-начало сноски-
1 – Естественно, он с легкостью мог бы досчитать и до двадцати, но снимать сапоги в такой нервной обстановке он счел неразумным.
-
Не прошло и минуты с момента сигнала, как под средней опорой злополучного моста вода слегка заволновалась, медленно закружилась едва заметной воронкой, и на поверхности показались длинные мокрые спутанные космы…
Остальное произошло синхронно, что значит, параллельно, как, без сомнения, смог бы прочесть в своей синенькой книжице царь, если бы она сейчас не находилась в километре отсюда в старой барсучьей норе.
Под многострадальным мостом вскипела и выросла, брызнув в разные стороны досками настила и возами, водяная гора.
Трубач затрубил остановку.
На колыхнувшейся от радостного возбуждения груди Костея вспыхнул алым Камень, рука его чуть дрогнула от предвкушения сладкой мести, и из самой середины речки послушно вырвалось и полетело ракетой в его направлении нечто…
Что на поверку оказалось самой большой каменой опорой.
Колдун взвизгнул от ужаса и, не заботясь о том, чтобы остановить действие притягивающего заклинания, метнулся в сторону, запутавшись в серебряном плаще:
бессмертие бессмертием, а провести вечность в форме блина ему вовсе не хотелось.
Опора с низким грозным свистом врезалась в берег, заставив землю содрогнуться, и не успел Костей возрадоваться, что мимо, как вслед за ней из непреодолимой водной преграды, обозначенной на карте как какая-то «р. Позимь», выхлестнула
огромная, выше леса, волна и накрыла его ополоумевшее величество, пологую лысину берега, прибрежные деревья и кусты, неосмотрительно подтянувшихся поглазеть зверолюдей, и с душераздирающим ревом и треском схлынула, унося с собой все приглянувшиеся трофеи.
Хрипя и отплевываясь, Костей вынырнул в самом фарватере ставшей вдруг к своему удивлению судоходной в отдельно взятом месте Позими, и к нему, словно пираньи к одинокой антилопе, во всех сторон тотчас же устремились все жертвы мини-цунами: телеги, солдаты, доски, кони, ветки, клочья камыша, контуженая рыба… Тяжко хлюпая и кряхтя, по дну к нему ползла старая знакомая – резвая опора.
– Что?.. что происходит?!.. – растеряно выкрикнул колдун, краем глаза заметил розовый свет из района его груди, пробивающийся сквозь мутную жижу, еще несколько минут назад бывшую речной водой, и тут до него дошло. – Камень!.. Ах, чтоб тебя!!!
Мгновенное усилие воли – и источник силы погас.
Вода спала.
Вернувшееся к своим повседневным обязанностям течение понесло вниз всё, что
ранее рвалось к Костеевой персоне, и он с облегчением сплюнул еще раз набившуюся в рот песчано-водную смесь, ароматизированную донными отложениями, и уже собирался гордо левитировать на дорогу, где метались, выглядывая повелителя среди обломков, советники и офицеры, как вдруг…
Почти перед самым его носом всплыли и заполоскались на воде длинные седые спутанные волосы.
– Ах, вот ты где!!! – Костей обеими руками ухватил забитые водорослями космы и взмыл в воздух – не столько от магии, сколько от радости.
Спустя несколько секунд он приземлился среди восторженно приветствующих его подданных на левом – ближнем к Лукоморью – берегу. В руках его медленно приходила в себя патлатая, вымазанная илом и ряской старуха с зеленым лицом.
Торжествующе ухмыляясь, колдун бросил ее в грязь себе под ноги, и ее стошнило илом.
С хрипом хватая воздух ртом и задыхаясь, она лежала на боку, скрючившись и бессильно царапая длинными когтистыми пальцами землю.
– Значит, шутки шутить надо мною вздумала, старая карга? – склонился он над ней, оскалив в недоброй усмешке оба зуба.
Она с трудом разлепила зеленые, как кувшинки, глаза и уставилась на него затуманенным взглядом.
– Но, как видишь, в вашей глуши нет никого, кто бы мог сравниться со мной в магической силе и умении ей управлять, – не прекращая лыбиться, высокомерно продолжил он, поправляя одной рукой на груди Камень.
Взгляд старухи стал осмысленным, и мысли эти были не из приятных.
– Ага, дошло, кто я, – хохотнул Костей и выпрямился. – Раньше надо было думать, старая селедка! Теперь тебе остается только полагаться на мое милосердие. Которого нет, не было и никогда не будет! Ха-ха-ха! Ну, и что мне, по-твоему, с тобой теперь делать?
– Хоть что… – еле слышно пролепетала старуха, и тут же в голову ей, кажется,
пришла ужасная мысль, и она затряслась: – Только… не бросай… меня… в воду…
– Может, мне повесить тебя вон на той осине, а?
– Повесь меня… на той осине… Только… не бросай меня… в воду!..
– Или мне лучше отрубить голову?
– Отруби… Только не бросай меня… в воду!..
– Нет… Пожалуй, я привяжу тебя за своим конем и пущу его вскачь по лесу – через бурелом и буераки!
– Да… привяжи… привяжи за конем… только не бросай меня в воду!..
– А может…
– Да… что угодно… только не бросай меня в воду, пожалуйста!..
И тут Костей не выдержал.
– Да ты что, старая хрычовка!? Думаешь, что я не слышал эту сказку: «Только не
бросай меня в терновый куст!», да? Ты меня вовсе за дурака принимаешь? Надеешься, я подумаю, что страшнее воды для тебя ничего нет, и брошу тебя в твою реку, да?
Не выйдет!!! Ты выставила меня посмешищем перед всей моей армией, и хочешь, чтоб тебе сошло это с рук?!..
Старуха неловко завозилась на земле, закрывая руками покрывшееся высохшей трескающейся бурой коркой лицо, на обступивших ее советников и офицеров пахнуло смрадом разлагающихся без воды водорослей в ее волосах, и колдуна осенило.
– Ага, водяная тварь! Ты сохнешь!!! Без своей воды ты скоро превратишься в засохший комок грязи! А ведь это замечательная мысль, хорь тебя задери! Так я и поступлю. С одной стороны, «скоро» – это недостаточно хорошо, когда речь идет о
смерти такого презренного существа, как ты… Но, с другой, мне некогда ждать, и
поэтому мы остановимся на этом варианте. Я прикажу привязать тебя к дереву рядом с рекой, чтобы ты, засыхая, могла кинуть на нее прощальный взор – видишь, я не так уж и жесток… И к тому времени, как последний из моих солдат пройдет мимо тебя, ты превратишься в могильную пыль, жалкая карга.
На лице старухи отразилась целая буря эмоций, но колдуну они были уже не интересны.
Он рассмеялся еще раз – почти добродушно – своей остроумной затее, бросил несколько слов терпеливо ожидающему за его спиной приказаний Кирдыку и принялся
– в последний раз – за починку моста.
Хорошее настроение царя продержалось ровно два часа после того, как армия снова тронулась в путь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
