— Милая моя, что ж это с тобой? Вот уж невезучая...
— А вот и везучая! — Тоня попыталась задорно улыбнуться. — В прилив попала — спасли! С убийцей с глазу на глаз встретилась — жива осталась.
Надежда Петровна помогла ей сойти с вертолета и дотронулась рукой до Тониного лба.
— Да не жар ли у тебя, милая? А ну-ка пошли домой!
— Надежда Петровна, вы уж, пожалуйста... — попросил Бочкарев. — А то мне к ним надо. — Он показал в сторону удалившегося в казарму начальства. — Тонечка, я сейчас...
— Беги, беги, — не беспокойся, — ответила за нее Стародубцева.
Бочкарев пошел в канцелярию, а Надежда Петровна глянула по сторонам — кто бы помог довести Тоню до дома.
— Разрешите? — к ним подбежал Константинов.
— Нет уж, голубок, без тебя управимся.
— Он меня через всю долину нес на руках, — сказала Тоня и улыбнулась.
Надежда Петровна хмыкнула.
— Вот и хватит с него, — сказала Стародубцева.— А ну-ка, Гоберидзе, поддержи Антонину Кириллову с того боку.
— Хоть и с двух! — не скрывая удовольствия, ответил Гоберидзе.
Он крепко обнял Тоню за плечи, Надежда Петровна взяла ее под руку, и Тоня, прыгая на одной ноге и смущаясь этого, кое-как добралась до своей квартиры.
— Спасибо, Гоберидзе, можешь идти, — сказала Стародубцева.
— Почему идти? Может, еще что надо сделать? — спросил он.
— Ничего не надо. Раздевать я ее сейчас буду, — буркнула Надежда Петровна. — Тебе ясно?
— Так точно, товарищ начальник! Помочь могу.
— А ну-ка марш отсюда! Ах ты, охальник! — крикнула Надежда Петровна и замахнулась на него полотенцем.
Гоберидзе засмеялся.
— Есть, Надежда Петровна, марш отсюда.
— Ну и народ эти грузины. Палец в рот не клади, откусят, — добродушно промолвила Стародубцева и посмотрела на Тоню. — Раздевайся, милая, скидывай свой тренинг, посмотрим, где тебя пуля тронула. Или, может, нож?
— Пуля, Надежда Петровна... Ой, больно что-то...
Стародубцева стянула с Тони ботинки, тренинг, уложила ее на кровать и уставилась на раненую ногу. Тоня тоже, неудобно повернув голову, разглядывала рану. Входное отверстие от пули было небольшим, аккуратным, а выходное — рваным и не таким уж маленьким. Нога слегка припухла и покраснела.
— Хорошенько обработаю йодом, — назначила себе лечение Тоня, — забинтуем и примем какой-либо антибиотик, например, тетрациклин... Надежда Петровна, подайте мне, пожалуйста, аптечку... Ничего, до свадьбы заживет, как сказал один товарищ.
— До какой еще свадьбы? — строго спросила Стародубцева. — Свадьба у тебя, милая, уже была, и достаточно. Вот так... Жар померяй... Где у тебя градусник?
Пока Надежда Петровна ходила домой за малиновым вареньем, Тоня смерила температуру, посмотрела на термометр, слегка присвистнула и стряхнула ртуть больше, чем на градус.
— Ну, сколько? — спросила Стародубцева, возвратившись.
Тоня достала термометр, мельком взглянула на него и протянула Надежде Петровне.
— Тридцать семь и шесть, почти нормальная.
— Ну, это еще ничего. Невысокая. Вот чая горячего выпьешь с малиной, пропотеешь, оно и совсем полегчает.
Бочкарев не приходил. Только раз он нашел минуту, чтобы позвонить и узнать о состоянии жены. Трубку подняла Надежда Петровна и ответила, что все в порядке, жар, правда, есть, но небольшой...
— Спит твоя половина, не беспокойся, Василий Иванович, — сказала она, прикрывая трубку ладонью. — А ты когда освободишься?
— Как только вертолет улетит, — ответил Бочкарев. — Вроде бы уже скоро.
Вертолет, однако, улетел не так скоро. Полковник в присутствии офицеров отряда и Бочкарева допрашивал преступника, прежде чем доставить его в город и сдать следственным органам. Освободились только к вечеру. Начальник заставы предложил всем остаться на ночь, но полковник не согласился. Он несколько раз связывался по рации с Петропавловском и Владивостоком, после чего сказал, что, к сожалению, надо немедленно вылетать — вызывает начальство, которому понадобилось срочно видеть арестованного Пономаренко.
— Как себя чувствует Антонина Кирилловна? Может быть, прислать врача? — спросил у Бочкарева полковник.
— Спасибо... Вроде бы все в норме.
— В таком случае повременим с врачом. Если, не дай бог, будут осложнения, звоните прямо мне. Я подошлю Михал Михалыча. Опытнейший врач, знаете ли, еше земской формации. Универсал. Да иначе и нельзя в наших условиях... Супруге привет. Передайте, пусть скорей поправляется.
— Спасибо, товарищ полковник. Передам...
Ночь Тоня провела плохо, часто просыпалась в жару, пила, сбрасывала с себя одеяло, а Бочкарев поднимал его и снова укрывал Тоню.
— Ты спи, спи... — шептал он.
Он решил, что утром, ну ладно, не утром, так днем наверняка, если Тоне не станет лучше, свяжется с полковником и попросит прислать врача.
Всю ночь в квартире горел ночник, и всю ночь не спал Бочкарев, сидя около жены.
По заставе дежурил старшина. Под утро он позвонил начальнику.
— Вижу, у вас свет всю ночь горит, вот и решил побеспокоить... Ну, как там Антонина Кирилловна?
— Так себе, Иван Иванович. Температура, наверно, высокая. Мечется по постели, места себе не находит.
— Вот и я, сказать по правде, места себе не нахожу. От проклятых суставов покоя нету. Должно, погода будет меняться.
Утром пришла Надежда Петровна, потрогала Тонин лоб и покачала головой.
— Ну, как ты, милая, чувствуешь-то? — спросила она.
— Спасибо, Надежда Петровна, вашими молитвами. — Тоня вяло улыбнулась.
— Тогда получается, что мои молитвы до Бога не доходят... Ногу смотрела?
— Нет еще. Сейчас разбинтую.
— Лежи уж... Что, без тебя размотать марлю некому, что ли?
За ночь нога еще больше распухла и стала ярко розовой — от ступни до колена. Надежда Петровна вздохнула.
— Думаю, Василь Иванович, надо доктора вызвать, — сказала Стародубцева.
— Этого еще не хватало! — возразила Тоня. — Сама как-нибудь вылечусь... Вася, узнай, пожалуйста, есть ли в медпункте стрептомицин. — Голос у Тони был словно не ее — хриплый и вялый.
— Хорошо, Тонечка, сейчас все узнаю...
Он не послушался жены, а пошел в канцелярию и попросил дежурного срочно соединить его с отрядом.
— Здравствуйте, товарищ полковник! Неудобно вас беспокоить, но вы сами сказали, чтобы я обратился прямо к вам...
— Плохо Антонине Кирилловне?
— Да... Высокая температура. Сильно распухла нога. Боюсь, как бы не было заражения крови.
— Понятно... Сейчас же разыщу Михал Михалыча.. У вас погода нормальная?
Бочкарев глянул в окно.
— Вроде бы...
— А у нас черт знает что творится. Не уверен, выпустят ли синоптики вертолет. Даже по санзаданию. Но попробую... А пока я вас соединю с Михал Михалычем.
— Благодарю вас, товарищ полковник.
Доктор Седых слушал Бочкарева очень внимательно, несколько раз переспрашивал, какая у больной температура, меряли ли давление, как выглядит раненая нога.
— Вот что, уважаемый, — сказал доктор. — Немедленно, повторяю, немедленно организуйте инъекции пенициллина по миллиону единиц через каждые четыре часа и стрептомицина по ноль пять грамма через двенадцать часов. Дальше. Димедрол v вас есть? Должен быть, говорите? Я тоже так думаю. По две таблетки три раза в день. Пока все. Я к вам прилечу сразу, как только выпустят вертолет.
— Сразу? — переспросил Бочкарев пугаясь. — Вы считаете, товарищ полковник, что ждать опасно?
— Да, считаю, — резко ответил доктор. — Как у вас погода?
— Только что была ничего, но, кажется, начинает портиться.
— Гм, да... Если мне не удастся сейчас вылететь, жду вашего звонка. Звоните в любое время оперативному, меня разыщут... Все. Будьте здоровы.
Бочкарев долго не мог положить трубку на место. Он посмотрел в окно: неподвижный до этого снег на дворе начал тихонько кружиться.
— Дежурный! — позвал Бочкарев. — Штормового предупреждения не получали?
— Получили, товарищ старший лейтенант.
Начальник заставы взял из рук дежурного радиограмму и прочел.
«Сегодня, одиннадцатого декабря, по восточному побережью полуострова ожидается тайфун силою до десяти баллов. Ветер шквальный до двадцати метров в секунду. Температура воздуха в северных районах Камчатки — до тридцати трех градусов ниже нуля».
И, словно в подтверждение только что прочитанного, вдруг потемнело, налетел первый шквал. Молоденькие березы смутно различимые из окна канцелярии, вздрогнули, наклонились к земле да так и не выпрямились. Задребезжала неплотно пригнанная рама. Смерзшееся солдатское белье, висевшее на веревке, поднялось, будто на петлях, и приняло горизонтальное положение.
«Не выпустят вертолет», — тревожно подумал Бочкарев и пошел к Тоне.
Ветер уже валил с ног, и Бочкареву пришлось воспользоваться канатом, который на зиму всегда натягивали между казармой и офицерским домом.
