Вернувшись, она схватила меня за руку:
– Иди сюда!
– Куда ты меня ведешь?
– Обожаю местечки, где страшно! А ты?
– Я больше привык к классике…
– Так можно помереть со скуки! У меня лучше всего получилось, когда помер папаша Шкорича!
– В объятиях мужчины женщина может найти защиту от смерти.
Мой внезапный философский маневр провалился. Амра еще крепче прижала меня к себе и стиснула мою руку.
– Почему ты вырываешься? – спросила она.
– У меня никто не умер, – лепетал я дрожащим от возбуждения голосом.
– Тебе понравится…
Амра притащила меня на площадку между двумя вагонами и специальным ключом перекрыла обе двери. Прижавшись спиной к одной из них, она задрала юбку и взглядом пригвоздила меня к другой. Ее бедра слепили меня, точно молнии, ноги были гораздо длиннее, чем могло показаться. Мерное постукивание колес по рельсам создавало привычный ритм. Пока я предавался поэтическим мечтам, она обхватила меня ногой, провела коленом вверх вдоль моего бедра, просунула свой язык мне в ухо…
– Представлю себе, что ты Джеймс Браун…
– Чего?
– Да ничего!
– А покрасивей никого не нашлось? – дрожащим голосом спросил я.
– Может, он и урод, зато хорошо играет!
Опустив руку, она расстегнула мне ширинку, и я ощутил себя Сони Уинстоном, которого Мохаммед Али прямым ударом в лицо отправил в нокаут, только без боли. Описав дугу, мое детство упорхнуло куда-то в окрестности Коньица.
«Пробил мой час», – подумал я.
Голос Цоро положил конец учениям.
Он свесил голову с крыши:
– Усатый засек нас! Надо валить!
– Усатый… Какой еще усатый?
– Фараон, идиот! Тот, что сцапал нас на Горице! Вылезай на подножку, на повороте поезд замедлит ход, тогда прыгай!
«Сколько дают за лжесвидетельство?» – размышлял я, пока бежал к последнему вагону.
Прав был отец: чтобы повзрослеть, надо танцевать! Прыгать с подножки последнего вагона – дело нешуточное. Но идти через лес все же было гораздо надежней, а слышать, как скрипит под ногами песок, – спокойней, чем в последний раз, когда мы удирали после кражи кур. Песок у меня на губах перемешался с помадой Амры. То, что не пришлось разговаривать с ней – после того, – оказалось весьма кстати. Что бы я мог ей сказать? Рычать, как медведь? Развлекать ее рассказами о женской отваге? Упомянуть Жанну д’Арк? Выжать из себя слезу при упоминании имени матери Момо Капора? Подробно остановиться на достижениях женщин в мировой истории? А в реальности нарушить запреты? Как раз все это, вместе взятое, и заставляло плакать моего отца!
После пробежки по лесу оплаченный немецким инженером венский шницель запросился наружу. Первым блеванул Црни. Цоро вырвало возле бука.
– Черт! Вот уж не пошло так не пошло! Набить себе брюхо, ничего не заплатить за жратву, это ладно. Но зачем же потом все выблевывать?!
– Ну а что Амра? Классная телка?
– Откуда мне знать, мы говорили о литературе!
– Ладно тебе, писатель! Ты меня за усатого держишь, что ли?
Мысли мои змеились вслед поезду, уносившему маленького мальчика, каким я был совсем недавно. Мы вышли на лесную дорогу, хохоча как безумные. Этот усатый здорово насмешил нас.
– Как он там сказал? Что видеть обоссанных воров не слишком хорошооо?
– По правде сказать, мужики, – вступил в разговор Црни, – я не ржал так с похорон моей тееетки!
Вдалеке на дороге показался грузовик. Цоро тотчас догадался, что он частный: без красных номерных знаков. Он махнул рукой, автомобиль остановился.
– Ты из Сараева, земляк?
– Да, – опустив стекло своей «татры», ответил шофер с квадратной башкой, – фараоны поставили заграждение: ищут трех парней с поезда на Кардельево.
– Ты в какую сторону?
– На Ябланицу. Давайте, один со мной, а двое в кузов под брезент.
– Мы все трое в кузов.
В знак согласия шофер кивнул.
– По правде, какой я тебе земляк. Я не деревенщина! – добавил он.
– Ты чё сказал? – Цоро был готов полезть в драку.
– А твоего братана не Цело зовут?
– Да, и что?
– В шестьдесят шестом – шестьдесят седьмом мы с ним в Зенице вместе на нарах чалились.
– Кроме шуток? Комадина… Ты, что ли?! Ты был в тюряге с Миралемом?
– Год и одиннадцать месяцев! Правда, я завязал, но что к чему, знаю! Давайте залезайте! До чего осточертело шоферить!
– Тебе адреналина не хватает, – сказал ему Цоро и, обращаясь ко мне, добавил: – Вроде это так называется?
Я кивнул.
Цоро влез в кабину, а мы с Црни в кузов, и грузовик тронулся с места. Водитель резко отпустил сцепление, и нас с Црни отбросило к заднему борту.
– Эй, земеля, – крикнул я, – поосторожней!
Водитель обернулся и повторил:
– Я не деревенщина!
– Знаешь что? – бросил мне Црни. – Ему на тебя насрать, Момо Капор! И ты его уже достал! Как подумаю, что мы спокойненько могли бы взять киоск на улице Йованица, а потом на Ябланице поесть у Гойко жареного мяса! Мы, конечно, уже пожрали на халяву, но ведь все выблевали!
Црни быстро уснул. Я тоже закрыл глаза. Мы спали, во сне привыкая перекатываться от борта к борту. Вдруг грузовик резко затормозил. Кузов осветился резким голубым светом проблескового маячка. Раздался голос полицейского:
– Не встречали троих переодетых преступников? Опасные типы, представляются чужими именами и воруют в поездах.
– Никого не видел, – ответил шофер, предъявляя документы.
– Что везешь?
– Ничего. Можете проверить.
Второй полицейский отошел, вернулся с фонарем и приподнял брезент. Мы притиснулись к откидному заднему борту, съежились и стали совсем маленькими.
Фонарь осветил кузов, луч света шарил из стороны в сторону. Рука полицейского замерла у борта, прямо над моей головой. Я дышал через нос, вжавшись затылком в днище кузова. Луч остановился в миллиметре от моей головы, полицейский почувствовал теплый воздух из моих ноздрей.
– Сука! Здесь они! Хватай второго!
Полицейский взвыл от страха. Я получил удар фонарем по черепу и резко вскочил. Фонарь разбился, поэтому снова стало темно. Только слышались крики и ругательства. Я вывалился из кузова на другого полицейского, тот упал. Црни из кабины прыгнул на капот «заставы»[31], от удара погас проблесковый маячок. Шофер с Цоро дали деру в лес. Выстрел…
Я испугался, что кого-то убили, сердце бешено колотилось в груди, мысли путались. Я упорно карабкался по склону. Темнота стояла – хоть глаз выколи! Звать остальных было преждевременно. В небе светила луна, но ни одной звезды. Главным для меня было не останавливаться.
«Дернул же черт лезть в чужую шкуру?!» – сокрушался я.
Воспоминание об Амре успокоило меня: ничто не смогло бы выбить из моего воображения ее ноги. И никто. Наверное, даже Мате Парлов[32]. Моя походка снова стала размеренной. Из-за путаницы в мозгах – тем более что именно в это мгновение из-за дерева раздался вой! – мне почудилось, будто на меня выскочил сбежавший из зоологического музея динозавр!
Прикрыв голову руками, я отскочил в сторону. И мне показалось, что я слышу, как Комадина и Цоро ржут как сумасшедшие. А я скорчился, стараясь занять как можно меньше места, чтобы страшные звери увидели, сколь мала их добыча.
– Козлы! – заорал я. – А Црни где?
– Тут, рядом.
Спустя мгновение крик «Црниии!» эхом разнесся в лесу. Спрятавшись за охотничьей избушкой, Црни, чтобы ответить, поджидал, когда мы окажемся в метре от него. Он опасался полицейской ловушки и вооружился своей заточкой. Этот заостренный инструмент всегда выражал его агрессивность, и я не сомневался, что он проткнет любого, кто нападет на него. Как-то возле школы он прикончил албанца, оскорбившего его сестру.
Не без труда мы в конце концов добрались до Меджеджи, одной из вершин горы Прень, где жил однополчанин Комадины.
– Черт! В какое же дерьмо ты нас втравил, Момо Капор!
– Дерьмо лезет не из Момо, – возразил я Црни, – а из твоей задницы!
– Если меня заметут, закажу себе полное собрание сочинений Момо Капора!
– Оно пока не издано, он еще молодой писатель, – сказал я.
– А вот будь я писателем, начал бы с того, что написал бы полное собрание своих сочинений.
– Зачем?
– Как зачем? Тогда бы с библиотечных полок я мог следить за хозяином, пока трахаю хозяйку!
Гора аж задрожала от нашего хохота, и мы все не могли успокоиться, пока Комадина не постучал в дверь заброшенной лачуги. Через секунду ему ответил ружейный выстрел. Все мы разом плюхнулись брюхом на землю.
– Все нормально, – успокоил нас Комадина и после второго выстрела проорал: – Исмет, кончай дурака валять! Это я, Комадина! – А потом шепнул нам: – А теперь… лысый с длинными патлами!
– Разве такое бывает?
В дверях появился лысый тип с длинной косой, спадающей от затылка до плеч. Он улыбался во весь рот. Лучше бы он этого не делал, потому что зуб у него был всего один.
