Он настойчиво стремился узнать мое имя, и не по причине обычного любопытства или вежливости, а чтобы в скором времени навести обо мне необходимые справки и получить консультацию наверху на предмет дальнейших действий. Я назвался. И только после этого М. Федорчук опустил трубку. Чтобы окончательно убедиться в верности своей догадки, я повторно набрал его номер. Было занято. «Шестерка» докладывал своему боссу о возникшем странном интересе к благополучно закрытому делу.
Полчаса так полчаса. Можно лишний раз подумать и отравиться никотином.
И вот появился он. Субтильный мужчинка неопределенного возраста никак не походил на следователя по особо важным делам. В его вытянутой лисьей мордочке было что-то неприятное и плутовское, заостренный хрящеватый носик и остренькие маленькие ушки никак не добавляли ему привлекательности. Но наделенный кабинетной властью и чувствуя за спиной надежный тыл, он мнил себя на голову выше частной ищейки, которой приходилось полагаться лишь на собственную смекалку, а реже — на кулаки. Из-за малого, словно насмешка природы, роста М. Федорчук не мог смотреть на меня сверху вниз, и намеренно отводил глаза, и фразы бросал короткие и надменные, словно плевался ими:
— Не понимаю. Чего добиваетесь. Чего непонятного. Если и трачу на вас время. По причине хорошего настроения. Дело закрыто. Никаких жалоб. Преступник изобличен. Мертв.
Его манера говорить оказалась столь заразительна, вроде глупого примитивного мотивчика какой-нибудь попсовой песенки, что я, не пробыв со следователем наедине и пяти минут, тоже стал тараторить:
— Умер уж слишком быстро. Едва подписав чистосердечное. Я сам в прошлом следователь. К подобным вещам отношусь настороженно.
Скользкий как угорь, М. Федорчук почуял подвох. Заметались юркие глазки-бусинки, да и сам следователь задергался, захрустел фалангами пальцев. А я проговорил, правда уже в своей обычной манере, неторопливо, отчетливо, чуть иронично:
— Вашему профессионализму можно позавидовать. Редко когда преступники раскалываются после первого же допроса. Однако ваши коллеги дали маху. Почему у подозреваемого не изъяли ремень и шнурки?
На остро выступающих скулах М. Федорчука взорвались красные кляксы, кончик носа, напротив, отмороженно побелел.
— Ремень и шнурки. На что намекаете?
— На способ его самоубийства. — Я с особой язвительностью произнес последнее слово. — Дудик ведь на самом деле удавился в камере, мучимый угрызениями совести?
Следователь оскалил мелкие подгнившие зубки.
— Побольше читайте бульварные газетенки. Там и не такого напишут. Дудкин не вешался. И не давился. И вены не вскрывал. Подонок. Мразь. Уже загибался. Без дозы не мог. СПИД в придачу. Где ему в камере героин взять? Ломка. Мотор не выдержал. Спросите у экспертов. Острая сердечная. Каюк.
Здорово выкрутился. Не подкопаешься и во лжи не уличишь. Эксгумация трупа Дудкина и повторная экспертиза… Спустись с небес на землю, Галкин, кто на это пойдет, благо нынешнее положение вещей устраивает абсолютно всех, и живых и мертвых. Свидетельства Любки Карякиной ничего не меняют. Кто поверит свихнувшейся наркоманке, какой суд всерьез отнесется к ее бредовым показаниям?
— Чем Дудкин убивал Кристину Фирсову? — Подсвечник был моим последним козырем. Если это и есть орудие преступления… Если удастся выяснить, как он попал к Клоуну спустя два месяца после гибели манекенщицы…
— Монтажкой. Принес с собой. Отпечатки. Полный набор. В картотеке имеются. На следующий день. Повязали. Отпираться не стал.
Продолжать беседу было бессмысленно. Я сухо поблагодарил М. Федорчука за оказанную услугу и пошел прочь.
Смеркалось. Непроницаемое небо давило на землю, и в нем, невидимые, быстрые и наглые, хрипло крича, носились вороны, будто вестники новых смертей.
Действо четырнадцатое. Галкин ошибку допускает и…
Я в офисе, заменившем мне дом. Но здесь больше не пусто. Беспрестанно тарахтит кот. Настя придвигает ко мне сковородку с жареной картошкой, которую приготовила на электрической плитке. В мое отсутствие она провела генеральную уборку, вымыла пол, стены, окна, сняла прошлогоднюю паутину из-под потолка, до которой у меня не доходили руки. Чуть наклонив голову, она наблюдала, как я насыщаюсь. Свежее юное лицо в обрамлении густых русых волос, разве можно представить, что мать этой девочки была алкоголичкой, а отец рецидивистом?
Я благодарю ее, и в голосе моем неловкость. Просто я отвык, чтобы кто-то жарил мне картошку и подметал пол.
— Вы для меня сделали гораздо больше, — очень серьезно произносит Настя.
Я отмахиваюсь.
— Обращайся ко мне на «ты». Мне тридцать пять, но я уже не старик.
— А были? То есть был?
— Был, и даже хуже.
И никаких признаний. Все и так ясно. Я живой. Потому что в лодке я не один, а на горизонт и берега наплевать.
Посуду я отправился мыть сам. Несмотря на то что намеревалась это сделать она. Просто я мужик, и могу настоять.
— В мое отсутствие не происходило ничего странного? — спросил из закутка, перекрикивая шум льющейся воды.
— Несколько раз звонил телефон, — ответила Настя. — Я не подходила, как ты и говорил. А еще, когда я тебя ждала и смотрела в окно, по двору бродил какой-то незнакомый мужик. Очень подозрительный, похож на бандита. Только взрослее парней Клоуна.
— Как он выглядел?
— Кожаная куртка, лысая башка. Брр.
— На голове шрама, случайно, не рассмотрела?
— Нет, на таком расстоянии…
Незнакомцем мог быть подполковник Вершинин, которому интуиция подсказывала, что в отношении Насти я его вожу за нос. Будь я на его месте, то думал бы так же. Я позвонил ему на работу и домой. Никто не отвечал. Едва опустил трубку, как сингапурский аппарат ожил сам.
— Евгений Галкин? — официально осведомились на том конце провода. — Никак не могли вас застать. Нужно встретиться.
— Это смотря с кем. — Хотя я догадывался, что подобными безапелляционными оборотами изъясняются родные стражи порядка.
Что тут же и подтвердилось. Через десять минут мне предстояло ожидать гостей.
Я указал Насте на дверь закутка с раковиной и туалетом.
— Переждешь там. Я постараюсь их поскорее выпроводить.
Она послушно кивнула. Вот и ладушки. О чем они будут говорить со мной? О налете на «Миллениум», о смерти Ланенского или об убийстве Кристины, интерес к которому я проявил сегодня в беседе с М. Федорчуком? Не стоит забегать вперед, все очень скоро выяснится. В дверь постучали, и я открыл.
В следующее мгновение удар рукояткой пистолета сшиб меня с ног. Еще один удар, подошвой в лицо, — и свет померк.
Я очухался на полу, распятый двумя наручниками на батарее. Сквозь розовую пелену проступили очертания трех парней в одинаковых черных джинсах, солдатских ботинках, кожаных куртках и вязаных шапочках. У двоих в руках были пистолеты, у третьего — помповое ружье. Они расступились, и в комнату вошел четвертый, без головного убора, бледнолицый блондин с уродливым шрамом через всю щеку.
— Мальчики по вызову прибыли, — ухмыльнулся он, а остальные хихикнули в кулачок. — Что ж ты, Галкин, так лоханулся? Это ж мы тебе позвонили.
Я сплюнул что-то вязкое, смешанное с кровью и белыми крошками. Отвечать было нечего.
— Удивляешься, как я тебя нашел? — Клоун брезгливо осматривал убранство моего офиса. — Небогато живут частные ищейки. А вот тебе и ответ. Я видел твою лицензию, ребята навели справки. Меньше рекламу давай в газетах, целее будешь. Правда, сейчас это уже не имеет никакого значения. Тогда какой-то хрен не дал нам добазарить. Сейчас ты выложишь все как миленький. На чем мы там остановились? Ах да. Где Николины?
Я мотнул головой.
— Не знаю.
Он коротко выбросил вперед руку, в которой за секунду до этого ничего не было, и моей щеки коснулось лезвие выкидного ножа.
— Искромсаю на куски, — заскрипел зубами Клоун.
Он менялся на глазах, сумасшествие сжирало его изнутри, стекало пузырящейся слюной со стертых, слившихся с багровым рубцом губ, бесновалось электрическими разрядами в прозрачно-ледяном взгляде. Он надавил сильнее, и кожа треснула, хлюпнула выпущенная на волю жидкая алая кровь.
— Ну же…
Клинок ковырнул мясо. В потусторонний мир улетучилась боль, меня поглотил парализующий ужас. И тут скрипнула дверь туалета.
— Колю похоронили сегодня утром, а я вот, здесь. Отпустите его, — безжизненно промолвила Настя.
— Зачем ты?.. — в отчаянии крикнул я.
Клоун отодвинулся от меня. Он не был обрадован внезапным появлением свидетельницы.
— Идиоты! — выругался он на парней. — Почему не обыскали эту вонючую конуру? Если бы там притаился кто с пушкой…
Трое отморозков виновато топтались на месте.
