— Знаешь, я за тобой давно наблюдаю. Ты такая красивая, и сразу видно, что не кабардинка и не балкарка. Не похожа на наших девушек.
— Конечно, не похожа. Потому что у меня мама русская, — продолжала я врать, рассказывая придуманную историю о себе.
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать, — ответила я, немного замявшись, ведь на самом деле я не помнила свой возраст. — А тебе?
— Мне двадцать. В таком возрасте нам уже пора жениться, и, к тому же, родители выбрали мне пару. Она симпатичная, но я не знаю, какое у неё сердце? Подойдёт она для брака или нет? Её зовут Фатима, она очень верующая и чтит наши традиции, наверное, с точки зрения религии, для мусульманина она идеальная жена будет. Кстати, а ты мусульманка?
— Ага, — опять соврала я. — Правда Коран не читала и не слишком придерживаюсь законов, ведь я в Москве выросла.
— Да, слышал я такое, что от веры городских мусульман ничего не осталось, отходят они от учения пророка Мухаммеда! Да благословит его Аллах!
— Не могу сказать такого, я только про себя лично говорю.
— Завтра в это же время за водой пойдёшь? — выразил надежду Анзор, когда мы подошли к жилищу.
— Да, в это же время. Спасибо, что помог!
— Пожалуйста!
Анзор ушёл, легко перепрыгивая препятствия в виде камней на своём пути. То и видно, что эта горная жизнь ему понятна и привычна, и вовсе не пугает так, как она страшит меня.
Почти каждый день я шла за водой, зная, что там будет меня ждать Анзор.
Мне нравилось с ним разговаривать, познавать жизнь кабардинцев и восхищаться этим трудолюбивым и самобытным народом.
Приятно удивляло уважительное отношение к старшим, которое здесь прививается с малолетства: безмерная любовь к матери, бесприкословное подчинение отцу.
Через некоторое время я стала замечать, что Анзор смотрит на меня иначе: появился блеск в глазах и поволока. Возникало ощущение, что он смотрит не на меня, а сквозь меня.
Я спокойно наливала воду из родника, подставив кувшин под тонкую струю, как вдруг почувствовала на своей талии его ладони.
От неожиданности кувшин выскользнул из моих рук и поплыл по течению ручья книзу.
Я помчалась вслед за ним, чтобы поймать, парень же побежал за мной.
Наклонившись и встав на колени, чтобы перехватить кувшин на изломе ручья, я протянула руки к воде, струя окатила меня ледяными брызгами, замочив платье спереди практически полностью.
Анзор встал сзади, положив ладони на мои груди, слегка их массируя.
— Дай кувшин достать! — крикнула я ему, рукой пытаясь дотянуться до злополучной посудины и не понимая, почему он мне не помогает.
Тот молча продолжал ласкать мою грудь, продвигаясь ладонями всё ниже и ниже, по мокрому, в облипку прилипшему к телу платью, на котором, как пики, выделялись набухшие соски.
Меня кинуло в жар от сладкой волны, прокатившейся по всему телу, когда я почувствовала на бедрах сзади что-то твёрдое и горячее.
Незримая сила приливающей страсти, заставила меня повернуться к Анзору лицом. Он приступил целовать меня в губы, шею, грудь, прижимая к себе, схватив сильными руками за бёдра.
— Давай я достану кувшин! — произнёс тяжело и прерывисто дышащий парень. — Он уплывает дальше.
— Бог с ним, с кувшином! — сказала я, подставляя для поцелуев свою длинную шею, с бархатной гладкой кожей.
Он потянул меня вглубь, в заросли — туда, где никто не увидит совершённый нами страшный грех.
Поддавшись безумию страсти, мы не могли остановиться в ласках друг друга. Мы были не в состоянии прекратить, никакая сила не могла заставить нас прерваться в тот момент.
Он положил меня аккуратно на траву, придерживая за спину одной рукой, поднял подол длинного платья и сделал то, что предназначено природой. Я издала протяжный стон удовольствия, он же прошептал:
— Мамочка…
В самые приятные и самые страшные моменты жизни мы зовём мать. Ибо она та, что даёт жизнь. Мать всегда дарит лучшее, и приходит на помощь, что бы не произошло.
— Если об этом узнают родные, то заставят нас пожениться. — Анзор посмотрел на меня грустными глазами.
— Не узнают, мы не скажем об этом.
А вот за кувшин мне попадёт от дяди Мансура.
— Лаура, знаешь, а ты у меня первая… — прошептал томно Анзор.
— А это что-то меняет? — Я бросила на него безнадёжный, с лёгкой грустью, взгляд.
— Меняет. Мне кажется, что я влюблён в тебя, — выпалил он нежным, полным чувственности голосом.
— Не говори глупости, это не любовь!
— Откуда ты знаешь? Моё сердце говорит, что любит.
— А ум что говорит?
— Что нам не разрешат пожениться.
— Вот видишь! Значит закроем эту тему, и не будем говорить о любви.
— А я буду! Потому что я тебя люблю.
— Не любишь!
— Я…Тебя… Люблю… Слышишь? Лю-ю-блю-ю! — закричал он во всё горло так, что казалась, сейчас начнётся камнепад.
— Не кричи, а то услышат. Пожалуйста! Замолчи! — И я закрыла ему рот своими губами. Поцелуй перерос в более горячий, и он меня снова прижал к себе.
Мы продолжали наслаждаться друг другом до тех пор, пока не пришло время расстаться и идти по домам.
Дома дед Мансур встретил меня хмурым, осуждающим взглядом. Видимо, помятая одежда и растрёпанные волосы из-под платка, говорили сами за себя, и он явно что-то заподозрил. Но, к моему удивлению, ничего не сказал по этому поводу.
— Почему поздно пришла? Куда кувшин дела? — Лишь это его интересовало.
— Простите, дядя, я его случайно уронила и разбила.
— Эээх, неловкая и бестолковая ты! — только смог сказать он, покачивая недовольно седой головой.
Я пошла спать, а в голове думки только об Анзоре. Зорик! Ты породил во мне огонь влечения!
Но люблю ли я тебя? Не знаю! Потому что сама совершенно не знаю, кто я такая?
Глава 22. Меня зовут Лаура
Да, меня зовут Лаура. По крайней мере, так сказал дед Мансур. Я уже начинаю привыкать к моему новому имени и к новой жизни. А что мне остаётся делать? Я вынуждена притворяться другим человеком, чтобы хоть как-то существовать в этом чуждом для меня мире.
Единственная возможность узнать истину — это спуститься в город. Возможно, если я буду находиться в другой обстановке, то проблеск в моей памяти вернёт понимание того, кем я являюсь.
Сегодня встречаемся тайно с Анзором, он обещал сводить меня в город.
Да, мы продолжаем встречаться и он мне даже нравится. Но люблю ли я его? Это вряд ли.
У меня возникает какое-то смутное ощущение, будто моё сердце кем-то было уже занято, ещё до Анзора.
Мы с ним договорились встретиться у родника, чтобы вместе спуститься туда, где ходят в направлении города маленькие автобусы — буханки (как их называют в простонародье).
— Салам Алейкум! — поприветствовал меня Зорик.
— Салам, — ответила я.
— Дядя Мансур не видел, что ты сюда пришла?
— Нет, он пошёл овец пасти. Говорит, волки повадились грызть молодняк. Взял с собой ружье, чтобы пристрелить их, если опять придут.
— Такое здесь часто бывает. Вообще, в горах без оружия ходить небезопасно. Волки и на людей напасть могут. Слышал я, что в соседнем ауле они мальчика насмерть загрызли.
— Это ужасно. Но мне почему-то их жалко. Ведь волки тоже хотят кушать.
— Тогда пусть сами не убивают наших баранов! Не за что их жалеть! Я ружьё с собой не взял, мы ведь в город идём.
— А что, если нас там заметит кто-нибудь из твоей родни? Что тогда будет?
— Это вряд ли! Там народу много, совпадение, что они тоже там будут — минимальное.
— Я никогда не была в Нальчике, мне самой будет интересно прогулуляться.
— Я твой гид буду. Конечно, это тебе не Москва, но тоже красивый городок.
— Хорошо, спасибо тебе.
Город Нальчик нас встретил гостеприимно. Рынок кишел торговцами всякой всячиной — бараниной, говядиной, рыбой копчёной и свежей. Чуть дальше расположились прилавки со специями, фруктами и овощами, арбузами и дынями, разной зеленью. Покупатели шумно торговались, а продавцы их громко зазывали.
