В первых записях он изящно описывает свои встречи с дипломатами и политиками. Как он путешествовал по миру и познакомился с Улофом Пальме. Рассказывает о близких отношениях со своим старым другом принцем Сиануком.
На каждом допросе его вынуждают повторять свой рассказ. Акценты смещаются с одного события на другое. Кажется, что слышишь голоса следователей. Что ты хочешь этим сказать, сука? Пиши яснее! Я сказал тебе, пиши яснее, продажная тварь! Хватит ныть, пиши все сначала, предатель! А если снова соврешь, тебе конец!
В последней записи много ошибок. Он зачеркивает, начинает заново и вставляет пропущенные слова.
Но и содержание совсем другое. Он сознается в контрреволюционной деятельности. В том, что действовал за спиной Сианука, что продался СССР и США.
Он пишет, что, пока камбоджийский народ голодал и боролся с империализмом, «[я] тратил деньги народа, его кровь, чтобы ездить со своей семьей за границу, чтобы отдыхать на Адриатическом море, на роскошном автомобиле, заправленном народным бензином».
«Деньги народа» тратились на «хорошие вина», «телевизор» и «слуг». Идет ли речь о шведских пожертвованиях?
Его признания становятся все менее правдоподобными.
Я видел орудия пыток в тюрьме S-21. Оголенные электрические провода, огромные палки и щипцы. В архиве есть фотографии замученных до смерти узников, которые я бы предпочел никогда не видеть.
Исуп Кантхи был казнен 6 декабря 1976 года, через полтора года после того, как он благодарил шведский народ на площади Сергельсторг. Когда от узника добивались нужной информации, его, как правило, быстро казнили.
Последняя запись сделана 4 октября. Документов о двух последующих месяцах его пребывания в тюрьме не сохранилось. Скорее всего, были новые пытки, новые показания и признания.
146.
ОСТАВЛЯЯ ТЕБЯ, МЫ НИЧЕГО НЕ ПРИОБРЕТАЕМ! ТЕРЯЯ ТЕБЯ, МЫ НИЧЕГО НЕ ТЕРЯЕМ!
147.
Ванн Нат сидит возле своей мастерской. Она построена на плоской крыше трехэтажного дома, где он живет с семьей. С первого этажа, где расположен ресторан, раздается грохот посуды.
Ванн Нат — один из семи выживших узников S-21. Его волосы совсем седые, он говорит задумчиво и тихо.
Родом он из Баттамбанга, где работал художником. Он спасся благодаря своему таланту живописца.
В списке арестантов, прибывших вместе с ним в S-21, есть небольшая пометка. Красная черточка рядом с его именем. Благодаря ей его казнь оттягивалась до тех пор, пока он рисовал то, что было угодно коменданту Дутю. В первую очередь портреты Пол Пота, срисованные с фотографий.
Ванн Нат рассказывает о своем первом допросе:
— Что послужило причиной ареста? — спросил следователь.
Я сказал, что не знаю.
— Хочешь обмануть Организацию? — сказал он. — Она никогда не арестовывает невиновных. Так что подумай хорошенько, что ты натворил?
— Я не знаю, — повторил я.
После этого Ванн Ната пытали электрошоком, пока он не потерял сознание.
148.
Школьное здание — как любое другое в Камбодже. Деревья затеняют двор, печет солнце, кругом тишина. Умиротворение.
Сегодня название школы, Туолсленг, является синонимом пыток и смерти. Оно звучит в одном ряду с Освенцимом и ГУЛАГом.
При красных кхмерах школу называли коротко: S-21. Мало кто знал о ее существовании. Она находилась в ведении министра обороны Сон Сена и заместителя премьер-министра Нуон Чеа.
По средним оценкам, сюда было отправлено 14 тысяч человек. Их подвергали пыткам и допрашивали, а потом казнили.
Это заведение не было уникальным в своем роде. В провинции существовало много тюрем, где пытали и убивали менее значительных врагов революции. В S-21 посылали только особо важных заключенных. Как, например, министра информации Ху Нима. Или его друга детства Кой Тхуона, партийного секретаря Северной зоны.
Партийное руководство отрицало существование не только S-21, но и вообще каких-либо других тюрем на территории Демократической Кампучии. Сообщалось, что никакой надобности в них больше нет. С преступностью покончено благодаря революции.
С 1979 года S-21 стала музеем.
Музейное руководство размещается сегодня в том же кабинете, где сидели Дуть и другие начальники S-21. Здание через дорогу — следственный изолятор, где велись допросы и пытки. Сегодня здесь расположился хостел и популярный ресторан. Школьные кабинеты, двадцать пять лет назад набитые умирающими заключенными, сегодня пусты.
В тех кабинетах, которые сегодня превращены в музей, висят увеличенные фотографии арестантов. Снимки похожи на фотографии на паспорт, они прилагались к личным делам заключенных, как своего рода удостоверение личности. На стенах тысячи снимков. Бесконечные ряды. Все заключенные смотрят в объектив и встречают взгляд посетителей. Осуждающие, печальные, испуганные лица. Дети, девушки, мужчины, старики. В основном кхмеры, есть среди них и вьетнамцы и даже несколько человек неазиатской внешности.
Камбоджийский юноша без рубашки. На голой груди — табличка с номером «17». Семнадцатый заключенный на тот день. Я подхожу ближе. Номер прикреплен английской булавкой прямо к телу.
Все они смотрят на меня, и я не знаю, что сказать. Их так много, и все они такие разные. Такие живые. И все понимают, что скоро умрут.
В одном ряду снимков я нахожу мужа Анники Андервик, Сромея. Руки заведены за спину, озлобленный взгляд.
Система строилась на стукачестве. Если трое называли одно и то же имя, этого было достаточно, чтобы арестовать человека. При помощи пыток было нетрудно составить списки контрреволюционеров. Под пытками заключенные сдавали всех своих знакомых. Не справляясь с количеством подозреваемых, тайной полиции пришлось вскоре пересмотреть критерии для ареста, увеличив число «свидетелей» до пяти.
То, что арестовывали таких, как Сромей, неудивительно. Он учился и работал за границей и, по мнению тайной полиции, мог легко продаться иностранным разведкам и другим врагам. Студентов, обучавшихся за границей, было не так много. Все друг друга знали. Под пытками они сдавали своих знакомых, и в списках подозреваемых всплывали одни и те же имена.
Один снимок остается в памяти навсегда. Он до сих пор словно стоит у меня перед глазами. Маленький мальчик. На вид не старше пяти. Маленький враг народа.
Мальчик очень похож на моего младшего брата в детстве. Эта фотография ломает последний защитный механизм моего подсознания. Стирает разделительную черту между «нами» и «ними».
Я сажусь на ступени и плачу.
149. [ПРАВИЛА, НАПИСАННЫЕ НА ДОСКЕ В ОДНОМ ИЗ КЛАССОВ ТУОЛСЛЕНГА, ПРЕВРАЩЕННОМ В КАМЕРУ ДЛЯ ЗАКЛЮЧЕННЫХ]
Отвечай на мои вопросы. Не пытайся уклоняться.
Не пытайся что-либо скрывать, уводя разговор в сторону.
Не смей мне перечить.
Не будь дураком — ты здесь, потому что осмелился саботировать революцию.
Отвечай на мои вопросы незамедлительно, не тратя время на раздумья.
Не смей рассуждать ни о своем аморальном существовании, ни о своем видении революции.
Не смей кричать, когда тебя бьют или пытают электрошоком.
Ничего не делай, сиди неподвижно и жди моего приказа.
Если тебя не спрашивают, молчи. Выполняй приказы быстро, не протестуя.
Не пытайся прикрыть свое предательство отговорками про Кампучию Краом[22].
Если ты не станешь выполнять вышеперечисленные правила, тебя будут пороть электрическим проводом.
Если ты не будешь выполнять мои приказы, то получишь десять ударов хлыстом или пять электрических разрядов.
150.
Посередине железный прут длиной в несколько метров. Матовый кафельный пол: белые, цвета слоновой кости, и медово-желтые клетки. Ставни на окнах закрыты, как ночью. Все заключенные садятся на пол, вытянув ноги. Надзиратели приносят тяжелые металлические скобы — на каждом конце петля. Скобы надевают на лодыжки заключенных, затем в петли, под ногами арестантов, просовывают прут.
Одного за другим узников нанизывают на длинный прут. Они сидят в ряд, вытянув ноги. Когда прут проходит через последние петли, его прикрепляют к полу висячим замком. Прикованы все. Чтобы освободить того, кто сидит посередине, нужно отцепить всех, кто с краю.
разговоры запрещены. По правилам заключенным даже не разрешается шевелиться. Но это почти невозможно. Надзиратели ругаютсянарушения. часто бьют, палкой электрическим проводом. Они лежат, день за днем ночь за ночью. Комары —, на лодыжках остаются. совсем скудное. голодают, и. Ино гда освобождают, надзиратели могли на допро. тихо, сверчков гекконов возгласы, крики п тают, обратно, сломаны глаза. Не? М, коридор. движется …
151.
В Демократической Кампучии людей не казнили.
