— Ну, в чем дело? — Он приподнял ее подбородок, погладил шею, сунул руку под рубашку и стал с вожделением ласкать плечи. — Это нервы. Груз проблем. Сеанс психоанализа — и мы снимем тяжесть с вашей души.
— И тебя назовут евреем-психоаналитиком. — Она вяло улыбнулась. — Хочешь вылететь в трубу крематория?
— Ты боишься мужчин. Верно?
— Не знаю.
— Это я еще ночью понял. Если бы я не… — он осекся, — не старался угадывать все твои желания…
— Если бы ты не переспал до меня с кучей баб, — перебила его Джулиана, — Вот что ты хотел сказать.
— Я сказал правду. Знай, Джулиана: я никогда тебя не обижу. Даю слово, больше того: клянусь прахом матери. Я буду очень внимателен, позабочусь о тебе, всегда приду на помощь, если что… Забудь свои тревоги. Пусть не каждый раз, но я смогу утешить и приободрить. Тебе пока просто-напросто не везло.
Слегка успокоенная, она кивнула. Но в душе оставались холод и тоска, и Джулиана не понимала, откуда они взялись.
В начале рабочего дня Тагоми улучил минутку, чтобы поразмыслить в одиночестве.
Утром перед уходом на работу он ознакомился с докладом Ито. Молодой студент был уверен, что Бэйнс — не швед. Скорее всего, он немец.
Впрочем, ни в Торгпредстве, ни в токкоке — японской службе безопасности — не питали иллюзий относительно способностей Ито к германским языкам. «Похоже, это все-таки его нелепые домыслы, — подумал Тагоми, — Олух-энтузиаст с романтическими наклонностями. Игра в сыщиков плюс чрезмерная подозрительность».
Но кто бы ни был Бэйнс по национальности, совещание с ним и пожилым господином с Родных островов произойдет в условленное время. И, надо сказать, этот человек пришелся Тагоми по душе. «Возможно, главный талант опытного руководителя в том и заключается, чтобы распознавать хороших людей при первой встрече, — подумал Тагоми. — Чувствовать характер собеседника. Уметь заглядывать в душу. Даже сквозь скрытый чертами лица Инь мне виден мерцающий во тьме свет сердца, свет Ян.
Он мне нравится, — сказал себе Тагоми, — Кем бы он ни был, немцем или шведом. Надеюсь, таблетка помогла. Вот о чем его надо спросить первым делом».
Загудел селектор.
— Меня нет, — буркнул он в микрофон. — У меня минуты медитации. Время постижения внутренней правды.
Из крошечного динамика зазвучал голос Рамсея:
— Сэр, только что поступили новости из пресс-агентства, — Голос Рамсея дрожал. — Умер рейхсканцлер Мартин Борман.
«Наверное, в канцелярии сейчас переполох, — подумал Тагоми. Он вышел из-за стола и принялся расхаживать по кабинету, до хруста сжимая сцепленные пальцы. — Ну что ж, надо немедленно отправить рейхсконсулу соболезнования. Впрочем, это пустяки. Подчиненные и без меня справятся. Глубоко скорбим, вся Япония с немецким народом в этот тяжелый час и т. п. Потом? Ждать. Сосредоточиться и ждать. Чтобы отреагировать сразу, как только придут директивы из Токио».
Нажав кнопку селектора, он сказал:
— Мистер Рамсей, проверьте надежность связи с Токио. Скажите телефонисткам, пусть будут повнимательней. Сейчас самое важное — связь.
— Да, сэр, — ответил Рамсей.
— С этой минуты я не покину кабинета. Все текущие дела отложить. На обычные звонки не отвечать. Мне не нужны лишние заботы.
— Что еще, сэр?
— Возможно, придется действовать, и действовать быстро.
— Да, сэр.
Через четверть часа, в девять, от высшего представителя Имперского правительства на Западном побережье Америки, японского посла в Тихоокеанских Штатах, высокочтимого барона Л. Б. Кэлемакуле пришла телефонограмма. Министерство иностранных дел извещало о срочном заседании в здании посольства. От каждого отдела Торгпредства должен присутствовать кто-нибудь из руководства.
У него не оставалось времени надеть другой костюм. Тагоми поспешил к лифту и вскоре мчался по улице в лимузине Торгпредства — черном «кадиллаке» сорокового года. За рулем сидел опытный водитель-китаец.
Возле здания посольства стояла дюжина автомобилей высокопоставленных особ. Их владельцы — с некоторыми он был знаком — поднимались по широким ступенькам парадной лестницы. Шофер распахнул дверцу, Тагоми быстро вышел из машины, схватил портфель (пустой, поскольку на этот раз от него не требовалось отчетов, но ему не хотелось выглядеть сторонним зрителем) и пошел наверх по ступенькам с таким видом, будто играл в происходящем не последнюю роль. Хотя на самом деле он даже не знал, о чем пойдет речь на совещании.
В вестибюле толпились, вполголоса переговариваясь друг с другом, приглашенные. Мистер Тагоми подошел к группе, в которой приметил знакомых, раскланялся и обменялся с ними многозначительными взглядами.
Появился служащий посольства и пригласил всех в огромный зал заседаний. Там стояли кресла с откидными сиденьями. Чиновники вошли и в молчании расселись, слышались лишь покашливание и скрип кресел.
К столу президиума с пачкой бумаг подошел человек в полосатых брюках — представитель Министерства иностранных дел.
Гул в зале. Сдвинутые друг к другу головы. Перешептывание.
— Господа! — звонким, начальственным голосом начал чиновник МИДа, мгновенно приковав к себе внимание зала. — Как вам известно, мы получили сообщение из Берлина, официально подтверждающее смерть рейхсканцлера. На нашем совещании — оно не затянется, смею вас заверить, — мы проинформируем вас о социально-политическом положении в Рейхе и дадим опенку соперничающим группировкам немецкой верхушки, которые могут вступить в открытую борьбу за власть.
Коротко о вождях. Самый вероятный претендент — Герман Геринг. Если не возражаете, начну с общеизвестных фактов. Жирный Боров, как его прозвали за тучность, отважный летчик-ас Первой мировой войны, в дальнейшем — создатель гестапо. Занимал видный пост в правительстве Восточной Пруссии. Во время становления Партай — один из самых безжалостных лидеров, хотя позднее сибаритские наклонности создали ему ложную репутацию добродушного пьянчуги. Господа, наше правительство настоятельно советует вам не питать подобных иллюзий. По слухам, он нездоров, возможно, даже психически, и этим напоминает римских цезарей, чьи характеры с возрастом окончательно портились. Зловещий портрет Геринга, где он, облаченный в тогу, прогуливается в сопровождении львов по огромному замку, набитому охотничьими трофеями и произведениями искусства, несомненно, соответствует истине. В войну он приказывал вне очереди пропускать в Германию поезда с награбленными сокровищами, оседавшими затем в его поместьях. Наша оценка: этот человек стремится к неограниченной власти, и путь перед ним открыт. Он, как никто другой из нацистской верхушки, потворствует своим слабостям и в этом отношении совсем не похож на Гиммлера, которому в конце жизни вполне хватало скромного жалованья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
