– Ты слышала какой-нибудь шум внизу? Может быть, телевизор или радио? Или мамины шаги? Или что-то еще?
– Слышала чайник, – прошептала Ри.
– Ты слышала чайник?
– Он свистел. На плите. Мамочка любит чай. Мы иногда устраиваем чаепития, и она печет настоящий яблочный пирог. – Голос ее изменился, и сама она казалась тенью себя недавней.
Ди-Ди посмотрела на Джейсона Джонса. Он сидел по-прежнему неподвижно, но черты лица заострились. Да, они выходили на цель.
– Что ты слышала после чайника?
– Шаги.
– Шаги?
– Да. Только… неправильные. Громкие. Сердитые. Сердитые шаги на лестнице. Ох-ох, папочка злится.
Джейсон вздрогнул во второй раз. Ди-Ди видела, как он закрыл глаза, сглотнул, но не произнес ни слова.
В комнате для допросов Марианна тоже сохраняла спокойствие. Пауза затягивалась, и она не вмешивалась. Внезапно Ри заговорила снова, раскачиваясь, теребя уши своей игрушки:
– Что-то упало. Разбилось. Я слышала, но не встала. Не хотела вылезать из постельки. Мистер Смит спрыгнул с кровати и стоял возле двери, но я осталась. Я держала Крошку Банни. Говорила ей, что нам нельзя шуметь. Что нам надо сидеть тихонько.
Секунду девочка молчала, а потом заговорила тихим, высоким голосом:
– Пожалуйста, не делай этого. Пожалуйста, не делай этого. Я не скажу. Можешь мне поверить. Никогда не скажу. Я люблю тебя. Я все еще тебя люблю…
Она подняла голову, и Ди-Ди могла бы поклясться, что девочка смотрит через одностороннее стекло на своего отца.
– Мамочка сказала: «Я все еще тебя люблю». Мамочка сказала: «Не делай этого». Потом что-то разбилось, и я больше не слушала. Я закрыла Крошке Банни уши и, правда, я ничего больше не слышала. И не вставала, правда-правда. Пожалуйста, поверьте мне. Я не вставала.
Она помолчала и секунд через десять, когда Марианна ничего не произнесла, спросила:
– Это всё? Где мой папа? Я больше не хочу быть в волшебной комнате. Я хочу домой.
– Это всё. – Марианна ласково погладила ее по руке. – Ты очень смелая девочка. Спасибо, что поговорила со мной.
Ри едва заметно кивнула. Глаза у нее остекленели, пятьдесят минут разговора совершенно ее вымотали. Поднимаясь, она пошатнулась, и Марианна придержала девочку за плечо.
В комнате для наблюдения Джейсон уже отодвинулся от стены. Миллер первым подошел к двери, открыл, и из коридора хлынул яркий флуоресцентный свет.
– Мисс Марианна? – донесся из комнаты для допросов голос Ри.
– Да, милая?
– Вы сказали, что я могу спросить…
– Верно. Сказала. Хочешь задать мне какой-то вопрос? Спрашивай что хочешь. – Марианна уже поднялась и теперь опустилась перед девочкой на корточки, чтобы оказаться с ней на одном уровне. Микрофон она уже сняла, приемник свисал на шнуре с пальца.
– Ваша мама уходила, когда вам было четыре годика?
Марианна убрала со щеки Ри каштановый завиток.
– Нет, милая, когда мне было четыре, моя мама не уходила.
Ри кивнула.
– Вы счастливая.
Выйдя из комнаты, она заметила стоящего в коридоре отца и бросилась в его объятия.
Они долго стояли, обнявшись. Четырехлетняя девочка крепко обхватила отца тоненькими, как тростинка, руками, и Ди-Ди слышала, как он шепчет ей что-то, бережно поглаживая по дрожащей спинке.
Она могла понять, что Кларисса Джонс одинаково сильно любит обоих своих родителей. И не в первый раз спрашивала себя, почему столь многим родителям бывает недостаточно такой вот полной, безоговорочной любви их ребенка.
Они собрались минут через десять после того, как Марианна уже проводила Джейсона и Ри из здания. Каждый из троих высказал свое мнение.
– В ночь со среды в дом кто-то вошел, – начал Миллер. – Очевидно, у него вышел спор с Сандрой. Малышка Ри думает, что это был ее отец. С ее стороны это, конечно, только предположение. Она услышала шаги и решила, что отец вернулся с работы.
Ди-Ди уже качала головой:
– Она не все нам сказала.
– Не все, – согласилась Марианна.
Миллер сердито посмотрел на женщин.
– Ри вставала с кровати, – продолжала Ди-Ди. – Поэтому и старалась убедить нас, что не вставала.
– Она встала с кровати, – подхватила Марианна, – и увидела что-то, о чем пока не готова нам сказать.
– Своего отца? – с сомнением добавил Миллер. – Но она же так обнимала его…
– В любом случае он ее отец, – мягко заметила Марианна. – И она жутко напугана всем происходящим в доме.
– Тогда почему он согласился, чтобы с нею поговорили? – возразил Миллер. – Если она видела, как отец дерется с матерью, Джейсон вряд ли позволил бы ей дать показания.
– Может, он не видел ее, – пожала плечами Ди-Ди.
– Или посчитал, что она ничего не скажет, – добавила Марианна. – Дети с раннего возраста понимают, что есть семейные секреты. Они видят, как родители врут соседям, чиновникам, родственникам – «нет, всё в порядке, я просто упал с лестницы», – и усваивают эту ложь до такой степени, что она становится чем-то вроде второй натуры, столь же естественной, как дыхание. Детей очень трудно убедить дать показания против родителей. Для них это словно прыгнуть в глубокий бассейн и не задержать дыхание.
Ди-Ди вздохнула и пробежала глазами по своим записям.
– Для ордера этого недостаточно, – заключила она, предлагая двигаться дальше.
– Недостаточно, – согласился Миллер. – Нам нужен револьвер с дымящимся дулом. Или хотя бы тело Сандры Джонс.
– Что ж, тогда нужно поторопиться, – предложила Марианна. – Говорю вам, девочка что-то знает, но старается не знать это. Еще несколько дней, может быть, неделя, и вы уже ничего из нее не вытянете, особенно если она проведет все это время со своим дорогим папочкой.
Она принялась собирать игрушки. Миллер и Ди-Ди отвернулись. В этот момент на поясе у последней пискнул пейджер. Сержант взглянула на дисплей. Нахмурилась. Какой-то детектив из полиции штата. Вот так. Стоит только немного пооткровенничать с прессой, и уже все предлагают свои услуги. Подумав, она приняла самое разумное решение – не обращать внимания, – и вслед за Миллером направилась в отдел убийств.
– Мне нужно знать, откуда взялся этот Джейсон Джонс. Весь такой хладнокровный, собранный… Работает репортером, сидит на четырех миллионах и, по словам дочери, даже не завел лучшего друга. Ради чего он живет?
Миллер пожал плечами.
– Дать задание двум детективам – пусть пороются в его прошлом, – продолжала Ди-Ди. – И пусть копнут поглубже. Я хочу знать о них все, о Сандре и Джейсоне Джонс. Все, от и до. Уверена, что-нибудь да вылезет.
– А мне нужен его компьютер, – проворчал Миллер.
– По крайней мере, у нас есть его мусор. Новости насчет него имеются?..
– Ребята им занимаются. Через пару часов представят рапорт.
На лице Ди-Ди проступило встревоженное выражение.
– Миллер…
– Что?
– Я точно знаю, что девочка видела что-то той ночью. И вы тоже это знаете. А что, если теперь об этом знает также и преступник?
– То есть Джейсон Джонс?
– Или Эйдан Брюстер. Или неустановленный субъект номер триста шестьдесят семь.
Миллер ответил не сразу, но и на его лице проступило беспокойство. Марианна Джексон была права: Ри могла грозить опасность.
– Пожалуй, нам стоит поторопиться, – мрачно заметил он.
– Пожалуй, что да.
Глава 15
Прошлой ночью мне снилась Рэйчел. Она все твердила «нет, нет, нет», но я нашел нужные слова, и «нет, нет, нет» поменялось на «да, да, да».
«Я не виноват, – говорил я во сне. – У тебя такие чудные груди. Бог не дал бы их тебе, если б хотел, чтобы я тебя не трогал».
Потом я тискал и крутил ее соски между пальцами, а она откинулась на спину и тяжело дышала, и я понял, что победил. Конечно, победил. Я ведь сильнее и умнее. Я поглаживал ее, терся об нее и умасливал, как мог, – и он наступил, тот волшебный миг, когда я вошел в нее глубоко-глубоко, и она вроде бы даже пустила слезу, но это было уже неважно. Она ерзала и стонала, потому что я делал ей хорошо.
В этом сне было все. Ее ноги сплетались на моей спине. Ее груди терлись о мою грудь. Я хотел ее. Господи, как же я хотел ее. А потом…
Потом я проснулся. Один. Заведенный на всю пружину. И злой как черт. Хоть на стенку лезь.
Скатился, отдуваясь, с кровати. Добрался до душа. Включил погорячее. Чтоб обжигало. Встал под струю и кончил вручную. Если тебе двадцать три и ты состоишь на учете как извращенец, то другой возможности тебе не дано. Довольствуйся малым.
Вот только не получается. В мыслях я с ней. Я могу трогать ее, пить ее вкус. Ее, девушки, которую я всегда хотел. Девушки, которая никогда не будет моей.
Так что я сгонял в руку. Как же паршиво… Как мерзко… Там, с Рэйчел, – чистота и беспорочность. Здесь, под душем, – грязь и извращение. Натуральная похоть, ни больше ни меньше.
Так или иначе, я с нею справился. Помылся. Вытерся.
