеялом в кружевном пододеяльнике, принимая от посетителей букеты, конфеты и соболезнования. Но сейчас ей явно было не по себе.
– Тебе плохо? – испугался я. – Что болит?
– Все.
– А конкретней?
– Желудок, голова, руки, ноги, шея, – стала перечислять маменька, – ой, тошнит! Тася!!! Тазик дай!
Я перепугался окончательно. Маменьке и правда плохо! Скорей всего, у Николетты зашкалило давление. Следует немедленно вызывать «Скорую».
Машина пришла на удивление быстро. Впрочем, это была не муниципальная «неотложка», а из частной клиники, поэтому врачи первым делом нацепили принесенные с собой бахилы, тщательно вымыли руки и лишь затем вошли в спальню.
– Здравствуйте, – пробасил один из докторов, – я Федор, со мною Игорь и Олеся. Что у нас случилось?
– Плохо мне, тошнит, – ответила маменька.
– На ночь ели?
– Пила.
– И что?
– Ваня принес, он приготовил.
Федор повернулся ко мне:
– Я предполагаю, что вы и являетесь тем самым Иваном.
Я кивнул.
– Чем попотчевали матушку? – улыбался врач.
Я постарался максимально точно воспроизвести рецепт.
– Стакан теплого молока, две таблетки растворимого аспирина, пятнадцать капель йода, чайная ложка водки, долька чеснока, черный перец и пара зерен аниса.
– Еще гвоздик, – прошептала Николетта, – там на дне гвоздь лежал.
– Точно, – кивнул я, – шуруп.
Федор кашлянул:
– Интересный состав! Понятно теперь, отчего тошнит больную. Можно я откину одеяло?
– Да, – кивнула Николетта.
Врач аккуратно отвернул часть перины и по-бабьи взвизгнул.
– Это что?
– Цепь, – ответила маменька, – она к батарее идет.
– И кто вас на нее посадил?
– Ваня, – Николетта сообщила чистую правду.
Доктора переглянулись, потом Федор отрывисто приказал:
– Так, Олеся, отстегни ее, Игорь, давление померяй, а вы, Ваня, пройдемте со мной.
Мы вышли в коридор.
– Вот что, – сурово заявил Федор, – вижу, вы решили извести мать! Как вам не стыдно! Чистый садизм, имейте в виду, сейчас мы заберем ее с собой в больницу, и не вздумайте предлагать нам деньги за молчание, обязательно сообщим в милицию о вопиющем факте жестокости. Приклепать старуху к батарее! Заставить выпить дикую смесь! Вы преступник! Небось надеетесь квартиру в единоличное пользование получить.
– Погодите, вы не правы!
– Кто дал ей на ночь эту бурду?
– Я, но…
– А на цепь кто посадил?
– Действительно, я пристегнул Николетту к батарее, но…
– И слушать вас не желаю!
– Федор Олегович, подите сюда! – крикнула Олеся.
Врач, пронзив меня уничтожающим взглядом, ринулся на зов. Я, ощущая себя полнейшим идиотом, двинулся следом.
– Смотрите, – тыкала пальцем под простыню медсестра, – бедняжка спит на колючих мочалках, а еще она одета в жуткий костюм, не пропускающий воздух.
Федор наклонился к Николетте:
– Дорогая, я понимаю, как вы страдали!
– Да, – всхлипнула маменька, – всю жизнь.
– Но теперь с этим ужасом покончено, я позабочусь о вас.
– Спасибо.
– Отвезем вас в клинику и поместим в лучшую палату.
– Мне так плохо? – испугалась маменька. – Я умираю, да?
– Что вы!
– Нет, скажите правду, о чем вы шептались с Ваней? Ах, мой несчастный сын! Как он станет жить без матери! Бедняжка! Кто позаботится о нем, сделает обед, постирает белье, уложит спать, споет колыбельную…
Я молча прислонился к косяку. Ну вот, спектакль под названием «Умирающая мать прощается с сыном» стартовал. Похоже, Николетте не так уж плохо, а тошнит ее от смеси молока, йода, чеснока и аниса, недуг скоро пройдет. Кстати, насчет колыбельной она загнула! Впрочем, маменька никогда не занималась домашним хозяйством, эта миссия всегда была возложена на Тасю, няня не только успешно справлялась с бытовыми проблемами, но и пела мне на ночь песенку про медвежат. Только откуда Федору знать, как обстояли дела у Подушкиных на самом деле? Поэтому он сейчас готов разорвать меня в клочья.
– Вава, – стонала маменька, – все мое принадлежит тебе. Гроб закажи нежно-розовый, это хорошо оттеняет цвет лица, проследи, чтобы челку не уложили на лоб, мне так не идет. Не забудь о Тасе, пусть уж доживает век в квартире, хоть и не заслужила этого. Забери себе мои платья.
– Вряд ли я сумею их надеть, – вздохнул я.
– Это я Тасе говорю.
– Так не влезу в них, – ожила домработница, – лучше продам.
– Нет! Носи.
– Но они малы мне!
– Худей и носи!
– Вам рано думать о смерти, – быстро сказала Олеся, – вы, бабушка, еще долго протянете, этому гаду назло.
Я подавил смешок, ну, сейчас начнется.
Николетта приподнялась на локтях:
– Ба-буш-ка? Я? Никто и никогда еще так меня не оскорблял! Я справила не так давно тридцать пятый день рождения…
В воздухе мелькали молнии. Федор, Игорь и Олеся молча слушали вопли. Николетта высказалась до конца, добавив напоследок:
– А после курса омоложения и антистатики я стану совсем девочкой!!! Посплю прикованной к батарее – и двадцать лет долой!
– Так это вы сами захотели! – осенило Федора. – И цепь, и питье?
– Естественно, – презрительно произнесла маменька, – как же иначе?!
Доктор осторожно посмотрел на меня, я улыбнулся и помахал ему рукой.
– Без проблем, не переживайте.
– Мы уходим! – рявкнул врач.
– Скатертью дорога! – отозвалась маменька.
Медики двинулись к двери.
– А гвоздь? – отмерла Николетта.
– Какой? – обернулся Федор.
– Тот из молока, я его проглотила, – совершенно спокойно заявила маменька.
Доктора кинулись назад, началась суматоха. Через час нас доставили в больницу, на рентген. Просвечивание ничего не показало. Николетта, безостановочно бранясь, выстроила вокруг себя всех дежурных специалистов, требуя извлечь из нее гвоздь.
– Вдруг вы его и не глотали вовсе, – робко предположил один из врачей, – а просто уронили!
Можно я опущу на этой фразе занавес и не стану описывать дальнейшие события? Домой я привез Николетту в десять утра. Всю дорогу она строила планы мести, обещая сровнять клинику с землей.
– Нахалы, – ярилась маменька, – коновалы чертовы! Не найти гвоздь в человеке!
– Шуруп, – некстати влез я.
– Какая разница!
– Большая, гвоздь острый, а шуруп нет, он может сам выйти, съешь побольше каши – и дело с концом, – посоветовал я и испугался.
Сейчас гнев Николетты обратится на меня. Но маменька словно онемела. Речь она обрела на въезде в гараж.
– Теперь я знаю, отчего мне стало плохо, – заявила она, – ты, Вава, перепутал рецепт. Сказано было: положи гвоздь, а ты что сунул? Какой-то шуруп!
– Но они оба из железа!
– Нет! С твоим шурупом не так реакция пошла, этот врач, Федор, полный идиот, но ты еще хуже! Теперь мой организм отравлен.
Сердито бормоча себе под нос, маменька добралась до квартиры Норы.
– Слава богу, приехали, – застрекотала Тася, – я уж испугалась, во, глядите, что нашла в пододеяльнике!
Мы с Николеттой уставились на маленький шуруп.
– Стала постель перетрясать, а он там, – пояснила Тася.
– Почему не позвонила нам? – не выдержал я. – Отчего не сообщила о находке?
Тася разинула рот, поморгала и сообщила:
– Ну не догадалася!
Чтобы не слушать скандал, который маменька закатила Тасе, я быстро переоделся, побрился и позвонил Галине Масляниковой, хозяйке йоркшира по кличке Степа.
– Частное сыскное агентство? – удивилась та. – А я при чем?
– Можно поговорить с вами о взрыве в «Артемоне»?
– Столько раз в милиции рассказывала, право, надоело!
Минут десять я уламывал даму, и наконец она весьма недовольно сказала:
– Ну хорошо, кафе «Дотти» на Тверской знаете, найдете меня в укромном уголке под лестницей. Я личность известная, фанаты мне проходу не дают, вот и приходится прятаться!
– Уже мчусь, – обрадовался я, – но как я вас узнаю?
Из трубки раздался смешок.
– Мгновенно. Я каждый день в телевизоре мелькаю, то один сериал с моим участием крутят, то другой. Не спрашивайте ерунду.
Я положил трубку. Сообщать в этой ситуации, что я ни разу не смотрел многосерийные картины, показалось мне неприличным.
До «Дотти» я добрался без особых проблем, отчего-то Тверская оказалась почти пустой, и место для парковки нашлось сразу. Сочтя это добрым знаком, я толкнул дверь, очутился в длинном зале и спросил у официантки, молоденькой девочки в белой блузке:
– Вы Галину Масляникову знаете?
– Не-а, – помотала та головой.
– Она в сериалах снимается.
