— Заменим веслом, — спокойно сказал Буторин. Он приспособил весло вместо реи, снова вздернул
парус.
Юго–восточная часть озера была отгорожена сплошным белопенным валом — это мель.
— Станем на якорь, переждем, — устало сказал Буторин.
Проснулись–дождь, ветер. Лежа на койке, по одному разгибаю скрюченные пальцы. У Буторина разболелось плечо, волок сказывается. Где начало реки Зеленой, мы знаем лишь приблизительно. Подняли парус, пошли вдоль берега и вскоре увидели протоку. Буторин решил произвести разведку на «Щельянке». Вернулся, махнул рукой:
— Течения нет…
Забраковали еще две протоки — они вели в небольшие озера.
На северо–востоке берега не видно, может быть, река там?
Снова мусолим карты — нет, судя по всему, таинственный исток здесь. Из очередной разведки Буторин вернулся с хорошей вестью: протока с течением, наверняка Зеленая.
До поздней ночи мы проталкивали «Щелью» по мелководью между бесчисленными островками. За двенадцать часов продвинулись километра на два, вымокли с головы до ног. Встретили небольшое озеро, на дне — зыбучий песок, до глубокого места метров десять.
— Может быть, это не Зеленая? — засомневался я. — Песку больше, чем воды.
— Двух стоков в таких озерах обычно не бывает, — успокоил меня Буторин. — Отдохнем, а завтра посмотрим. Установим на том берегу ворот и дернем, недолго…
Обошлись без ворота. В Зеленую влилась безымянная речка, и она «исправилась».
4
В полночь на стоянке я включил «Спидолу», которой мы в последнее время почти не пользовались, не до нее было. В Москве сейчас–десять вечера. Последние известия… Сегодня в выпуске… Судьба двух полярных путешественников не известна…
«Это, наверно, про нас», — подумал я и разбудил Буторина.
В эту ночь мы долго не могли заснуть. Будут волноваться миллионы людей–по радио объявили, что «Ще–лья» пропала, поиски ведет полярная авиация. А с нами ничего не случилось, даже неловко. Чувствую тревожный, пристальный взгляд Родины, над нами словно мелькнуло ее алое крыло.
Буторин ворочается с боку на бок, ворчит:
— «Щелья» пропала… Мои старухи слезами обольются. Кто это придумал–пропала? Почему так объявили?
— Не в том смысле, как ты думаешь, — отозвался я. — Долго нет от нас известий, забеспокоились, ищут.
— Смысл один, — стоял на своем Буторин. — Пропали — значит, пропали.
— Не пропадем, Дмитрий Андреевич, давай спать…
Над зеленой рекой струился утренний туман. Удивительная, особая ямальская тишина–от моря до моря. Выходим на берег, я отцепляю якорь, Буторин отталкивает ногой корму от берега. «Щелья» медленно разворачивается.
— Распустила свой подол, — осуждающе говорит Буторин. — Толстуха.
Я отталкиваюсь веслом от берега, нас тащит течением.
Бензина осталось мало, Буторин решил использовать более экономичный подвесной мотор, но не смог завести.
— Повреждена трубка карбюратора, — сказал он, укладывая мотор на место. — Не уберегли. Сколько раз переваливали со «Щельи» на «Щельянку» и обратно. Надеялись мы на тебя, везли от самого Архангельска, а ты нас подвел. Вот швырну за борт.
— Обойдемся, Дмитрий Андреевич. До Обской губы километров двадцать, пустяки. Паруса, весла, течение — двигателей хватит. Можно и бечевой.
— Кончится бензин, лучше всего буксировать «Щелью» на «Щельянке». За маленькой лодкой она легче пойдет. Видел, как на реках перевозят сено?
Огибаем очередной мыс, опять поворот на сто восемьдесят градусов. «Щелья» ткнулась носом в левый берег, река слишком узкая. «Щелья» прижимается бортом к обрыву. Беру шест, прохожу на нос, отвожу его от
берега. Течение разворачивает «Щелью», корма упирается в прибрежный кустарник. Буторин берет весло, отталкиваемся. «Щелья» пошла куда надо — вниз по течению. Все это мы проделали быстро, не включая мотора.
— Вальс! — говорю я. — Ну и «Щелья»…
Снова поворот. В воду скатываются комья земли, я поднимаю голову и прямо перед собой метрах в пяти вижу грязно–бурого песца. Карабкаясь на обрыв, он замер на мгновение, оглянулся, смотрит на меня.
— Дмитрий Андреевич! — я толкаю локтем Бутори–на в бок.
Он поворачивается. Наш Пыжик уже на берегу, мы и не заметили, как он катапультировался. Началась погоня, через несколько секунд и песец, и Пыжик скрылись за холмом.
Вскоре слышим его встревоженный лай, он становится все глуше. Обычная история: заметив вдали «Щелью», он мчится параллельно ей — в обратную сторону. Река так петляет, что сориентироваться трудно. Делать нечего, причаливаем. Иду напрямик через кустарник, зову Пыжика. Ветерок в мою сторону, поэтому он не слышит. Поднимаюсь на холмик, вижу речку — приток Зеленой. Пыжик не любит соваться в воду, неужели придется обходить? Высматриваю его в бинокль — не видно. Злюсь, кричу — не отзывается.
Наконец увидел. Он заметил меня, мчится во весь дух, в ивовом кустарнике мелькает его темная спина. Не останавливаясь, кидается в воду. Иду к «Щелье», он догоняет меня, кружится, танцует, путается под ногами. Злость проходит, ласково треплю его по загривку.
Буторин расположился на берегу, промывает бак. Пыжик плюхается на корму, поворачивается на бок, вытягивает лапы.
Пыжик лежит как колода, намаялся, дрыхнет.
Река неожиданно разделилась на два примерно одинаковых рукава. Справа видна перекрывающая русло сеть, выгнутая течением. Буторин без колебаний повернул туда. Экономим бензин — некоторые плесы проходим под парусами с выключенным мотором.
«Щелья» опять на мели–не угадали, пошли не той протокой. Залезаем в воду, беремся за уключины, медленно тащимся против течения. Прохожу на нос, беру тяжелый шестиметровый шест, отталкиваюсь. Шест вязнет в иле, с трудом вытягиваю его, чтобы оттолкнуться с другого борта. Буторин упирается руками в корму.
Работаем молча, так или иначе одно за другим проходим речные колена. Вышли в озеро, которое не обозначено ни на одной из наших карт. Протоку обнаружили быстро, убрали паруса. Выливаю воду из сапог, переобуваюсь.
— Евгеньич, гляди!
В стороне пролетел самолет с красной продольной полосой на фюзеляже–полярная авиация. Буторин выбежал на бугор… Не заметили.
— Только паруса свернули. Наверняка бы обратили внимание.
— Такой корабль не разглядели, — смеюсь я.
Река стала намного уже, до берегов можно дотянуться веслом, они подступают все ближе. У меня появляется смутное нехорошее предчувствие.
«Попали не в ту протоку, — подумал я. — Придется возвращаться на озеро».
