а стоило вернуть самоконтроль, как тут же удалось справиться и со странным воздухом. Разобраться что к чему, оценить просто запредельную концентрацию темной силы в воздухе и резко подчинить ее своей воле, частично рассеяв, частично поглотив. Что тут же благотворно подействовало на моих товарищей. Самураи начали приходить в себя, а уже серьезно погрузившиеся в природную энергию ученики, почувствовав ослабление напора вокруг, медленно потянулись обратно, избавляясь от опасных излишков энергии.
Когда более менее я разобрался с собой и даже перекинулся парой слов с Тору, после чего отправил его домой, некоторое время просидел на земле, прислушиваясь к своим ощущениям. Во-первых, внутри моей системы циркуляции чакры творилось что-то странное. Чакра внутри меня стала заметно тяжелее, ощущение от ее движения внутри стали куда более явными, а очаг ощущался куда сильнее. У меня было объяснение этому. Как-никак активировался второй очаг. Но свыкнуться с этим быстро вряд ли получиться. Ну и во-вторых…. Странное, смутное и какое-то пугающее ощущение после контакта с чакрой Тору. Будто вся та ужасающая мощь темной ауры, что недавно царила вокруг как-то уравновесилась под ее воздействием, придя к гармонии с моим телом. Что бы это могло быть?
В этом месте было сложно определить, был ли снаружи день или ночь. Не менее сложно было бы почувствовать то, тепло ли там, или холодно, идет ли дождь или быть может, царит засуха. Здесь нельзя было услышать раскаты грома, что довольно часто гремели в этих краях, вспышки молний, что нередко пронизывали небеса. Тишина, что всегда царила здесь, казалась нерушимой, и лишь редкий звук упавшей откуда-то капли воды и разбившейся о камень время от времени напоминали, что это не так. Застоявшийся воздух не знал сквозняка. А стены никогда не становились теплее или холоднее, всегда сохраняя все одну и ту же температуру.
Свет снаружи не проникал сюда. Пробиться сквозь толщу камня и почвы, он не был в состоянии. Если эти стены когда-то и видели свет солнца, то случилось это задолго до того, как про это место забыли те немногие, кто был посвящен в его тайны. Однако вечного мрака, как могло бы показаться, здесь не было. Пусть и слабое, но свечение с великого множества небольших зеленоватых камешков разгоняло тьму, предоставляя возможность четко разглядеть контуры стен, черные провалы боковых проходов, лестниц, что уходили либо наверх, в верхние ярусы древних катакомб, либо вниз, где в холодных водах подземного озера плавали слепые рыбы.
Человеку свойственно теряться в незнакомых местах, даже самые опытные путешественники, прошедшие сквозь бесконечные лабиринты жизни порою оказываются в тупиках. Что уж говорить про это место, большая часть которого было предназначено для подобной цели. Не допустить никого, запутать, завести в тупик, заставить вечно блуждать в бесконечной ловушке, из которой может вывести лишь тот, кто знает эти ходы. Кто понимает, когда и как они меняются. Пусть эти изменения происходили лишь в восприятии человека.
Это был лабиринт. Любой, кто когда-либо забредал сюда, делал именно такой вывод. Катакомбы, которым, казалось, нет границ, состоящие далеко не с одного уровня, наполненные бесконечным множеством ловушек, способных стать смертельными для любого непосвященного. И лишь те, кому была дарована карта, и кто получил право проходить по этим ходам, знал, что на самом деле лабиринт этот – невероятно прост, а бесконечное множеством проходов, комнат и тупиков – лишь результат игры света и тени. Творение древних мастеров иллюзий, которые смогли сделать так, что один и тот же закоулок этого места с разного ракурса выглядит совершенно иначе благодаря особому рельефу каменных стен и расположения светящихся камешков. А большая часть ловушек – на деле результат действия особого состава, что выделяли моллюски на берегах подземного озера. Растворяясь в воздухе, он поступал в некоторые части лабиринта, вызывая куда более сильные иллюзии, порождая фантомов в разуме любого забредшего сюда. Избежать воздействия этого состава можно было лишь постепенно привыкнуть к нему, натренировав себя распознавать границы между реальностью и плодом собственного разума.
Это место было старым. Настолько старым, что минуло не одно столетие с того момента, как в голову архитектора пришла мысль вырезать внутри горы многоуровневую систему тоннелей, и столько же, когда последний человек, видевший, как последний кусочек камня слетает от удара кирки сгинул. Даже в те стародавние времена мало кто знал о его существовании. А еще меньше догадывался, для чего его построили. Для чего придумывали столь сложную систему защиты. Для чего так долго и упорно стирали любые слухи из памяти людей самыми разными способами. Для чего со временем лишь избранные получали возможность войти внутрь и добраться до самого сердца лабиринта, после чего свободно выйти обратно.
Сердце подземного комплекса представляло собой круглое помещение. В какой-то степени, можно было бы даже сказать, сферическим. Стены, потолок и пол были выстроены так, чтобы создавать подобную иллюзию.
В самом центре помещения возвышался постамент в виде столба, целиком покрытый весьма специфического вида рисунками, символами и корнями светящегося в темноте растения. На самом постаменте же возвышалась объемная каменная чаша, в которой полыхало пламя.
Красные оттенки пламени отражались в глазах стоявших вокруг пятерых человек, время от времени перемешиваясь во вспыхивавших отблесках синего. Все как один, взрослые мужчины, покрытые шрамами, ожогами, некоторые морщинами, следами давно пережитых болезней, либо с седыми волосами, либо же с седыми прядями среди все еще темной шевелюры, смотрели на этот огонь, каждый погруженный в свои мысли. Огонь завораживал. Не тем, что он был таким особенным – красным, который будто бы смешивался с синим, нет. Куда важнее был смысл того, что это пламя обозначало. И не было в этом помещении никого, кто бы не понимал этого тайного смысла.
Молчание длилось долго. Каждый думал о своем, продолжая пялиться на чашу, и на языки пламени, что мелькали на ней. Ни один из них не показывал свои чувства, демонстрируя окружающим лишь маску человека. Лишь в глазах знающий человек, быть может, смог бы разглядеть что-то этакое, но и то лишь самую малость.
- Это случилось… - наконец молвил слово самый старший из всех, седоволосый старик, с густыми кустистыми бровями, из под которых на огонь глядели твердым холодным взглядом черные глаза.
Остальные не торопились что-либо отвечать, продолжая стоять, подобно истуканам. Лишь один из них позволил себе на мгновение оторвать свой взгляд с огня и оглядеть соратника. Остальные не сделали даже этого.
- Два пламени, - продолжил старик, потирая тонкую бородку длинными пальцами с желтыми ногтями, - Синее и
