— Зависит от того, будет ли доказано, что она похитила какие-то данные. Если да, значит, она совершила тяжкое преступление.
— А если нет?
— Опять же все зависит от того, что выяснит ОСР. Впрочем, даже в самом лучшем случае можно абсолютно точно сказать, что после взлома системы защиты ее сотрудничество с ФБР закончено, — сказал он.
У меня пересохло во рту.
— Ее это просто убьет, — с трудом выговорила я.
Глаза Бентона подернулись пленкой усталости и разочарования. Я знала, как он любит мою племянницу.
— На время расследования, — продолжал он все тем же ровным тоном, каким говорил на разборе дел, — ей нельзя оставаться в Квонтико. Ее уже предупредили, чтобы она собирала вещи. Может быть, она пока поживет у тебя в Ричмонде?
— Разумеется, но ты же знаешь, что я не смогу все время быть там.
— Мы не помещаем ее под домашний арест, Кей, — пояснил он. В темных глубинах его зрачков едва заметно промелькнула теплая искорка.
Он поднялся.
— Вечером я отвезу ее в Ричмонд, — сказала я, тоже вставая со своего места.
— Надеюсь, с тобой все в порядке, — произнес он. Я поняла, что он имеет в виду, зная в то же время, что не могу сейчас думать об этом.
— Да, спасибо, — ответила я, пытаясь собрать путавшиеся мысли.
Люси снимала белье с кровати в своей комнате. Как только я появилась в дверях, она тут же повернулась ко мне спиной.
— Тебе помочь? — спросила я.
— Не надо, — ответила она, засовывая простыню в наволочку. — У меня все под контролем.
Обстановка комнаты Люси в Вашингтоне ограничивалась казенными односпальными кроватями, парой столов и дешевыми стульями из шпона под дуб — довольно уныло, с точки зрения человека успешного и преуспевающего, но для общежития вовсе даже неплохо. «Где, интересно, все ее соседи, и в курсе ли они того, что произошло», — подумала я.
— Вообще посмотри, все ли я забрала из платяного шкафа, — бросила Люси. — Вон тот, справа. Ящики тоже проверь.
— Ничего, кроме вешалок. Такие красивые, обитые тканью — твои?
— Да, это мамины.
— Тогда их тоже, наверное, надо взять.
— Нет уж. Пусть достанутся следующей идиотке, попавшей в эту дыру.
— Люси, — сказала я, — вины Бюро здесь нет.
— Все равно несправедливо. — Она встала на чемодан коленями, чтобы застегнуть его. — Как же презумпция невиновности?
— По закону ты действительно невиновна, пока не доказано обратное. Однако вполне естественно, что, пока в деле со взломом охранной системы все не прояснится, ты не сможешь работать в академии, на объектах с ограниченным допуском. Кроме того, тебя ведь не поместили под арест, а просто попросили покинуть Квонтико на какое-то время.
Она повернулась ко мне. Глаза у нее были красные и усталые.
— Да уж, «на какое-то время». Скажи уж прямо — навсегда.
В машине я попробовала расспросить ее поподробнее, но она то безутешно рыдала, то вдруг переходила к вспышкам гнева, срываясь на всем, что только попадалось ей на глаза. Потом она заснула, и ничего нового мне выяснить так и не удалось. Полил холодный дождь. Я включила противотуманки и продолжала следовать за дорожками красных стоп-сигналов на мокром асфальте впереди. В самые неподходящие моменты, на поворотах и подъемах, дождь вставал стеной, а тучи сгущались так, что почти ничего не было видно. Но вместо того чтобы съехать на обочину и переждать непогоду, я только понизила передачу и двигалась дальше в окружении древесины грецкого ореха, мягкой кожи и стали.
Я до сих пор не понимала, что побудило меня купить темно-серый «Мерседес-500Е». Возможно, решение сменить машину пришло со смертью Марка — прежняя, в которой мы пылко ссорились и не менее пылко любили, несла в себе слишком много воспоминаний. А может быть, просто я становилась старше, забот прибавлялось, а потому хотелось чего-то более мощного.
Люси заворочалась, когда мы въезжали в Виндзор-Фармс. Я жила здесь, в старом районе Ричмонда неподалеку от реки Джеймс, среди тюдоровских и георгианских особняков. В свете фар зажглись маленькие рефлекторы на щиколотках незнакомого мне мальчугана, ехавшего впереди на велосипеде. Осталась позади гулявшая рука об руку пара с собакой — их я тоже не знала. Двор у моего дома был усыпан колючими плодами амбрового дерева, на крыльце лежали несколько свернутых газет, а бачки для мусора на улице так и остались нетронутыми. Стоило уехать хоть ненадолго, как я, возвращаясь, уже чувствовала себя здесь чужой, а дом выглядел нежилым и заброшенным.
Пока Люси вносила свои вещи, я зажгла газовый камин в гостиной и заварила высокогорного дарджилингского чаю. Я сидела перед огнем, прислушиваясь к тому, как она обустраивается, принимает душ и прочее — словом, любым путем пытается оттянуть предстоящий разговор, страшивший нас обеих.
— Ты не голодна? — спросила я, услышав, как она вошла в комнату.
— Нет. У тебя есть пиво?
— В баре, в холодильнике, — с заминкой ответила я.
Я пока так и не взглянула на Люси, только слушала — смотря на нее, я видела только то, что хотела видеть. Отпивая понемногу чай, я собиралась с духом: теперь, через много лет, пришло время по-настоящему оказаться лицом к лицу с этой пугающе прекрасной, яркой женщиной, с которой я частично делила генетический код.
Люси подошла к огню и уселась на пол. Прислонившись спиной к каменной кладке, она потягивала пиво из бутылки. Из моих вещей она выбрала себе спортивный костюм смелой расцветки, который я надевала в тех редких случаях, когда выбиралась на теннисный корт. Она была босиком, влажные после душа волосы убраны назад. Мне пришло в голову, что, будь мы незнакомы, я бы обязательно обернулась ей вслед, если бы она прошла мимо, и не только из-за лица и красивой фигуры. В ее походке, манере говорить, в малейшем движении, повороте головы, взгляде чувствовалась какая-то естественность, свобода. Ее присутствие делало все простым и понятным. Возможно, именно из-за этого друзей у нее было немного.
— Люси, — начала я, — помоги мне разобраться во всем.
— Меня подставили, — оборвала она, делая глоток из бутылки.
— Если так, то каким образом?
— Что значит «если»? — Она бросила на меня яростный взгляд. В глазах у нее стояли слезы. — Как ты могла хоть на минуту подумать… А, к черту! Какая разница?
— Я не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь мне правду, — ответила я, поднимаясь. Решив, что сейчас у меня тоже кусок в горло не полезет, я подошла к бару и налила себе виски со льдом.
— Давай рассмотрим факты, — предложила я, снова садясь на свое место. — Известно, что во вторник, в три часа ночи, кто-то вошел в ТИК. Был введен твой пин-код, к сканеру был приложен твой палец. Далее система зафиксировала, что этот человек — у которого, напомню, есть твой пин-код и твой палец — залез в кучу разных файлов. Точное время выхода из системы — четыре часа тридцать восемь минут.
— На меня намеренно навели подозрения, — настаивала она.
— Где ты была, когда все произошло?
— Спала. — Она со злостью допила пиво и направилась за другой бутылкой.
Я маленькими глотками потягивала скотч — «Дьюаре Мист» не пьют залпом.
— Утверждают, что иногда твоя кровать пустовала, — негромко сказала я.
— И что? Это никого не касается.
— Ты права, все действительно так. И все же — в ту ночь ты спала в своей постели?
— В чьей постели я сплю, когда и где — дело мое и ничье больше, — отрезала она.
Мы замолчали. Я вспомнила лицо Люси, освещенное пламенем спички в ладонях другой женщины. Я знала, что именно звучало тогда в ее словах. Мне был хорошо знаком язык нежности, и я могла различить, в чьем голосе есть любовь, а в чьем — нет.
— Все же где ты была, когда кто-то пробрался в ТИК? — настаивала я. — Или правильнее будет спросить — с кем?
— Я ведь не спрашиваю тебя, с кем ты.
— Ты бы спросила, если бы это могло вытащить меня из беды.
— Моя личная жизнь здесь ни при чем, — упрямо заявила она.
— Мне кажется, ты боишься не вторжения в твою личную жизнь, а неприятия с моей стороны, — сказала я.
— Не знаю, о чем ты.
— Я видела тебя однажды ночью в зоне отдыха. С подругой.
Она отвернулась.
— Значит, ты за мной еще и шпионишь. — Ее голос задрожал. — Вот только не читай мне проповедей и не говори, что я живу во грехе, — я в такое не верю.
— Люси, я не осуждаю тебя, — заверила я, хотя отчасти это было так. — Просто помоги мне понять.
— Значит, ты все-таки считаешь, что со мной что-то не так, раз тебе надо что-то понимать. Иначе ты бы приняла меня такой, какая я есть, без раздумий.
— Твоя подруга сможет дать показания о том, где ты была в три часа ночи вторника? — спросила я.
— Нет, — ответила она.
— Ясно, — только и сказала я. Приняв ее ответ, я приняла и то, что девочки, которую я когда-то знала, больше нет. Эта Люси была мне совершенно незнакома, и мне оставалось только гадать, что же я сделала не так.
