– Там открыли литературное кафе, а на самом деле книжный магазин. Сидишь себе, пьешь кофе или кокту[26], читаешь книжки и болтаешь.
– Выходит, теперь я смогу получать новости из первых рук!
– Момо Капор издал новую книгу.
– Обожаю «Записки некой Аны».
– Настоящее название «Провинциал»[27].
– Ну и как тебе эта книга?
– Обложка суперская…
Зима выдалась суровая; это, сам не знаю почему, укрепило меня в мысли, что лучше быть Момо Капором, чем Алексой Калемом. Цоро и Црни, взявшие моду играть в покер за новостройками позади школы, каждый день свистели под нашими окнами. Им требовался третий.
– Никак не могу забыть о судьбе Момо Капора, вот ведь аристократ! – за кухонным столом заявил Брацо, набив рот голубцами.
Азра не выносила легкомыслия мужа, но в тот вечер я был уверен, что он не станет проливать слезы над женской долей. Почему же все-таки он плакал, вспоминая о роли женщин в истории?
– А что, правда можно родиться аристократом?
– Разве я сказал обратное?
– Нет, ты ничего не сказал! Но ведь он не стал аристократом из-за того, что избежал взрыва? Он таким родился?
– Да, черт побери, я именно об этом и говорю! Хотя ладно, согласен с тобой… он не аристократ.
– Нет, аристократ! Но причина в другом!
Брацо отказался не только спорить, но и ужинать.
Потому что он только что несколько дней провел в поездке, которая завершилась в Белграде. А когда он возвращался из Белграда, разговоры не затягивались. Зато по прибытии из Загреба сцены с матерью продолжались далеко за полночь.
– Это означает, что любовница в Белграде выжимает его, как лимон, – заявил Цоро. – Что она изматывает его, лишает сил… А та, что в Загребе…
– Ты думаешь?
– Или он влюблен в ту, что в Загребе!
– Что ты несешь! Мой старик уважает женщин. Ты даже представить себе не можешь, как он описывает их подвиги!
Надо признать, я слабовато защищал Брацо Калема. Мои аргументы звучали столь же неубедительно, как диалоги из сериала «Карагез», который показывали по Сараевскому телевидению, – такие же пустые и легковесные. Кто знает, почему отец был покладист с матерью. Каждый раз, когда между ними возникало напряжение, они устраивали забег. Побеждал тот, кто раньше оказывался возле меня. Иногда оба неловко застывали на пороге моей комнаты. На сей раз отец опередил мать и уселся на край моей постели. Не сводя глаз с рекламы ботинок «Star» на обложке «Провинциала», он пустился в философские рассуждения о трудностях взросления:
– Главное для мужчины – это остепениться и твердо встать на ноги!
– И быть высокого роста.
Он окинул меня серьезным взглядом:
– Я говорю с тобой не о росте, а о человеческих качествах. Двухметровый верзила может остаться мальчишкой, а другой, ростом метр шестьдесят, созреть! Ну-ка, умник, скажи мне, как ты узнаешь, что повзрослел?
– Когда созреют чувства, неосознанные стремления, сексуальность…
– Необходимо обрести уверенность. Как этого достичь?
– Да, как? Когда я буду уверен?
– Когда научишься ходить, когда у тебя будут башмаки с подковами.
– Как у лошади?
– Не говори глупостей! Ты идешь по тротуару, и вся улица звенит от твоих шагов! Только по звуку в тебе признают уверенность в себе!
– Неужели? Ее что, слышно?
– Следует ходить размеренным шагом, прислушиваться к нему. Понимаешь?
– Нет.
– Следить за своей походкой. Двигаться, слегка, едва заметно приподняв правое плечо, чтобы никто не обратил на это внимания.
– Мне тоже придется носить небольшие каблуки, как у тебя?
– Ты прекрасно знаешь, что я ношу их из-за проблем с позвоночником, а вовсе не из-за роста!
И вдруг мне вспомнились все его рассказы об отважных женщинах. Вне всякого сомнения, между каблуками на мужской обуви и повествованиями о героинях истории существует связь. Почему отец плакал, рассказывая о них?
– Бедра неподвижны; на тебя смотрят – особенно женщины. Им нравится звук щелкающих подошв.
– Как у Фреда Астера?
– В танце они расслабляются. Не потанцуешь – не поцелуешь!
Пробудился я только летом. Позади, точно чемодан, забытый на багажной полке следующего в неизвестном направлении поезда, остался четвертый класс лицея. Только история с Момо Капором все еще была жива.
Жарким июльским утром я открыл глаза и посмотрел на будильник. Половина девятого. Из кухни доносилась болтовня соседок:
– Что интересного пишет в «Базаре» Момо Капор?
– Что в Белграде у всех академиков есть любовницы.
– У всех?
– Он немного преувеличивает, но я понимаю, что он хочет сказать.
– Он считает, что скрывать это плохо.
– Если об этом трубят на всех перекрестках, уже нельзя говорить о любовницах, особенно если любовники – ученые.
– Ученые? А какая связь?
– Вы вообще ничего не поняли. Момо ополчился не против любовниц, а против лицемеров. Против академиков, которые не осмеливаются развестись!
– А ведь Момо член академии?
Пока я слушал историю про Капора, меня осенило. Идея казалась мне шикарной, но опасной. Я решил пойти в магазин другой дорогой, а не как обычно. Я перелез через перила балкона на втором этаже и аккуратно спустился с карниза на землю. Я не испытывал никакого желания проходить мимо женщин, чьих имен история не сохранила.
Ноги сами принесли меня к магазину: Цоро и Црни дулись в карты. Мне надо было просто убедиться, что им нечего делать. Одного взгляда хватило. Они точно согласятся. И обсуждать не стоит.
– Как дела, Момо Капор?
– Лучше не бывает! У меня есть план… крутой!
– Знаешь, сколько дают за присвоение чужого имени?
– Нет. Но сейчас дело не в этом.
Чтобы реализовать свой крутой план, мне требовалось разрешение Азры на поездку к Ябланицкому озеру.
– В эти выходные мы не учимся.
– Ты уверен, что «он» позволил бы тебе поехать?
– А он где? В Белграде или в Загребе?
– В Белграде.
Я выдержал паузу, как будто собирался затронуть тему Белграда и Загреба.
– Мы хотим порыбачить, а не ограбить банк! – продолжал я.
– Как только доберетесь, сразу позвони мне с почты! Чтобы я за тебя не беспокоилась! – сказала Азра, сжав меня в объятиях.
В доме Цоро находилась лавчонка, скупающая краденое барахло из Германии. Там мы обнаружили костюмы, необходимые нам для продолжения истории Момо Капора.
– И куда же вы собрались в таком виде? – спросила мать Цоро.
– В поездку!
На Горице слово «поездка» имело не совсем тот же смысл, что во всем остальном мире. Так не называли ни обыкновенное путешествие из любознательности, ни визит к родственнику, ни желание отдохнуть. На Горице совершить поездку означало… совершить налет! И если дело не кончалось тюрьмой, участники такой «поездки» возвращались с добычей.
– Ну ладно, эта парочка. Такие поездки – их удел. Но ты-то, Алекса, не станешь же ты ввязываться в грабеж?
– А кто сказал, что мы собираемся грабить?
– Я. Я знаю, что говорю. А я об этом и говорю.
– Мам! Прекрати нести чепуху!
Я не мог отвести глаз от своего отражения в зеркале; ноги сами пустились в пляс, словно подражая Фреду Астеру.
– Неплохо слышать звук собственных шагов, – заметил я.
– Для налетчиков лучше бы его не слышать!
– А вот мой предок говорит, что надо наслаждаться каждым сделанным шагом!
По дороге к вокзалу Нормална у меня само по себе приподнялось правое плечо. Цоро этого не оценил:
– Ты чего хорохоришься?
– Я? Хорохорюсь?
– Ну-ка, опусти плечо!
Согласиться оказалось непросто, хотя самый сильный… он и есть самый сильный! Но стоило Цоро отвернуться в сторону луга и цирка Адрия, плечо вернулось на свое место. Мне казалось, будто все девушки Сараева, которые строили глазки, воображали себе мой силуэт, отражающийся в окнах района Марин-Двор.
На тротуаре перед отелем «Загреб» звук моих шагов ударил в колокол на церкви, – казалось, ветер разносит звон моих подков до самой вершины горы Требевич, а оттуда, превратившись в музыку, он попадает прямо в девичьи уши во всех концах Сараева. Правду сказал отец: когда слушаешь свои шаги, меняется ощущение, приходит осознание собственной значимости! И даже в противном случае все вокруг шло в дело: Цоро, Црни и я шагали в ногу, как пилоты из фильма «Партизанская эскадрилья»![28]
– Мы чего, в кино снимаемся, что ли? – спросил Црни.
– Кино свое будешь снимать в тюряге, если нас заметут! – ответил Цоро.
На вокзале Нормална нам повстречались какие-то босяки. Женский голос из репродуктора придал торжественности нашей походке: «Отправление поезда Сараево – Меткович – Кардельево через пять минут. Просим путешественников и деловых людей пройти в вагон!»
