Предательница, обиделась Сашка и тут же, развернувшись, покинула комнату, пока Чистиков не успел в нее вцепиться.
В соседней, столовой, наиболее изголодавшиеся гости в нетерпении крутились возле стола, ожидая приглашения рассаживаться, некоторые то и дело подхватывали с тарелок то кусок колбасы, то маринованный огурчик, а особо наглые так и пирожок или бутербродик с икоркой.
– Все, – появившись на пороге, громогласно возвестила хозяйка праздника, – больше никого не ждем, кто опоздал, я не виновата. Рассаживаемся!
Народ, пытаясь соблюсти приличия, ломанулся за стол, Сашка решила схитрить и тихонько выскользнула из комнаты, рассчитывая по возвращении занять одно из трех резервных мест, два из которых предназначались для Алискиного парня и его перспективного друга. Не вышло.
Едва Сашка вернулась в комнату, как тут же услышала призывный вой Чистикова:
– Саша! Иди, садись сюда, я тебе место занял. – Приглашение звучало искренне, от души.
Не пойти было нельзя, потому как вся компания замерла и уставилась в ожидании ее ответа. Пришлось садиться. Подлая Сонька умудрилась устроиться рядом с Алисой, что стратегически было гораздо дальновиднее, чем прятаться в прихожей в ожидании рублевого местечка. Сашка ужасно на себя злилась. К тому же Чистиков уже принялся оправдываться и нудить под ухом, не оставляя надежды весело провести вечер.
– Саш, ты не сердишься, что я пришел? – ныл Чистиков, наваливая ей на тарелку салаты и нарезку. – Я не собирался, меня Соня притащила, приклеилась, как банный лист. Тебе грибочков маринованных положить? – бубнил он, не забывая выхватывать из-под носа у прожорливых соседей деликатесы.
Алиска долго размышляла, где праздновать, дома или в ресторане, но потом решила дома. Ей представлялось, что так у нее будет больше возможностей по заманиванию Артема в ЗАГС. Квартира у Алиски была огромная, родители смотались ради дочуркиного праздника на дачу, а еду приготовила домработница, она же должна была после праздника вернуть квартире прежний жилой вид.
Саша без всякого аппетита принялась за еду. Перспективный кавалер еще не появился, а слушать чистиковский нудеж на голодный желудок было и вовсе невыносимо.
Наискосок через стол стреляла в Сашку ехидными взглядами Соня Самородкова. Уродкова, а не Самородкова, поправила саму себя Саша, впиваясь зубами в домашнюю буженину.
Артем с приятелем явились к середине банкета. Приятель его оказался внешности заурядной, но зато от него прямо-таки исходил запах успеха. Уж Сашка с ее нюхом в этом ошибиться никак не могла. И дело было вовсе не в парфюме. Успехом пахли костюм, галстук, часы, волосы, он весь целиком источал аромат карьерного роста, стабильного дохода и хороших видов на будущее. Сашка, долго не раздумывая, тут же задвинула Чистикова и, беспардонно пройдясь по ногам рядом сидящих гостей, выбралась из-за стола.
Теперь надо было срочно оттянуть внимание гостя на себя, а то Сонька уже тянула к нему загребущие руки и отодвигала свободный стул.
Сашка, как выпущенный из пращи снаряд, влетела в ошалевшего от неожиданности, не успевшего освоиться гостя и, сделав вид, что споткнулась, оказалась в его объятиях.
– Ой! – потупилась она, краснея, но не спеша выбраться на свободу.
– Ой, Даниил, – подхватила тут же Алиса, желая реабилитироваться перед подругой, – не успели появиться на вечеринке, уже отхватили самую красивую девушку!
Даниил, услышав такой комментарий, встрепенулся и с интересом взглянул на Сашку.
Видимо, зрелище его не разочаровало, потому как он тут же галантно раскланялся, помог ей обрести равновесие и, придерживая ее под ручку, принялся усаживать рядом с собой, подыскивая свободный стул.
Сашка ликовала и бросала на Самородкову победные взгляды. Утраченные было веселье и оптимизм мгновенно вернулись к ней. И даже случайно перехваченный взгляд Чистикова, пригорюнившегося со сгорбленной спиной над собственной нетронутой тарелкой, не испортил ей настроения.
Девушка заливалась звонким смехом над каждой шуткой Даниила, отчего он вероятно, должен был прийти к выводу о том, что неправильно выбрал профессию. «Уральские пельмени» или «Камеди клаб» наверняка приняли бы такого остроумца с распростертыми объятиями. А еще Сашка то и дело «нечаянно» прижималась к объекту завоевания то бедром, то плечом, наклонялась к нему бюстом и вообще пускала в ход все допустимые в приличном обществе средства.
Сонька Самородкова только зубами скрипела от досады, понимая, что объект безнадежно для нее потерян. Сколько она ни старалась привлечь к себе внимание перспективного Даниила умными разговорами и двусмысленными шутками, ничего у нее не вышло.
А уж когда дошло до танцев, Сашка вцепилась в Даниила, как клещ в собаку. Двигаясь всем телом, она продемонстрировала наработанные за годы тренировок гибкость и пластику и только что на шпагат не уселась, дабы поразить воображение объекта.
Видимо, удалось. После четвертого медленного танца подогретый спиртным Даниил, страстно дыша Сашке в ухо, потащил ее в отдаленную от места танцев Алискину гардеробную и, прижав к стене, принялся жадно лапать, облизывая уши и шаря то в области декольте, то хватая ручищами за задницу.
Сашка хихикала, отбивалась и шутливо урезонивала, понимая, что подобные домогательства даже такого перспективного кадра, как Даниил, ее нисколько не радуют, а наоборот, вызывают устойчивое отвращение.
Тем временем Даниил, не обращая внимания на слабое барахтанье девушки, навалился на нее всем телом, демонстрируя серьезность своих намерений определенными физиологическими нюансами в причинной зоне. Теперь его руки нагло лезли ей за ворот, и когда Сашка почувствовала, что его потливая ручонка жадно хватает ее за голую грудь, она всерьез задумалась о том, чтобы позвать на помощь. Но, представив, что на крик сбежится вся подвыпившая компания и застанет ее растрепанную, с задранным до ушей платьем, категорически от такого решения отказалась. Уж лучше как-нибудь самой, чем такое унижение. Потом придется в другой университет переводиться, а у нее диплом на носу.
Между тем пьяный и развязный Даниил действительно задрал ей платье и, вероятно, твердо решил удовлетворить собственные сексуальные потребности. Сашка уже не хихикала, а тяжело пыхтела, пытаясь вырваться из его мерзких объятий.
– Да отпустите же меня, пока я на помощь не позвала, – шипела она зло ему в ухо, стараясь освободить руку и замахнуться, чтобы врезать как следует.
– Не заорешь, – заплетающимся языком, продолжая попытки стащить с Сашки колготки с трусами, со злой усмешкой возразил Даниил. – Сама ко мне всем телом жалась, чуть за столом в штаны не лезла.
Девушка залилась краской. Такого она никогда прежде не испытывала. Теперь ей собственное развязное поведение представилось в ином свете. Там, за столом, в спортивном азарте она готова была пойти на все, лишь бы утереть Соньке нос и закрепить за собой этого козла Даниила. Но, видимо, в глазах самого козла и прочей общественности поведение ее выглядело иначе.
Ужас!
– Да отвали ты от меня, пока я тебе не врезала, а то без потомства останешься! – отчаянно выкрикнула Сашка, понимая, что сил справиться с пьяным скотом у нее не хватает. Она уперлась из последних сил в его провонявшую дорогим французским одеколоном грудь, но он даже не шелохнулся, зато в следующую секунду сам отлетел от нее и, ударившись спиной о косяк шкафа, едва не шмякнулся на пол.
Сашка от облегчения даже всхлипнула.
Лицо привалившегося к косяку Даниила выражало глубокое недоумение, а глаза блуждали по слабо освещенной гардеробной, пока не остановились на чем-то. Сашка обернулась. В дверях стоял длинный, нескладный Чистиков с огромными, крепко сжатыми, побелевшими кулаками.
Сашка Чистиков всю жизнь был невероятно худ, словно его вытянули в длину, совершенно лишив этим толщины. И еще у него были удивительно крупные, тяжелые ладони, словно перчатки у игроков в бейсбол. Те, которыми они ловят свои мячики.
Разглядев причину своего падения, Даниил встряхнулся, грязно выругался и, набычившись, двинулся к Чистикову, и тогда Сашка увидела, как тот, разжав кулак, хлопнул наотмашь своей огромной тяжелой ладонью противника по физиономии. Даниил ойкнул, отлетел на пол и остался там лежать, потирая щеку и с ужасом таращась на Чистикова.
– Пошли, – сказал Саша, протягивая Сашке руку.
Девушка утерла слезы, оказывается, она даже плакала от отчаяния, одернула платье и двинулась прочь из гардеробной, но на пороге остановилась и, вернувшись к распростертому на полу похотливому козлу, врезала ему с размаху по заднице носком туфли, а потом подумала и добавила еще разок.
