Кто выступит гарантом, что это не Хаустов убил Крякина, кто?! Никто!
Да, он приехал с вполне мирными намерениями – договориться о молчании с Василием Степановичем. Оставил, как утверждает, машину за деревней, чтобы не привлекать внимания. Зашел с заднего двора. Спрятался за домом, дожидаясь пока Крякин проводит свою гостью. Что вторая чайная пара никакого отношения к Хаустову не имела и иметь не могла, Полина была уверена – Хаустов не пользовался помадой. Так вот…
Он дождался, пока гостья Крякина удалится, позвал хозяина в огород подальше от соседских глаз. А огород был самым тщательнейшим образом огорожен двухметровым дощатым забором. Начал свои торги с Крякиным. Тот, видимо, не согласился, раз погиб. Может, цена его не устроила. Может, благороден был от природы и не хотел лжесвидетельствовать. Факт остается фактом – Крякина Василия Степановича убили! И убили перед самым приходом в дом Полины, потому что она наверняка бы слышала звуки спора или борьбы. Если все так, то получается, что Хаустов не мог не наткнуться на убийцу, когда тот убегал, совершив преступление. А он ни о чем таком даже не обмолвился, ни о каких подозрительных или знакомых лицах.
Что убийца скрылся через заднюю калитку, Полина тоже не сомневалась. Кто же попрется через центральный вход после драки? И одежда в беспорядке, и следы крови могут на ней остаться.
Кстати…
– Сергей! – позвала она его зловещим шепотом, когда они уже вышли за деревню и направлялись к машине.
– Что еще?
Он резко обернулся. И взгляд его Полине не понравился. Злым он был очень. Злым, сосредоточенным и испуганным.
– Сергей, мне кажется, что у вас на брюках кровь! – Полина ткнула пальцем в его правую брючину. – Вот здесь, сзади, ниже колена. И вот здесь, на кармане.
– Черт! – Он суетливо закрутился на месте, пытаясь рассмотреть штанину сзади ниже колена, потом уставился на свой карман, сделался пепельно-серым и со странным нервным смешком произнес: – Теперь ты точно меня в убийцы запишешь, так ведь?!
– Я не прокурор, – проговорила Полина осторожно и полезла в сумочку за мобильным.
Решение позвонить соседке тети Полины возникло из ниоткуда. Страх, что она теперь возможно один на один с самым настоящим убийцей, заставил ее сделать это.
– Тетя Маша, здравствуйте. – Полина с облегчением вздохнула, услыхав в трубке немного ворчливый тенорок старой женщины. – Я по какому поводу звоню…
И Полина вполголоса, чтобы не услыхал ее Хаустов, начала нести такую ахинею, что тетя Маша без конца принялась вздыхать и повторять: «ах, ты боже мой, бедная девочка». А под конец Полина скороговоркой попросила тетю Машу записать номер машины того, кто ее сейчас повезет домой. Так, на всякий случай.
– Кому вы звонили? – Хаустов настороженно замер возле машины.
– Соседке, – не соврала Полина, не уточнила просто, что соседка не ее, а покойной тетки.
– Зачем? – не унимался тот.
– Ну… Она просила позвонить, когда я доберусь до деревни. И просила обязательно позвонить, когда и с кем я поеду обратно.
От собственного виртуозного вранья у нее просто дух захватило. И будто сил прибавилось.
– И ты сказала ей, где и с кем сейчас находишься?! – прошипел Хаустов на такой высокой ноте, что сорвал голос и закашлял надсадно.
– Сказала, а что здесь такого? – прикинулась наивной Полина.
– Господи, Полина! Ну что за… – Хаустов взмахнул руками, выругавшись вполголоса и даже не извинившись. – И вы сказали ей обо мне?!
– Да, а что такого?
Она заморгала недоуменно, а про себя тут же подумала, что не всполошился бы Сергей так, кабы был без греха.
– Совершенная дурочка, – промямлил он с болезненным сочувствием и, сморщив лицо, спросил: – Ты блаженная, я не пойму, или дура, Полина?
– Думайте, как вам угодно! – вспыхнула она и, легонько его потеснив, двинулась мимо машины, потом, замешкавшись, все же проговорила с достоинством: – Ваша трусость, Сергей, не дает вам права опускаться до оскорблений. До оскорблений женщины. Всего доброго!
И она пошла, на подламывающихся ногах, с высоко поднятой головой и выпрямленной спиной, насколько это вообще было возможно при тех высоченных каблуках, на которые она с утра встала.
Сергей догнал ее уже через пару минут. Его рука осторожно коснулась ее локтя. И Хаустов примирительно забормотал:
– Извините меня, Полина. Извините. Я был неправ, груб и бессовестен. И что тыкал вам, простите. Вы вот демонстративно со мной на «вы», хотя и не первый день знакомы… Простите. Я, в самом деле, перепугался. Хотя, бояться мне особо нечего.
– Да? С чего это такая уверенность?
Она благосклонно позволила ему увлечь себя обратно к машине. Будто бы приняла его приглашение проехаться с ним, за извинение. Хотя, видит бог, если бы Хаустов уехал сейчас без нее, она больше двух метров пройти бы уже не смогла. В правую туфлю что-то набилось и больно резало пятку. По икрам кто-то хозяйски елозил: то ли трава, то ли мошкара. Узкий подол платья делал шажки неверными и мелкими. Интересно, сколько бы ей пришлось топать до автобусной остановки, не устыдись Хаустов своего хамства?
– А чего мне бояться? – выдержав благоразумную паузу, продолжил Сергей, уже когда втиснул ее на пассажирское сиденье рядом с собой, закрыл дверь и заблокировал ее к тому же. – Мне бояться нечего. У меня мотива убивать Крякина не было.
– Да ну! А у кого же он был? У меня, что ли?! – Полина развернулась и уставилась на Сергея с неподдельным интересом. – Вот уж для убийства у меня мотива не было и быть не могло. Крякин Василий Степанович был единственным человеком, кто еще мог доказать невиновность моего мужа!
– Это ваша версия, – сказал Хаустов с отвратительным смешком.
– А какая ваша?
– А моя версия такая… – Он так резко прибавил скорость, выехав на трассу с грунтовки, что ее буквально вдавило в сиденье. – Крякин Василий Степанович – последний гвоздь в крышку гроба вашего мужа, дорогая Поли!
– Что вы хотите этим сказать?!
– То, что Крякин – единственный, кто мог знать наверняка, что именно Антон убил Зою Хаустову.
– Нет!!
– Да, дорогая Поли, да! – заторопился Сергей, вдохновленный ее испугом. – Антона обвиняют, но улики-то все косвенные. А вот Крякин мог все видеть. И мог под присягой подтвердить, что именно Антон Панов убил Зою.
– Да, или он мог подтвердить, что кто-то еще в тот вечер был в фирме. Кто-то, кто после Антона был с вашей Зоей.
– По-вашему, это я?! – возмутился Хаустов.
– А по-вашему, это кто?! – Она тоже повысила голос. – Зачем тогда вы здесь?! Зачем?! У меня объективная причина, даже если вы и сочли ее извращенной, но она направлена на спасение моего мужа. Вы сюда кого приехали спасать, Сергей?! Кого?!
Он ей не ответил. Сгорбился за рулем и молчал всю дорогу до ее дома. Даже не попрощался с ней, хотя Полина, невзирая на ссору с ним, соблюла приличия. И как только она выбралась на улицу, тут же стартанул с места, подняв густой пыльный шлейф.
Он так разозлился на себя, на нее, на Крякина этого, оказавшегося мертвым так некстати, что не заметил, не обратил внимания на то, как Полина стоит посреди двора и долгим взглядом провожает его машину. И сурово сведенные ее брови не предостерегли его, и крепко сжатые губы не намекнули ему об опасности. Будь он чуть повнимательнее, непременно уже сегодня сыграл бы на опережение. Уже сегодня заявил бы о случившемся.
Но Хаустов не обладал житейской дальновидностью. В бизнесе – да, тут ему равных не было, тут он просчитывал все наперед. А вот в жизни дальше своего собственного носа не видел. Оттого и любимую женщину в свое время проморгал, и сегодня мимо знакомого отделения милиции проехал.
– Помилуйте, – воскликнул бы он, разве мог я знать, что эта тихоня сразу помчится в милицию?!
Этого Хаустов знать не мог. Он немного успокоился, сочтя, что они с Полиной в одинаково гадкой ситуации. И просто поехал домой, вот и все…
Глава 15
У Воронова сводило судорогой кулаки, с такой силой ему хотелось пустить их в ход. Останавливала разница в возрасте и звании, а то непременно заехал бы Мухину в ухо.
Опять он виноват! Опять он просрал старика, пока мотался по городу, разыскивая его адрес! И почему-то вдруг весь следующий день оказался занятым, будто и не Мухин отсылал его то туда, то сюда. И почему-то потом, уже ночью, не поехал по адресу, который раздобыл ценой таких невероятных усилий!..
Слышал бы кто, под каким густо-ядовитым соусом были поданы эти «невероятные усилия».
Этим Мухин заслужил первый сокрушительный удар по уху, который Воронову хотелось ему нанести…
Яд насыщался, концентрировался, разбухал. А когда Мухин назвал его Стасиком, сострил что-то про тараканье имя, и захихикал при этом, захотелось ударить его вторично.
Этот старый хрен, работающий для огромной жирной галки в отчете, не мог уже ничего! Его хваленая прежде интуиция угасла. Его успехи давно стали редкими, как…Как его рыжая шевелюра на макушке, сквозь которую предательски просвечивала розовая лысина.
