Проходившая мимо женщина окинула Адель взглядом, в котором читалось отвращение. Адель решила, что вид у нее именно такой: падшая женщина покидает холостяцкую берлогу своего любовника. Еще ни разу в жизни она не чувствовала себя столь грязной и ненавистной самой себе. Она доковыляла до Шафтсбери-авеню и остановила первое попавшееся такси.
Путешествие домой было бесконечным.
Адель попросила водителя такси остановиться у магазина «Фенвикс» на Бонд-стрит, где было множество нормальных, счастливых женщин, не чувствовавших за собой никакой вины, женщин, которые радовали себя новой губной помадой или выбирали наряд для особого случая. Адель купила чулки взамен порванных накануне вечером и переодела их в дамской комнате. Старую пару она бросила в корзину для мусора, стыдясь стремления скрыть свидетельства своего греха. Затем она вернулась в магазин и наугад выбрала пару перчаток, щетку для волос и баночку кольдкрема. Ничего из этого Адели не требовалось, и можно было купить все в Филбери, но она думала только о том, что ей нужно какое-то доказательство нормальности хотя бы для себя и некое алиби. Какое-нибудь ничтожное свидетельство, доказывающее, что ее действия за последние сутки были вполне невинными.
В поезде Адель сидела, держа на коленях сумочку и покупки, прижавшись головой к оконному стеклу, глаза ее от усталости горели. Тело болело, словно избитое. Она не могла думать отчего.
Домой она вернулась к полудню. Уильям, слава Богу, дома не обедал. Встретила ее только миссис Моррис, да и та к часу дня ушла. Помыслить о еде Адель не могла, хотя миссис М. оставила ей холодной ветчины и овощной салат.
Адель налила себе горячую ванну, воображая, что смоет таким образом свои грехи. Она все еще чувствовала на себе запах одеколона Джека. Адель видела флакон у него в ванной комнате. «Зизония» от Пенхалигона. Он вызывал у нее беспокойное, тревожное воспоминание. Ибо, несмотря на то что никогда в жизни Адель не чувствовала себя хуже, воспоминание о том, что с ней делал Джек, опьяняло. Она невольно переживала каждый порочный, восхитительный миг.
Когда Уильям пришел домой, Адель чувствовала себя очистившейся, но словно в бреду. Она заставила себя поужинать вместе с мужем. Каждый кусок приходилось отправлять в рот через силу. Адели казалось, что она никогда уже не сможет получать удовольствие от еды. Уильям, похоже, был очень рад ее видеть и подробно расспрашивал о Бренде.
— Она так волнуется по пустякам и при выборе любой вещи нуждается в помощи, — рассказывала Адель. — Думаю, прожив так долго в Кении, она чувствует себя отставшей от моды и не знает, что следует покупать.
— Пусть покупает все, что ей нравится. — Уильям никогда не мог понять, почему женщины с таким трудом что-то выбирают.
— О, это не так-то просто, и ты об этом знаешь. Тем не менее это даже приятно — помогать кому-то отделывать квартиру. Во всяком случае, пока я была с ней, мне пришла чудесная мысль. — Вполне можно сообщить ему сейчас. — Я подумала, что открою художественную галерею. В старой приемной. Что скажешь?
Зачем она это озвучила? Неужели она действительно станет осуществлять этот план? «А почему нет?» — подумала Адель. Она справится и одна. Ей не нужна помощь Джека Моллоя. Она начнет с малого, постепенно расширит дело. Это придаст смысл ее жизни. Конечно, это всего лишь хваленое хобби, но оно может доставлять и удовольствие. И кто знает, куда оно может привести.
Если повезет, как можно дальше от Сохо.
Уильям наклонил голову набок, обдумывая предложение жены.
— Звучит неплохо, — ответил он в итоге. — Если только по дому не будут шататься толпы людей.
Адель убрала со стола посуду и принесла две креманки с мороженым с ломтиками персика и взбитыми сливками.
— Я все посчитаю и прикину, во что это обойдется. — Руки у нее дрожали от изнеможения. — И попрошу подрядчика прийти посмотреть, насколько легко будет осуществить переделки. Думаю, работы будет немного.
Несмотря на деловой характер, Адель мечтала только о том, как бы добраться до постели. Если она уснет, то спасется от совершенного ею ужасного поступка.
— Я, пожалуй, лягу пораньше, — сказала она Уильяму, выдавливая в раковину «Фэри». — Гостевая комната у Бренды выходит на дорогу. Я почти не сомкнула глаз.
Пока Уильям был в саду, куря вечернюю сигару и любуясь розами, Адель залезла в его медицинский саквояж и нашла бутылочку со снотворным. Она не была уверена, что Джек Моллой не посетит ее во сне. Он уже начинал возникать в глубине ее сознания — его темные глаза, черные волосы, заученная улыбка… И не важно, с каким упорством она старалась забыть его и то, что они сделали, эти образы дразнили ее.
На следующее утро Адель почувствовала себя лучше. Более собранной. И чувство вины по поводу содеянного несколько ослабло. Она решила, что каждому человеку дозволено совершить одну ошибку. Она поддалась минутной слабости. «Подобное, — говорила она себе, — действительно случается». Хотя Адель с трудом представляла своих подруг в схожей ситуации. Почему она не может быть респектабельной и довольной, как они? Что, скажите на милость, на нее нашло?
Адель решила сосредоточиться на семье. На Уильяме и сыновьях. Она не собирается терять их ради дозы возбуждения, порции лести и ночи…
Она не хотела думать о той ночи. Если она подумает о той ночи, ее решимость поколеблется и мысли разбегутся.
В те выходные они с Уильямом впервые должны были взять близнецов из школы всего на несколько часов днем, но Адель не могла дождаться встречи с ними. Впервые со времени ее проступка она проснулась, думая о них, а не о Джеке Моллое. Одеваясь на выход, Адель молилась, чтобы Джек удовольствовался тем, что соблазнил ее, занес в список своих побед и, не долго думая, обратился к следующей ничего не подозревающей жертве. Она тем временем собиралась его забыть, переложить воспоминания шариками от моли, как неподходящее платье, которое никогда не захочет надеть снова.
Адель и Уильям совершили короткую поездку до Эбберли-Холла. Адель была возбуждена и всю дорогу болтала о своих планах в отношении галереи.
— Вчера приходил плотник, смотрел, как увеличить окна, чтобы получилась витрина. Потрудиться придется, но он говорит, что сделать это можно. И еще он смонтирует по всему помещению специальные крепления для картин, чтобы с развеской не было никаких сложностей. И он может изготовить достойную вывеску. Я выбрала золотые буквы на темно-красном фоне. Как твое мнение?
— А как ты назовешь галерею?
— «Галерея Расселл», разумеется. По-моему, звучит здорово.
— Совершенно согласен. — Он искоса глянул на Адель и улыбнулся. — Мне кажется, это звучит просто как работа.
В Эбберли-Холле их встретили два перевозбужденных мальчика, которые как будто бы выросли по меньшей мере на два дюйма с тех пор, как Адель видела сыновей в последний раз. Она прижала их к себе, обнимая с их веснушчатыми носами, оттопыренными ушами и карманами, набитыми конскими каштанами. Два этих маленьких существа — вот что имело значение.
Они повезли мальчиков в кафе-кондитерскую в соседнем городке, где те до отвала наелись лепешек со сливками и джемом. После нескольких дней, когда Адель почти не ела, к ней вдруг вернулся аппетит, и она почувствовала себя крепче. С собой в школу она купила сыновьям по пряничному человечку.
Расставание с мальчиками превратилось в пытку. На обратном пути Адель переполнял страх. До коротких каникул среди семестра еще четыре долгих недели. Но она хотя бы знала, что им там нравится: они безостановочно рассказывали о своих занятиях и новых друзьях. Когда сыновья обняли ее на прощание — они еще не достигли того возраста, когда физический контакт с матерью смущает, — Адель снова почувствовала прилив решимости. Они составляли смысл ее существования — с ободранными коленками и ангельскими улыбками.
— Почему ты плачешь? — озабоченно спросил ее Тим, и Адель осознала, что по щекам ее текут слезы. Обычно она не позволяла себе плакать, когда прощалась с близнецами. Ей нравилось подавать им хороший пример.
— Потому что я очень вас люблю, вы — мое счастье, — объяснила им она. — Слезы не обязательно означают, что тебе грустно.
На обратной дороге в Шеллоуфорд Адель почувствовала жуткую опустошенность. Мысль о тишине Бридж-Хауса была нестерпимой.
— Давай поужинаем где-нибудь в городе, — предложила она Уильяму. — Ну, пожалуйста. Мы сто лет уже никуда вдвоем не ходили.
— Мне нужно просмотреть гору документов, — ответил он. — Я просто хочу спокойно поужинать и сесть в гостиной, и просматривать их, слушая Брамса. Ты не против?
Она была очень даже против. Категорически.
— Конечно, нет. Очень хорошо, — отозвалась Адель. — Я приготовлю омлет.
