Снова поля и снова селения. У дороги сооружены навесики. Там стоят глиняные горшки с водой, чтобы прохожие могли напиться. Горшки эти выставляют прежде всего для монахов, которые на рассвете расходятся за подаянием. Их оранжевые одежды всюду бросаются в глаза именно в утренние часы. В левой руке каждый монах держит лаковую миску, а в правой — веер из пальмового листа, чтобы прикрывать бритую голову от солнца. К полудню сборщики подаяний возвращаются в свои монастыри, чтобы единственный раз за день поесть. По утрам и вечерам есть монахам не полагается. На 40 миллионов жителей в Бирме более 300 тысяч монахов.
Приглядываясь издали к путникам на дороге, подумал: как же отличить женщин от мужчин, если те и другие в юбках? Оказалось, что у женщин чаще всего ноша на голове. То ли плетеная корзина, то ли узел с каким-нибудь скарбом. Видел женщину, которая несла на голове связку бамбуковых жердей, которые прогибались почти до самой земли. Повторяю, что эту связку она несла не на плече, а именно на голове.
Главная достопримечательность Пегу — пагода Швемодо. Это самая большая в Бирме статуя лежащего Будды, Показывая ее нам, смотрители храма рассказали, что Пегу когда-то называли Золотым царством, ибо здешние пагоды особенно богаты золотом. Но, скорее всего, Пегу прозвали Золотым царством потому, что вокруг этого древнего города лежат рисовые поля, надежно орошаемые муссонами. А поскольку окрестные крестьяне зажиточны, на храмовых праздниках в Швемодо нет недостатка в щедрых приношениях. Именно к пагоде Швемодо приезжали совершать обряд протыкания ушей наследники бирманских царей. Обряд этот символизирует у бирманцев совершеннолетие.
Статуя лежащего Будды, которой славится Пегу, несколько разочаровала меня. Видимо, потому, что над ней сооружен навес из металлоконструкций и шифера. А это не самый подходящий фон для памятника старины. К тому же здешний Будда выглядит каким-то сусальным — возможно, потому, что его каждый год заново раскрашивают. Зато в целом храмовый комплекс Швемодо отличается от Шведагона как бы большей сдержанностью. Окружающие статую мелкие пагоды не позолочены, а только побелены. Особенно же понравилась мне здесь тишина. Ее нарушает лишь перезвон бронзовых колокольчиков, подвешенных к верхним ярусам пагод. Запомнилась также стекломозаика, которой украшено ложе Будды, а также круглый знак на божественной стопе, символизирующий 108 предыдущих перевоплощений Будды.
Возвращаясь из Пегу в Рангун, вновь думал о древнем названии этого края — Золотое царство. Об этом напоминало и золото тучных рисовых полей, и блеск золоченых пагод. Да, одно золото неотделимо тут от другого. Религия сумела приспособиться к условиям благодатной для земледельца страны, где рисовые поля могут существовать без оросительных каналов. Буддизму в Бирме отнюдь не присущ аскетический фанатизм, характерный для Тибета. Шестилетние мальчики уходят на несколько лет в храм как в приходскую школу. Они становятся монахами, чтобы обучиться грамоте и вновь вернуться к мирской жизни. От верующего требуются лишь пожертвования для монастырей и храмов. Тончайшие пластинки, благодаря которым каждый верующий становится причастным к блистательному облику любого храма, — это удобный способ превращать золото рисовых полей в золото пагод.
Слоны на лесопилке
Приехали на пару дней в Моулмейн — город, где раньше всего закрепились британские колонизаторы. Затем они захватили Рангун, а еще позже добрались до Мандалая. Моулмейн лежит неподалеку от границы с Таиландом. Здесь Южная Азия смыкается с Юго-Восточной, Индостанский полуостров с Индокитайским. Здесь тоже много рисовых полей, но округ этот к тому же снабжает Бирму солью, а также служит главным центром каучуковых плантаций.
Британских колонизаторов Моулмейн привлек как удобный порт для вывоза ценных пород древесины, и прежде всего тика. Отсюда вверх по берегам Салуина и Иравади тянутся тиковые леса. Моулмейн — это небольшой городок. Его старинные здания колониального стиля прячутся среди зарослей масличных пальм. Как и везде в Бирме, тут и там белеют пагоды. Но больше всего в Моулмейне лесопилок и лесных складов. Они тянутся вдоль реки непрерывной полосой. Тик — основа промышленности и торговли этой части Бирмы.
Вдоволь насмотрелся на слонов за работой. Ведь без этих сильных и умных животных немыслима ни заготовка тропической древесины, ни ее переработка для экспорта. В верховьях Салуина или Иравади, где сплавщикам нужно доставлять к реке гигантские тиковые стволы, слон поистине незаменим. Ни один трактор не смог бы пройти по столь крутому склону, да еще волоча такую тяжесть. Прежде чем спилить тиковое дерево, его умышленно губят. Ствол окольцовывают, снимая с него кору и наружный слой древесины. Дерево засыхает на корню. Иначе оно было бы тяжелее воды и его нельзя было бы сплавлять.
На лесопильном заводе близ Моулмейна я впервые в жизни поездил на слоне. На лесопилке, как обычно, визжит дисковая пила, перекликаются рабочие, только вместо мостового крана в пролете цеха время от времени появляется фигура слона. Обхватив хоботом положенное на бивни бревно, он осторожно передвигается между людьми и выполняет свое дело не только с ловкостью, но и с неожиданной для животного инициативой. Мы приехали на завод рано. Мальчуган-погонщик, забравшись на загривок слона, ладонями сбивал с него пыль, а потом с помощью отца надел на него нечто вроде подпруги. Сбруя, которую носит рабочий слон, предназначена для того, чтобы закрепить на нем буксирную цепь. Усевшись на слоновом загривке, мальчик пощекотал слона за ушами пальцами своих щуплых ног. Именно так погонщик управляет своим питомцем. Подчиняясь этим сигналам, слон подошел к штабелю бревен и осторожно потянул хоботом одно из них. Когда ствол поддался настолько, что его можно было зачалить цепью, слон сделал паузу. А потом, когда цепь натянулась, вытащил его до конца и зашагал к лесопилке.
Мне предложили сесть на старого слона, который имел такой же стаж работы на лесопилке, как я в газете. Оказалось, что опытные слоны вовсе не нуждаются в погонщиках. Хозяин слона только попросил меня держаться подальше от его ушей, чтобы животное не приняло случайные движения моих ног за какие-то команды. После этого мы благополучно сделали десять поездок. Не перестаешь удивляться тому, сколько сноровки проявляет слон, когда ему нужно перенести очередное бревно. Прежде всего он обхватывает ствол хоботом и вытягивает его из штабеля, как курильщик извлекает сигарету из пачки Лишь после того как за бревно можно как следует ухватиться, слон поддевает его бивнем и окончательно вытаскивает наружу. Если какой-то край бревна перевешивает, слон осторожно опускает его и перемещает бивни в нужном направлении. Меня особенно поражало, что, неся бревно по цеху, слон при каждом повороте внимательно следил за тем, чтобы не задеть краями какой-нибудь столб или людей, работающих у пилы.
