– Конечно, – спокойно отвечает Тили. – Я не была замужем за вашим дедушкой. Мои семнадцать лет – помните?
Авоська смотрит на меня беспомощно. Я тоже ничего не понимаю и только пожимаю плечами.
– Значит, – закрыв глаза, рассуждает Авоська, – Николушка – это тот, который ударил Микария?
– И не только его, – грустно добавляет Тили.
– Тогда наш дедушка – Гришаня! Ты рассердилась на Николушку, он утонул в пруду, и ты вышла замуж за своего первого возлюбленного, от которого в семнадцать лет родила ребенка! Так?
– Неправильно. Я уже сказала, что подозревала в отцовстве Доломея сразу двух юношей. Я не могла выйти замуж за обоих. Хотя, конечно, одного из них я подозревала больше.
– В каком пруду? – заподозрила я неладное. – Не в том ли, в который я свалилась, когда приехала к тебе три года назад?
– Нет, – отмахнулась Авоська. – Есть два пруда. Помнишь, я ловила серебрянок? Так вот, их нужно было переселить в другой пруд.
– Да-а-а… – задумчиво протянула Тили. – После того как Николушка мертвый почти неделю проболтался в большом пруду, в нем сдохли все серебрянки. Пришлось много лет спустя переселять их с маленького. С тех пор я очень настороженно отношусь к трупам на моей земле.
Я задумалась, обдумывая вопрос, который мог бы объяснить хоть что-то.
– Тили, твой третий муж был отцом Тегенарии?
– Нет… – задумалась она, вспоминая. – Нет, конечно. Я не была замужем за отцом Тегенарии.
– Ага! Тогда скажи, были ли у тебя дети от двух последних законных мужей?
– Не было, – просто ответила Тили. – Николушка – единственный законный отец. Остальные отцы и дети – внебрачные. Уже стемнело. Может быть, пойдем домой?
– Я ничего не понимаю! – почти плачет Авоська. – На кой черт ты посылаешь меня на могилы своих законных мужей, если там нет моего дедушки?!
– Это очень сложно, – вздыхает Тили. – Он там, поверь. Он вполне хорошо лежит вместе с Николушкой. – Она задумывается и добавляет неуверенно: – Сверху.
– Тили! – Я осмотрела ее безмятежное лицо. – Сознайся, ты опять морочишь нам головы?
– Зачем это мне? – отводит она глаза.
– Тогда что получается? Наш незаконный дедушка – умер, так?
– Так, – улыбается Тили.
– Но сначала умер отец Микария? Тогда получается, что наш дедушка лежит вместе с отцом Микария, а как же… А отец Тегенарии?
– Умер, – притворно вздыхает Тили.
– А где тогда его могила?
– Там же. Но под красным камнем.
Мы с Агеленой смотрим друг на друга и начинаем дрожать.
– С-с-сверху или сниз-з-зу? – стуча зубами, спрашивает Агелена.
– Сверху, конечно, он же умер последним из всех!
– И ты тогда… Ты сдвигаешь камень с могилы третьего мужа, раскапываешь его могилу, так?.. – Я мысленно похвалила себя за то, что не клацаю зубами, как Агелена. – Чтобы подложить в нее своего очередного любовника?
– Вот и не так. Я не сдвигаю камень, потому что сначала на могиле почившего стоит деревянный крест с его именем и датами жизни. Я просто убираю крест.
– Но ты раскапываешь могилу?! – У меня предательски дрожит голос.
– Нет, – шепчет Тили. – Я ее осторожно разрываю руками! В полночь! При луне! – Теперь она резко садится, неустойчивый стожок кренится и плавно заваливается под наши визги.
Мы барахтаемся в колючем сене. Еще не совсем стемнело, но луна уже светит вовсю, наполняя наши глаза неземным блеском.
– Ну вот, теперь придется стожок собирать, – сетует Тили, подмигнув мне.
Агелена, выкарабкавшись из сена, смотрит на бабушку со страхом. Ее верхняя губа брезгливо вздернута, а глаза полны слез.
– Агелена, – строго говорит Тили. – Я тебе сказала все, что нужно. После креста я кладу на могилу камень. На камне написаны скромная эпитафия на моего законного мужа и информация о любовнике. Если ты захочешь что-то узнать, ты все узнаешь.
– Не хочу ничего знать! – кричит Авоська, сбрасывая с себя сено. – Плевать мне на все! Ты ненормальная! Ты!.. Ты больная!
Она кое-как очистила волосы и сердитым шагом пошла к дороге.
Мы с Тили плетемся за нею.
– А разве можно хоронить человека в чужой могиле? – спрашиваю я тихо.
– Это лучше, чем выкапывать предыдущего и скоблить его череп, – непонятно отвечает она. Эти слова я пойму позже, когда пообещаю похоронить Кубрика.
– А разве можно хоронить человека и не написать даже его имени на могиле?
Тили обнимает меня за плечи и прижимает к себе.
– Ты-то должна мне поверить, – говорит она. – Там все написано, честное слово!
– А разве не проще было похоронить человека рядом? Все-таки разрывать могилы руками в полночь…
– Какая же ты еще маленькая! – с грустью говорит Тили. – Разные бывают обстоятельства в жизни. Просто… первый раз – с вашим дедушкой – мне было так удобно. Если бы его смерть раскрылась, я бы оказалась в тюрьме. А второй раз… Этот человек сам попросил меня сделать так. Он все знал и сам попросил – если умрет, похоронить его в могиле моего второго мужа. Тогда мужних могил было всего две.
– А разве?.. – заело меня.
– Не разве, а потому что! Потому что хотел быть в смерти рядом со мной. Совершенно одинокий человек хотел, чтобы его похоронили на кладбище рядом с тем местом, где будет и моя могила. Он верил в потустороннюю жизнь. Я сказала – места осталось совсем мало. От силы – на пару могил. Мне же нужно было думать о будущем. Я не могла тогда точно знать, сколько еще у меня будет законных мужей!
– Что это значит – место на кладбище?
– Это наше огороженное место, у старой часовни. Там могила моей бабушки Аргиопы под самым большим каменным крестом, моей матери Лазиодоры, и, соответственно, рядом с ними должно быть место и для меня с Тегенарией. Приходилось как-то выкручиваться. Чтобы мы все лежали в одном месте.
– Тили, – говорю я, сглатывая, – меня тошнит!
– Так бывает, когда вспоминаешь сразу много мертвецов. Это пройдет.
– И тебя не поймали за этим занятием? Никто ничего не заподозрил?
– Конечно, деревенские что-то заподозрили. Сопоставили – сплели – раздули. Но они меня боятся и дом всегда обходят стороной – предрассудки о ведьмах. Это еще бабушкин дом, она была помещицей в этих краях. Старый развалившийся клуб с колоннами – тоже ее поместье. А вот насчет поймать… Меня поймал отец Тегенарии. Он был такой молоденький, глупый. Приехал сюда работать участковым.
– Он теперь… Он над тем, который любил пельмени?
– Представь, он тоже очень любил пельмени. И еще охоту и самогон. Его застрелили и оставили в лесу. На моей земле. Бедненький Влад… Он так хотел устроить мне богатую красивую жизнь, все звал в далекие края, к морю! Так хотел, так хотел, что уже на второй год службы стал грешить взятками и… Кстати, я вдруг подумала, что все мои мужчины с удовольствием тратили на меня большие деньги. Я не просила. Им это нравилось. Я уже говорила об опасности нечаянного желания?
– Говорила.
– Я была беременна, когда Влада убили. Пришлось вытерпеть много разговоров, допросов и выяснения, куда подевались некоторые мужчины, проживающие в моем доме по два-три месяца. Городской начальник так увлекся расследованием, что даже по вечерам не хотел уезжать – я ему выделила комнату для гостей, но принять ухаживания отказалась категорично. Как сейчас помню – очень категорично – с помощью лопаты. Больше двух месяцев он не давал разрешения на похороны Влада. Пришлось его похоронить тайком.
– Тайком? В полночь? Разрыв могилу третьего мужа руками и заменив потом на ней крест на камень?! Почему ты не позволила захоронить тело родным и близким этого человека?
– Родные и близкие?.. Сестра позвонила следователю и сказала: «Пусть его хоронит шлюха, ради которой он преступил закон!»
– Хорошо… То есть я хотела сказать – все понятно с родными и близкими. Но мне еще интересно, где ты брала камни и сколько их у тебя заготовлено? И кто делал надписи на них?
– Мне Кубрик помогал и Микарий, – просто ответила Тили. – Но после того, как тело Влада исчезло из морга, городской начальник получил взыскание и отыгрался на мне. Написал много объяснительных, меня даже задержали на два дня. Потом, конечно, отпустили – улик никаких, и беременность сыграла свою роль. Но строгий милиционер с погонами полковника долго и торжественно говорил речь. Суть ее сводилась к следующему: если вблизи моего хутора будет обнаружен еще хоть один труп, мне не выкрутиться, на меня в отделе теперь лежит сводка как на неблагонадежную гражданку развязного образа жизни. Вот так. Теперь ты вникла?
– Теперь – вникла.
– Ты хорошенько вникни. Представь ночное захоронение уже изрядно испортившегося бедненького Влада…
– Тили!..
– Не перебивай. Меня в тот месяц тошнило по три раза в день, а Кубрик, как назло, накануне решил съездить за медом со всеми вытекающими отсюда последствиями, начиная с сакраментального – «свояк умер». Кое-как его откачала. Смотритель в морге у нас огромный – килограммов на сто пятьдесят!
