То и дело в своих блужданиях Казан и Серая волчица стали наталкиваться на небольшие холмики, под которыми были закопаны трупы. Инстинкт, то нечто, что стоит бесконечно выше понимания людей, заставлял их чувствовать присутствие около себя смерти, а может быть, даже и реально обонять ее в воздухе. Дикая природа Серой волчицы и ее слепота дали ей громадные преимущества в тех случаях, когда надо было открыть в воздухе или на земле какую-нибудь тайну, которую нельзя было постигнуть глазами, и именно первая она открыла присутствие заразы.
Казана все время тянуло к расставленным ловушкам, и он влек ее за собой. Они набрели на старый след. По нему не проходили уже несколько дней. В капкане они нашли кролика, который уже давным-давно издох. В другом оказался один только скелет лисицы; ее съели совы. Множество капканов раскрылись сами собой. Другие были завалены снегом. Казан перебегал по тропинке от ловушки к ловушке, надеясь найти в них хоть что-нибудь живое, чтобы съесть. Но Серая волчица в своей слепоте всюду чуяла смерть – смерть человека. И она начинала уже выть и потихоньку покусывать Казана за бок, потому что запах смерти становился все сильнее и сильнее. Тогда Казан побежал далее. Серая волчица следовала за ним до самого края просеки, на которой стояла хижина охотника Отто, и здесь села на задние лапы, подняла слепую голову к серому небу и протяжно и жалобно завыла. В ту же минуту и у Казана ощетинилась шерсть вдоль спины, и он тоже опустился на задние ноги и вместе с Серой волчицей завыл, боясь этой смерти. Теперь уж и он стал ее обонять. Смерть была в избушке, а перед избушкой стоял еловый кол, и на конце этого кола болтался флаг, предупреждавший о заразе, шедшей от Атабаски и вплоть до Залива. Как и сотни других героев севера, Отто побежал вперед предупреждать других, пока не свалится наконец и сам. В эту-то ночь, при холодном свете луны, Казан и Серая волчица и попали в северную страну Фондюлак.
Как раз перед ними пришел туда гонец из поста на Оленьем озере, который всюду предупреждал, что зараза надвигается со стороны Нельсона по направлению к юго-востоку.
– Оспа уже в Нельсоне, – сообщил он Вильямсу, главе поста в Фондюлаке, – и уже поразила всех индейцев у озера Волластон. Неизвестно, как она будет распространяться у залива Индиан, но слышно, что она уже метлой прошлась по Чиппеве между Альбани и Чорчиллем.
И в тот же день он уехал далее на своих быстрых собаках.
– Поеду в Ревеллион, – объяснил он, – предупредить людей к западу.
Тремя днями позже из Чорчилля пришел приказ, что все служащие Компании и подданные английского короля к западу от Залива должны приготовиться к встрече с Красной смертью. Худощавое лицо Вильямса побледнело, как бумага, которую он держал, когда он прочитал этот приказ из Чорчилля.
– Это значит рыть могилы, – сказал он. – Это единственное приготовление, на которое мы здесь способны!
Он прочитал приказ вслух всем людям в форте Фондюлак, и каждый способный человек должен был распространять его по всей территории. Были снаряжены собаки, и на каждые сани, которые отправлялись в путь, были положены свертки красной бумажной материи, долженствовавшие служить признаком надвигающейся смерти, болтающимися по ветру сигналами заразы и ужаса, при виде которых трепет охватывал живших по лесам людей. Казан и Серая волчица наткнулись на одни из таких саней на реке Серого Бобра и следовали за ними с полмили. На следующий день, уже далее к западу, они встретили и другие, а на четвертый – и третьи. Последний след оказался уже совсем свежим, и Серая волчица бросилась от него в сторону, точно ее ударили, и оскалила зубы. Ветер донес до них едкий запах дыма. Они побежали под прямым углом от следа и взобрались на вершину холма. С наветренной к ним стороны внизу, в долине, они увидали пожар: то горела избушка. Собаки и человек на санях уже скрывались в опушке леса. В глубине гортани у Казана послышалось ворчание. Серая волчица стояла как вкопанная. Вместе с избушкой сгорал и покойник. Таков был закон севера. И тайна погребального костра опять овладела Казаном и Серой волчицей. На этот раз они уже не выли, а спустились вниз и побежали далее по равнине и не останавливались до тех пор, пока наконец не нашли для себя убежище в глубине высохшего уединенного болота за десять миль на север.
Затем потянулись дни и недели 1910 года, одного из самых ужасных во всей истории Дальнего Севера, каждый месяц которого был роковым для жизни и животных и людей, когда холод, голод и зараза написали целые главы в книгах жизни обитателей лесов, содержания которых не забудут целые поколения впереди.
Среди болота Казан и Серая волчица нашли себе убежище под буреломом. Это было небольшое, довольно удобное гнездо, совершенно недоступное для ветра и снегов. Серая волчица овладела им тотчас же. Она улеглась на живот и заскулила, чтобы показать Казану свое удовольствие и удовлетворение. Природа опять удержала около нее Казана. Ему вдруг представилась неясно и точно во сне та удивительная ночь под звездами – казалось, будто это было целые века и века тому назад, – когда он дрался с вожаком из стаи волков и когда после одержанной им победы молодая волчица вдруг отделилась от этой стаи и навеки отдалась ему. В тот сезон они уже не совершали набегов на косуль и на карибу и не присоединялись к другим волкам. Они жили главным образом кроликами и куропатками, потому что Серая волчица ослепла. Казану с тех пор пришлось охотиться одному. С течением времени Серая волчица перестала сокрушаться, тереть себе лапами глаза и скулить по солнцу, золотой луне и звездам. Постепенно она стала забывать о том, что когда-либо их видела. Теперь она могла бежать уже очень быстро сбоку Казана. Обоняние и слух у нее развились поразительно. Она могла почуять оленя за целые две мили, а присутствие человека умела обнаружить даже с еще большего расстояния. Всплеск форели в реке в тихую ночь она могла услышать за целые полмили впереди. И по мере того, как все более и более развивались в ней эти два чувства – обоняние и слух, – они в Казане все притуплялись и притуплялись. Он начинал уже зависеть от Серой волчицы. Она стала чуять присутствие куропатки за пятьдесят ярдов от их пути. В их охотах она сделалась вожаком и вела до тех пор, пока дичь не попадалась. И по мере того, как Казан привыкал полагаться на нее во время охоты, он стал инстинктивно следовать и ее предостережениям. Иногда Серой волчице приходило на ум, что без Казана она умрет с голоду. И она пробовала иногда схватить кролика или куропатку сама, но всякий раз неизменно промахивалась. Казан был для нее жизнью. Слепота совсем переродила ее. Она укротила в ней свирепость дикого животного и сделала ее подругой Казана не на один только брачный сезон, но и на все время. Весной, летом и зимой стало ее обычаем прижиматься к Казану и класть свою красивую голову ему на спину или на затылок. Если Казан ворчал на нее за это, то она не отскакивала от него, а приседала, точно ожидала от него удара. Теплым языком она слизывала ледяшки, намерзавшие к его шерсти на лапах, а в те дни, когда ему приходилось пробежать так много, что у него трескались пятки, она ухаживала за его ногами. Слепота сделала Казана абсолютно необходимым для ее существования, но в других отношениях и сама она становилась все более и более необходимой для Казана. Они чувствовали себя превосходно в своем болоте. У них было заготовлено достаточное количество мелкой дичи, и так тепло было у них под буреломом! Они редко заходили во время охоты за пределы своего болота. Иногда из глубины долины и с далеких голых каменистых кряжей до них доносились крики волков, бежавших стаей за добычей, но они больше уже их не волновали, и они не испытывали ровно никакого желания к ним присоединяться для охоты.
