Пока медики оперировали и перевязывали, остальные разбирали завал на путях. Умно, кстати, сделали. Не просто набросали мусора на рельсы, а за поворотом, так, что заметной преграда становилась, когда до нее оставалось совсем немного. Так поезд мог вообще сойти с рельс.
Заодно перегружали имущество из последнего вагона, пострадавшего от взрыва. Что именно там рвануло — пока оставалось загадкой. Но использовать для передвижения никак не получится. Выгрузим — отцепят, прибывшие железнодорожники найдут, что делать.
А я тяжело повздыхав и отмывшись от крови, вызвал больших и средних воинских начальников для разбора полетов. Ибо пистон — первое, что должен выдать начальник, если подчиненные с задачей не справились. Делается это по-разному, кто как умеет. Кто кричит и топает ногами, иные начинают читать многочасовые нотации, выматывающие душу. Мне рассказывали про уникума, который мог так зафутболить корзину для бумаг, что она пролетала над головой нерадивого сотрудника в считанных миллиметрах. Всё это не про меня. Если у тебя есть авторитет, то тратить силы и время на разнос смысла нет. Довольно пары слов. Так я и поступил.
— Господа, выражаю вам своё неудовлетворение, — начал я, не повышая голоса. — Как человек гражданский я тонкостей воинской службы не понимаю, но сегодняшнее происшествие показало, что с охраной состава никто не справился. Мы движемся по чужой территории, где полно бандитских групп. У нас в достатке оружие, люди, но почему-то они не оказались там, где были нужны.
Я выдержал паузу, оглядывая виноватые лица.
— К началу движения жду предложений, как исправить этот бардак. Каждый из вас напишет рапорт с объяснением причин произошедшего. Список погибших с адресами родных — мне немедленно.
Повернулся к Тройеру:
— Валериан Дмитриевич, займитесь вагоном. Пусть стекло закроют как следует, тут сквозит неимоверно.
А мне предстоит написать семь писем родным погибших. Вернее, восемь — один тяжело раненый скончался на операционном столе. Очень неприятная обязанность, знаете ли.
* * *
Надо сказать, пистон подействовал. Дальше ехали ощетинившись стволами, на бункере после паровоза установили пулемет, еще одну площадку сделали на крыше последнего вагона. Правда, скорость нашего состава несколько упала — по сравнению с прежними темпами мы тащились еле-еле.
В знаменитый тоннель под Большим Хинганом мы въехали как по заказу — вскоре после рассвета. В этот момент солнце показалось из-за хребта, окрасив снежные вершины в золото. Картина завораживала — синеватые тени ложились на склоны, белизна снегов вспыхивала багряными отблесками. Такой вид стоило бы запечатлеть. Надо заказать у художников, пока они тут в избытке, нарисуют в любом стиле.
Только мы втянулись в нору под горой, сразу вагон наполнился дымом и копотью, а освещение выключилось на несколько секунд. Тут же кто-то из гражданских проявил восторг от нахлынувшей клаустрофобии — начал выкрикивать, что жизнь кончилась и смерть близка. Не состав, а клиника доктора Фрейда на колесах. Кстати, приезжал он к нам в Базель, по приглашению Юнга. Но близко я с основателем психоанализа не сошелся. От предложенной помощи отказался. Карл Густав потом от меня пилюлю получил за попытку влезть в нашу семейную жизнь без спросу. Не доверяю я этим шарлатанам.
Но настроение испортил как раз крикун — очень уж контрастировал он с величественным пейзажем. Про венского психиатра я так вспомнил, к случаю.
— Валериан Дмитриевич! — крикнул я, и мой заместитель явился спустя буквально несколько секунд.
— Да, ваше сиятельство?
— Найдите этого горлопана и скажите, если он не заткнется, то я выброшу его из вагона, во тьму внешнюю, где будет плач и скрежет зубов.
— Сию минуту.
Тройер, к счастью, не особо богобоязнен, святотатство в виде цитирования Евангелия проигнорировал. Вернулся через минуту и доложил, что наш попутчик решил остаться в вагоне, а потому успокоился. Это он пошутил, что ли? Первый раз на моей памяти.
Мы сидели в моем купе и Валериан Дмитриевич просвещал меня по поводу тоннеля и его стратегической важности. Чей Транссиб, того и Манчжурия. А чей туннель, того и Транссиб. А по мне, ну ее в болото, эту геополитику. Свою землю еще через сто лет освоить не смогут толком, а лезут еще присовокупить. В такие моменты начинаешь завидовать Лихтенштейну, который я совсем недавно думал захватить сотней казаков. Тамошнему князю Иоганну хватает и того, что есть. Мудрый правитель.
На ближайшей станции Тройер разослал срочные телеграммы. И в Харбин мы уже прибывали под «звуки фанфар». Фигурально выражаясь. Нас встречала целая делегация — Начальник отдельного корпуса пограничной стражи, генерал Чичагов, командир третьей бригады полковник Пальчевский, ну и всяких военных рангом поменьше с полдюжины, а то и больше. Всех не запомнил, хотя Тройер даже целый список составил с описанием. Кто за что отвечает, и у кого больше всего власти. Понятно, что у погранцов и военных. Тут русский «фронтир», тут гражданские не катят.
Генерал Чичагов начал с вежливого наезда. Глядя, как санитары быстро на носилках перетаскивают раненых в санитарные повозки, Николай Михайлович теребя бороду, выговаривал мне за плохую организацию охраны.
— Как миновали станцию Маньчжурия — надо было сразу телеграфировать мне. Я бы пустил вдоль дороги разъезды казаков навстречу.
Мы фланировали по перрону вокзала, морщась от паровозного дыма, что на нас несло. Свита почтительно шагала позади.
— Николай Михайлович! — оправдывался я. — Так ведь по последним сводкам все спокойно вдоль дороги. Мой секретарь специально поднял донесения. Да и сотня казаков с нами была.
Восемь погибших, тридцать четыре раненых — от сотни осталось чуть больше половины. Хорошо я так попутешествовал. А ведь проехать успел едва половину Маньчжурии. До Порт-Артура еще пилить и пилить. Просить у Чичагова еще две сотни? Про запас? Лучше попрошу побольше пулеметов. Черт! А ведь в Харбине должны быть паровозные мастерские. Почему бы не сделать примитивный бронепоезд? Поставить пару орудий на платформы, обложить все это дело какими-нибудь шпалами…
Я пригляделся к генералу. Военная косточка, служака. Такому дай направление — сам попрет как бронепоезд.
— Прошу проехать в «Модерн», — пошел «в атаку» Чичагов — Лучшая гостиница в Харбине, в европейском стиле. Пару дней отдохнете, а я пущу разведку дальше вдоль дороги. Великий князь не простит мне, если с вами что-то случится!
— Сергей Александрович не простит, если жандармы, — я повернулся к свите, в которой шло несколько чинов из стражей порядка, — не выяснят, кто так ловко устроил на нас засаду. Поезд практически был взят штурмом — чудом спаслись! Думаю, не китайские бандиты заложили мину под пути.
Генерал сморщился, будто съел целый лимон. Явно подвез ему еще лишнего гемора. Мне даже стало жалко Чичагова. Но этот приступ жалости быстро прошел. Сразу, как вспомнил того самого молодого пулеметчика, которому ампутировали руку почти до плечевого сустава.
Чего мне ждать от Харбина? Еще одного нападения? Я потрогал вороненую сталь нагана в кармане шинели. Револьвер меня успокоил, но ненадолго. От яда в чае он не спасет. Нет, неласково меня встречает Маньчжурия. Вернусь ли домой живым?
Глава 14
КОРРЕСПОНДЕНЦІЯ «НОВАГО ВРЕМЕНИ»
МОСКВА, 5-го января. Московское скаковое общество, желая изслѣдовать вопросъ о допингѣ, купило трехъ бракованныхъ артиллерійскихъ лошадей и сегодня производило съ ними опыты. Оказалось, что двѣ доппингированные лошади побили недопингированную.
ПО ТЕЛЕФОНУ
Петербургская военная электротехническая школа достигла весьма благопріятныхъ результатовъ въ области телеграфированія безъ проводовъ. Сначала передача могла дѣйствовать на разстояніи лишь 30 верстъ (до Кронштадта); весной этого года добились передачи безъ проводовъ на 40 верстъ (до Гатчины), а въ серединѣ лета — на 70 верстъ (до станціи «Волосово»); въ началѣ-же августа настоящаго года уже стали принимать телеграммы на 150 верстъ (до города Нарвы).
