Мегги ухватилась за руку Мо.
— Ага, наши гости уже здесь, — сказал Каприкорн, остановившись перед ними. — Хорошо ли спалось, Волшебный Язык?
У него были на удивление мягко изогнутые губы, почти как у женщины. Когда он говорил, то проводил по ним мизинцем, будто хотел их подтянуть. Губы были такие же бесцветные, как и всё его лицо.
— Разве это не любезность с моей стороны — устроить свидание с твоей малышкой ещё прошлым вечером? Сперва я хотел показать её тебе сегодня, как сюрприз, но потом подумал: «Каприкорн, ты, вообще-то, должник этой девочки, раз она добровольно принесла тебе то, что ты так долго искал».
В руке он держал «Чернильное сердце». Мегги увидела, как взгляд Мо словно прилип к этой книге. Каприкорн был высок, но Мо — на несколько сантиметров выше. Очевидно, Каприкорну это не нравилось. Он стоял, вытянувшись в струнку, как будто таким образом мог свести на нет разницу в росте.
— Отпусти Элинор и мою дочь домой, — сказал Мо. — Пусть они уедут, и я прочту тебе всё, что ты хочешь. Но сначала отпусти их.
Что он говорит?! Мегги посмотрела на отца в замешательстве.
— Нет, Мо, я не хочу уезжать!
Но никто не обратил на неё внимания.
— Отпустить? — Каприкорн повернулся к своим людям. — Вы слышали? Почему это я должен делать такую глупость, раз они уже здесь?
Мужчины захохотали. А Каприкорн вновь обратился к Мо:
— Ты так же, как и я, отлично понимаешь: отныне ты будешь делать только то, что я от тебя потребую. Теперь, когда она здесь, ты наверняка не будешь упрямиться и не откажешься продемонстрировать своё искусство.
Мо сжал руку Мегги с такой силой, что ей стало больно.
— А что касается книги, — Каприкорн посмотрел на «Чернильное сердце» так неодобрительно, словно оно кусало его за пальцы, — этой чрезвычайно докучливой, дурацкой и многоречивой книжонки, то могу тебя заверить: впредь я не позволю впутать себя в подобную историю. Все эти ни на что не годные существа, эти порхающие и щебечущие феи… Всюду кишмя кишела живность, воняло дерьмом и шерстью, на базарной площади под ногами путались кривоногие кобольды, а во время охоты великаны спугивали дичь топотом своих неуклюжих ног. Шепчущие деревья, говорящие пруды… Да там любой камешек был невероятно болтлив! И потом, эта непролазная грязь на дороге до ближайшего, с позволенья сказать, города… Разряженные спесивые мерзавцы князья в своих замках… вонючие крестьяне, такие бедные, что с них нечего было взять… бродяги и нищие, у которых из волос сыпались блохи и вши… Чего мне жалеть о них?
Каприкорн подал знак, и один из его молодцов принёс большую картонную коробку. По тому, как он её нёс, было видно, что коробка, должно быть, очень тяжёлая. Он поставил её на серые каменные плиты перед Каприкорном и облегчённо вздохнул. Каприкорн протянул книгу, которую Мо так долго скрывал от него, стоявшему рядом Кокерелю и открыл коробку. Она была до краёв набита книгами.
— Разыскать все экземпляры стоило воистину огромных усилий, — заявил Каприкорн, вынимая из коробки две книги. — Они по-разному выглядят, но по содержанию одинаковы. То, что история издана на нескольких языках, здорово осложнило нам поиски. В нашем мире это было бы намного проще, не правда ли, Сажерук?
Сажерук ничего не ответил. Он стоял с канистрой бензина в руках, уставившись на коробку. Каприкорн не спеша подошёл к нему и швырнул обе книги в одну из железных бочек.
— Что вы делаете? — Сажерук хотел достать книги, но Баста оттолкнул его.
— Они останутся там, где лежат, — сказал он. Сажерук отступил и спрятал было канистру за спиной, но Баста вырвал её у него из рук.
— Похоже, наш Огнежор сегодня хочет предоставить игры с огнём другим, — сказал он с издёвкой.
Сажерук бросил на него взгляд, полный ненависти. С неподвижным лицом он наблюдал, как люди Каприкорна бросали в бочки книгу за книгой. Более двадцати экземпляров «Чернильного сердца» уже лежало на заготовленных щепках — с растрёпанными страницами, с переплётами, похожими на сломанные крылья…
— Ты знаешь, что в нашем прежнем мире всякий раз приводило меня в бешенство? — спросил Каприкорн, принимая из рук Басты канистру с бензином. — Какого труда стоило добывать огонь! Для тебя-то, конечно, нет, ты умел даже разговаривать с ним. Наверное, тебя научил этому один из кобольдов, но для нашего брата это было утомительным делом. Постоянно то древесина сырая, то ветер задувает камин… Я знаю, тебя гложет тоска по старым добрым временам, тебе не хватает всех твоих щебечущих, порхающих подружек, но я никогда и слезинки по ним не пролью. Этот мир устроен гораздо лучше, чем тот, которым нам приходилось довольствоваться долгие годы!
Сажерук словно не слышал ни единого слова из того, что говорил ему Каприкорн. Он как заворожённый смотрел на бензин, который лился на книги, источая зловоние. Страницы впитывали его с жадностью, будто приветствуя собственный конец.
— Откуда взялись все эти книги? — пролепетал он. — Ты же уверял меня, что остался всего один экземпляр, у Волшебного Языка…
— Да-да, что-то подобное я тебе рассказывал. — Каприкорн сунул руку в карман. — Ты такой легковерный, Сажерук! Обманывать тебя — одно удовольствие. Меня всегда поражала твоя доверчивость, хоть ты и сам умеешь врать весьма искусно. Но ты охотно веришь в то, во что хочешь верить, вот в чём дело. Ну, а теперь-то можешь не сомневаться: вот это… — он постучал пальцем по стопке книг, пропитанных бензином, — в самом деле последние экземпляры нашей чернильной родины. Басте и всем остальным потребовались годы, чтобы откопать их в замшелых публичных библиотеках и букинистических лавках.
Сажерук смотрел на книги, как умирающий от жажды на последний стакан воды.
— Ты всерьёз собрался их сжечь? — пробормотал он. — Ты ведь обещал, что перенесёшь меня назад, если я достану тебе книгу Волшебного Языка. За это я выдал тебе, где он скрывается, за это я привёл сюда его дочь…
Каприкорн только пожал плечами и взял книгу из рук Кокереля — ту самую, в матово-зелёном переплёте, которую Мегги и Элинор так услужливо ему доставили, из-за которой он велел привезти сюда Мо и ради которой Сажерук их всех предал.
— Я мог бы пообещать тебе и луну с неба, если бы это было мне выгодно, — сказал Каприкорн, со скучающей миной бросая «Чернильное сердце» в стопку его собратьев. — Я люблю давать обещания, особенно такие, которые не могу выполнить.
Затем он вынул из кармана зажигалку. Сажерук хотел броситься на Каприкорна и выбить книгу у него из рук, но тот подал знак Плосконосу.
Плосконос был такой большой и плечистый, что Сажерук смотрелся рядом с ним сущим ребёнком, и именно так он его и схватил — как непослушного ребёнка. Гвин с взъерошенной шерстью спрыгнул с плеча Сажерука, один из людей Каприкорна бросился за ним, когда тот прошмыгнул у него между ног, но куница увильнула и исчезла за красной колонной. Остальные мужчины хохотали над отчаянными попытками Сажерука вырваться из железных лап Плосконоса. Чернокурточнику доставляло большое удовольствие подводить Сажерука к книгам, облитым бензином, так близко, что он чуть не касался их пальцами.
От нескончаемых злодеяний Мегги стало дурно. Мо выступил вперёд, словно хотел прийти на помощь Сажеруку, но Баста преградил ему путь. Вдруг у него в руке мелькнул нож. Лезвие было узкое, блестящее и казалось ужасно острым, когда он приставил его к горлу Мо.
Элинор закричала и обрушила на Басту целый поток ругательств, каких Мегги ещё не слышала. Сама же она не могла тронуться с места. Она просто стояла и смотрела на лезвие возле голой шеи отца.
— Оставь одну для меня, Каприкорн! — воскликнул Мо, и только тут Мегги поняла, что он хотел помочь не Сажеруку — ему было важно спасти книгу. — Я обещаю тебе не произносить вслух ни одного предложения, где встречается твоё имя.
— Оставить книгу для тебя? Ты ума лишился? Если я кому и дал бы её, то тебе — последнему, — ответил Каприкорн. — А вдруг ты однажды не сможешь обуздать свой язык и я вновь окажусь в этой нелепой истории? Нет уж, спасибо.
— Брось! — сказал Мо. — Я не смог бы своим чтением отправить тебя обратно, даже если бы захотел, сколько раз тебе говорить! Спроси Сажерука, я ему это тысячу раз объяснял. Я сам не понимаю, когда и как это происходит, поверьте же мне наконец!
В ответ Каприкорн лишь усмехнулся:
— Мне очень жаль, Волшебный Язык, но я в принципе никому не верю, ты мог бы это давно себе уяснить. Мы все лжём, когда нам это выгодно.
И с этими словами он щёлкнул зажигалкой и поднёс её к одной из книг. От бензина страницы сделались почти прозрачными, похожими на пергамент и сразу же вспыхнули. Даже переплёт, прочный, обтянутый холстом, загорелся вмиг. Ткань почернела в языках пламени.
Когда в огонь упала третья книга, Сажерук так сильно пнул Плосконоса в коленную чашечку, что тот вскрикнул от боли и отпустил его. Проворный, как его куница, Сажерук выскользнул из могучих рук и кинулся к бочкам. Без колебаний он полез руками в пламя, но книга, которую он выхватил, уже полыхала, как факел. Сажерук бросил её на пол и вновь полез в огонь, на сей раз другой рукой, но тут Плосконос опять схватил его за шиворот и чуть не задушил в своих железных объятиях.
