В итоге разговор с моими старыми друзьями и Фугаку затянулся на большую часть дня. Обсуждали тонкости вводимых мною реформ и возможность их реализации. И, кажется, если они и поняли, что за ширмой основных целей и задач этой реформы я решал иные проблемы, то предпочли промолчать. А если не поняли ничего, то мне это на руку. Потому что, кроме перестраивания военной и государственной машин, я стремился разделить шиноби.
Старый принцип "разделяй и властвуй" актуален всегда. Осенние события в Конохе наглядно показали, что крупный коллектив шиноби, фактически одну большую семью достаточно просто склонить к бунту, сформировать в их среде деструктивную силу, которая бы могла начать мне мешать. Поэтому для меня было бы удобно «повысить» лидеров недавнего восстания, переведя их в Ото, где им придется работать с малознакомыми людьми. И раздробить Коноху, выделив отдельно жандармерию, армию и прочие службы тоже не мешало бы. Заставить кланы разойтись по разным деревням. Например, часть Учиха перевести в Ото, часть оставить в Конохе. Распределить по какурезато Хьюга, Инузука. Примешать к Конохе Чиноике или Фума. Перетасовать все крупные кланы.
Это также позволило бы со временем создать отдельные генетические линии, которые потом при скрещивании могли бы дать интересное потомство. Только есть риск, что кеккей генкай так может пропасть, разбавленный притоком свежей крови. Поэтому, скорее всего, потребуется ввести что-то вроде генетической повинности. Склонять шиноби улучшать свою демографию и стимулировать именно рождение потомков с кеккей генкай. Не совсем гуманно, попахивает евгеникой, но для этого мира должно быть нормально. И полезно для государства. Мне вообще нужно увеличить численность шиноби, чтобы восполнить военные потери.
И после нескольких часов обсуждений мы освободились лишь под вечер. У меня, похоже, вообще начался сезон переговоров. Уже который месяц только и штаны протираю, разговаривая то с одними, то с другими людьми и не людьми. Впрочем, это происходит уже даже не первый год. Жизнь шиноби все увереннее сменяется жизнью куда более скучной. Но так или иначе, но мою работу никто не сделает.
— Мейро, проверь, как там разместились наши, — попросил я, выбравшись, наконец, на свежий воздух. — Да и отдохнуть можешь. Все-таки ты тоже давно уже не была в Конохе. Проведай Аю хоть.
— Тебе бы и самому не мешало проведать ее, — ворчливо заметила Мейро. — Ей уж за шестьдесят, так и вовсе рискуешь не успеть отблагодарить ту, кто с младенчества помогала мне тебя растить.
— Неловко так внезапно появляться, — рассмеялся я, — но как-нибудь обязательно. Пока же мне нужно встретиться с теми, перед кем у меня более серьезные счеты.
— Да, ты прав, — снисходительно смерив меня взглядом, согласилась женщина. — Ступай-ступай. Давно пора.
Мейро ушла, наверняка чувствуя удовлетворение от того, что я наконец поступаю так, как должен был поступить, по ее мнению, уже давно. Правда, в собственной гордыне она не обратила внимания на всплывшую на моем лице ироничную улыбку. Мейро поняла меня неправильно. Она наверняка посчитала, что я планирую навестить Микото. Это я и сделаю, но сначала нужно напомнить о себе другому человеку.
Прислушавшись к колебаниям природной энергии, я осмотрелся по сторонам, уточняя нужное направление. И через секунду сорвался с места, использовав Шуншин, чтобы оказаться в нескольких сотнях метров от административных зданий Конохи.
В новой локации было тихо, как и пристало нормальному кладбищу. Ряды ровных плит белели в сумерках, словно выступающие из пожухшей по зиме травы кости. Небо над погостом переливалось алыми красками, на востоке уже утопая в темной синеве, в которой угадывались первые звезды.
Вдохнув свежий воздух и выпустив облачко пара изо рта, я неспешно направился вперед, меж плит. Эта зима выдалась для Конохи теплой. Снег был, но уже стаял. Только почва оказалась схвачена заморозком. Известняковые, доломитовые и мраморные плиты надгробий и кенотафы отлично можно было рассмотреть на фоне темной земли. Возле одной из плит я даже остановился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Рейко. Предполагалось, что здесь захоронена моя мать. Правда, она сама этому большого значения не придает, даже в облике Мицуко редко сюда захаживала. Но все же кто-то за могилой ухаживает помимо кладбищенских смотрителей. На плите лежали свежие цветы аконита. Учитывая, что на дворе зима, для того чтобы они здесь появились, кому-то пришлось приложить определенные усилия.
Не став уделять много внимания этой пустой могиле, я направился далее, к той части, где располагались недавние погребения. К другому кенотафу, возле которого можно было увидеть закутанную в плащ темную фигуру.
— За время моего отсутствия это кладбище здорово выросло, — заметил я, приблизившись к фигуре. — Третья война собрала обильный урожай в Конохе.
— И после ее окончания тоже. Твоими усилиями, — давно почувствовав мое приближение, без удивления ответил гость Листа.
— Сваливать на меня всю вину недостойно Хокаге, Минато, — покачав головой, заметил я и вытянувшейся рукой ударил по одной из надгробных плит у ног Намиказе.
На ней была дзюцушики Хирайшина Минато, которую я на скорую руку заключил в печать. Учитывая то, как сложно от них избавиться и как легко их установить, от таких меток Коноху очистить будет проблематично.
— Хокаге? — с горечью переспросил Минато, кинув на меня взгляд голубых глаз. — Называя меня так, ты словно насмехаешься.
— Не без этого, — легко согласился я. — От ученика Джирайи и наследника Хирузена я ожидал большего благоразумия. В твоих ведь силах было сохранить Коноху.
— В моих силах было сохранить Коноху, чтобы ты ее разрушил? — с грустью улыбнувшись, уточнил Минато. — Уверен, ты уже уничтожаешь остатки Конохи, которые тебе достались. Разрываешь связи кланов, разделяешь шиноби, вводишь новые порядки, которые сметут все, что когда-то было Конохой.
— Ого, так именно это тебя не устраивало? — удивленно вскинул я бровь.
— Не только меня, — покачал головой Намиказе. — Третий тоже видел твои устремления и то, как Воля Дракона медленно отравляет шиноби Конохи. Ты отринул Волю Огня, Орочимару. Никогда ее не принимал. И твой учитель знал это. Если для него Коноха и ее жители, ее дети и будущее были королем, то для тебя шиноби — инструмент для исполнения «высших целей», для проведения опытов. Биологических и духовных.
Последние фразы Минато произнес едва ли не с отвращением, чем меня неслабо удивил. Обычно Намиказе был спокоен, чтобы вывести его из себя — это нужно приложить серьезные усилия. Хотя теперь мне больше ясны его поступки.
Король, значит? Любимая метафора Хирузена. Король в его понимании и его прочтении Воли Огня — это философская цель в жизни. Более конкретно, лично для Хирузена, королем были жители Конохи, ее шиноби. Большая семья, сотканная из множества кланов Хаширамой и Тобирамой. Сарутоби был готов даже пожертвовать дайме для сохранения жизней членов этой семьи. Ни я, ни Цунаде, ни Джирайя так и не прониклись этой его идеей. Цуна и Джи выросли во время войны, они видели мир иначе, чем учитель. Они не жили одним только миром шиноби, они видели, что за стенами Конохи иные сословия тоже живут, тоже страдают. Именно поэтому, в числе прочих причин, в итоге они бы и покинули Коноху при ином ходе событий.
Однако Минато, по всей видимости, был человеком иных взглядов. Несмотря на то, что он был учеником Джирайи, но мировоззрение Намиказе унаследовал все же у Хирузена.
— Мне стоило понять тебя раньше, — подытожив свои размышления, сказал я Минато. — Но что сделано, то сделано.
— Не очень ли ты уверен в себе, Орочимару? — неодобрительно высказался Намиказе. — Слишком веришь в собственные пророчества? Похоже, они сбываются далеко не так часто, как о том ходит молва.
— Я лишь делаю то, что могу, используя то, что имею, — отмахнулся я. — Ошибки при этом случаются, но не ошибается лишь тот, кто ничего не делает.
— А кто слишком много делает, тот ошибается слишком часто, — ответил мне Намиказе. — Я вижу, что ты стремишься перестроить мир. И вижу, как ты это делаешь. Ты идешь по пути Мадары, Орочимару. Ты стремишься взять под контроль все и всех, порабощая людей свой мягкой силой. Воля Дракона и Рюджинкё, словно удав, медленно сжимает свои кольца на теле жертвы, вытесняя всякое сопротивление и инакомыслие. Невозможно так построить будущее.
