запаху елея. Это обычно предвещало сотворение чего-нибудь печёного, что было не менее важно, чем сотворение мира. И прав был тот, кто сказал, что любовь приходит и уходит, войны начинаются и кончаются, а кушать хочется всегда. Ведь вкусно поесть хотят все и всегда, что же тогда говорить о детях войны?..
Это было давно… нет, это было вчера! С этого дня для меня начался новый отсчёт времени, и я стал как бы заочным студентом тех университетов, которые принято называть горьковскими.
Вот они, вехи нашей жизни, которые запоминаются помимо нашей воли, и никакие склерозы им не указ. Как-то вдруг и неожиданно вернулся с фронта дядя Миша, и мама в дальнем углу нашей комнаты, у буржуйки, о чём-то с ним шепталась. Мне было очень любопытно, но кто бы меня стал посвящать в разговоры взрослых? Меня по-детски возмущало такое нарушение прав человека, но как законопослушный бэби, я смирялся с этой дискриминацией.
Дядя Миша служил в разведке. Молодой справный капитан, причём с высшим техническим образованием, и как же ему при демобилизации не остаться в той же гражданской разведке? Но так случилось, что тот мамин шёпот оказался сильнее уговоров вербующих сотрудников НКВД. И ещё так вышло, что месть этой организации сопровождала его повсюду, и он, выпускник одного из московских вузов, всю жизнь прозябал главным инженером небольшого сельского кирпичного завода.
Целым и невредимым явился домой и дядя Петя, Большой Петя, как его называли у нас в доме, в отличие от Маленького Пети, моего родного брата. Этот бойкий говорливый парень, приёмный сын одного из братьев моего дедушки, как нельзя лучше воспользовался льготами фронтовика. Вступил в партию (известно какую) и с несколькими медалями на груди произносил на партийных собраниях бессвязные, но идейные речи.
– И для этого мы проливали свою кровь на фронте, чтобы какие-то негодяи расхищали социалистическую собственность? – гневался он на шофёра, который пытался в кузове своей автомашины вывести какой-нибудь горбыль за пределы охраняемого им завода.
По любому поводу – впопад и невпопад – он вдруг начинал кричать:
– Энгельс, Маркс, Ленин, Сталин!
И не всегда он доводил эту четвёрку до конца, но зато отлично знал трусливую психологию людей и был уверен, что им достаточно и одного из этих имён. Он знал также, что его речь не прервут, гарантия тому – те звучные имена, которые он произносил. И в пылу аффекта нарушал привычную последовательность имён вождей, тоже без умысла. Он распалялся до пены у рта, и тут, конечно, его успокаивали, советуя поберечь себя, выпить воды и немного отдохнуть.
Все побаивались не его самого и его припадков, а тех имён, за которыми он прятался. И благо, что он был безграмотным деревенским мужиком, и высокие должности ему не грозили. Иначе для своего окружения он был бы истинным бедствием. Его обычно назначали старшим охранником на каком-нибудь заводе, вменяя ему «важные обязанности», чем он немало гордился.
Был он высоким, спортивным и при этом женолюбивым мужчиной. Никогда не снимал с себя военную гимнастёрку и фуражку с красной звездой. На фоне послевоенного дефицита женихов Большой Петя имел у женщин ошеломляющий успех. И как ему об этом было не знать – он ходил, как важный петух, время от времени поправляя свой кожаный ремень.
Я до сих пор вспоминаю его со смешанными чувствами страха и детского восхищения.
Несколькими месяцами позже появился ещё один дядя, Тимошка, но лишь только на побывку. По моим детским догадкам, он был тайным оппонентом Большого Пети, так как чем-то затмевал его. Этот был совсем «другой овощ». Хотя в родословной они числились двоюродными братьями и были в одном, атеистическом, лагере, видно было, что Петя ему завидует и чувствует при нём дискомфорт.
Тимошка – одна из самых высоких «реликвий» нашего рода, а сам он ростом был совсем мал, ну очень и очень мал, подросток, да и только, чуть ли не с бараньим весом. Маленький, косолапенький, с загнутым, как у ястреба, носом, он имел специфический цвет глаз, и бывшая жена дразнила его красноглазым. Но не торопитесь, полковник! Про таких в народе говорят «Маленький, да удаленький!».
Глядя на него, я вспоминал спор двух неграмотных колхозников. «Да ты хоть знаешь, что такое болшэвик и меншэ-вик?» – с насмешкой спрашивал один другого. А тот на полном серьёзе отвечал: «Это я, говоришь, не знаю!? Болшэвик – это такой маленький и драчливый!». Видно, ему когда-то перепало от такого маленького «большевика», как Тимошка.
Но шутки шутками, а я держал в руках несколько удостоверений Тимошка и именное оружие, между прочим, карабин особого подарочного образца для высших военных чинов. Впрочем, для кого Тимошка, а для кого и Туаев Тимофей Те-мирканович. В начале войны он закончил лётное училище и в морской авиации командовал воздушным кораблём. Будучи уже на пенсии, он как-то мне поведал, что был награждён золотой медалью Героя Советского Союза, так как не было дня, чтобы он не подбил несколько немецких самолётов. Но якобы где-то в штабе напутали с бумагами, и звание героя присвоили его пулемётчику, тоже Тимофею. И он якобы не стал выяснять и прочее… Думаю, при любом раскладе, в отличие от Большого Пети, Тимошке это можно занести в актив, тем более что он об этом особенно и не распространялся, разве только при особом расположении к какому-нибудь человеку. После войны он осел где-то в Прибалтике, и чем занимался, об этом можно только догадываться.
Впоследствии ко мне в руки попала книга советского разведчика, Героя Советского Союза, полковника С. А. Ваупшасова «На тревожных перекрёстках». Автор, литовец по национальности, в душе был интернационалистом, и я не знаю, как к нему относятся в современной Литве, но в своей книге он приводит несколько эпизодов, связанных с Туаевым Тимофеем. Доподлинно мне известно лишь то, что как только умер Сталин, Тимошка появился здесь, в бывшем своём доме.
Помню, маленький такой офицерик в белом кителе и такой же фуражке с высокой кокардой барахтался между огромными чемоданами и мелко-мелко семенил в сторону нашего дома. О Тимошке у нас в доме говорили редко. Да это и понятно – наш отец, его двоюродный брат, числился врагом народа, а он – вон кто! Тимошка, к сожалению, кончил плохо. Некогда он отказался от своей родни, потом от него отказались его «хозяева», и он спился, как это ни печально.
Благотворным следствием этой же победы я считаю и возвращение из небытия Андрея Токаева, мужа моей тёти Нины, который отбывал срок в