— Спасибо. — Рапсодия принялась надевать рубашку. — Теперь ты сможешь вновь принимать меня всерьез.
— Рапсодия, я всегда относился к тебе серьезно, — заявил Эши.
Он сказал правду и молил всех святых, чтобы она не оказалась приспешницей демона. Впрочем, он решил, что, даже если она и полна зла, он готов без колебаний отдать ей свою душу.
Она уже застегивала штаны.
— Большинство мужчин смотрят на меня сверху вниз. Они вообще не принимают всерьез раздетых женщин.
— Почему ты так думаешь?
— Ну, обычно сами мужчины чувствуют себя не лучшим образом, если они раздеты. В отличие от женщин, они обладают указателем, который выдает их чувства.
Эши почувствовал, что краснеет.
— Я не совсем тебя понял. — Оставалось надеяться, что Рапсодия не имеет в виду его самого.
— Когда мужчина обнажен, его мозг оказывается выставленным на обозрение всему свету.
— Смешно.
Надевая сапог, Рапсодия задумчиво посмотрела на него.
— Вовсе нет. Мой опыт подсказывает мне, что мужчины думают именно этим органом.
Эши решил, что лучше не продолжать опасный разговор. Она не ошиблась. В этот момент его мысли были длинными и твердыми.
Той ночью огонь горел еле-еле. Эши несколько раз подбрасывал в него хворост и торф, но пламя отказывалось набирать силу. Он не смог сдержать улыбки — до сих пор огонь ни разу не оставался таким меланхоличным. И его поведение вполне соответствовало настроению Рапсодии.
После того как они разбили лагерь, Рапсодия почти все время молчала и, пока Эши готовил ужин, приводила в порядок их вещи. Ужин также прошел в молчании, но оно не было враждебным. Она вежливо отвечала на вопросы, но вести длинные беседы ей не хотелось. Она настолько погрузилась в размышления, что Эши решил ее не тревожить.
Рапсодия вымыла посуду и сложила все кухонные принадлежности в сумки, а потом отошла подальше от огня, чтобы посмотреть на звезды, которые одна за другой зажигались на небе. Восточный ветер гнал дым от костра в ее сторону, изредка бросая в ночное небо искры, и они бесследно исчезали.
Эши устроился с противоположной стороны костра, повернувшись к Рапсодии спиной. Однако дракон, живущий внутри него, ее чувствовал. Эши понимал, что сейчас она хочет побыть одна. Он с интересом прислушивался к ее вечерней песне, которую она всегда пела, когда на небе появлялись звезды, наслаждаясь красотой ее голоса и чисто той мелодии. Спустились сумерки, потом стало темно, но Рапсодия продолжала сохранять молчание.
Эши почувствовал, как по ее щеке скатилась единственная слеза; она неотрывно смотрела в небо, но не находила того, что искала. Сердце Эши сжалось. Ему хотелось обнять Рапсодию и прошептать ей слова утешения, но он прекрасно понимал: этого делать нельзя. Ему ничего не оставалось, как сохранять дистанцию; не исключено, что именно его глупость стала причиной ее печали. Он выругал себя и взмолился, чтобы ее боль не была следствием воспоминаний, которые он невольно всколыхнул.
— Твоя вина, — пробормотал дракон. — Все это твоя вина.
Вдруг Эши услышал тихий шепот. Человеческое ухо не могло разобрать слов, но для дракона это звучало так, словно Рапсодия говорила вслух:
— Лиакор миатмин эвет тана роша? Эвет риа диндейр. Дейфи ариа.
Он сразу же узнал язык — она говорила на древнелиринском. Эши подумал, что может достаточно точно перевести: «Как я могу рассчитывать на твой ответ? Ты меня не знаешь. Я потеряла звезду».
Эши охватили смешанные чувства. Удовольствие — его подозрения наконец подтвердились, она намерьенка, если владеет языком лиринов Серендаира. Неуверенность она обращалась к звездам, или к нему, или совсем к другому? И боль — он сразу же узнал глубину отчаяния в ее голосе, она страдала от одиночества.
Эши встал, медленно обошел вокруг костра и остановился за спиной Рапсодии. Он скорее почувствовал, чем увидел, как распрямляются ее плечи и исчезает слеза — температура ее кожи резко поднялась. Рапсодия не стала поворачиваться к нему. Он улыбнулся, его тронуло то, как она использует свою огненную магию, но постарался говорить самым обычным голосом.
— Ты ищешь какую-нибудь определенную звезду? — Она покачала головой в ответ. — У меня есть кое-какие познания в астрономии, — продолжал он, пытаясь подыскать нужные слова.
— Почему ты спрашиваешь?
Эши поморщился, осознав, что не нашел нужного подхода.
— Ну, — ответил он, стараясь говорить честно, — мне показалось, что ты произнесла слова «дейфиариа». На сколько я знаю, это означает «я потеряла звезду».
Рапсодия закрыла глаза и глубоко вздохнула. Когда она повернулась к Эши, на ее лице появились печаль и покорность. Однако гнева он не увидел.
— «Дейфи» действительно означает «я потеряла», тут ты прав, — сказала Рапсодия, глядя мимо него. — Но второе слово ты перевел неверно, «ариа» это не просто «звезда», а «моя звезда».
Эши прекрасно понимал, что сейчас не время праздновать победу.
— И что это значит, если ты, конечно, хочешь ответить на мой вопрос? Какую звезду ты потеряла?
Рапсодия подошла к костру и села, потирая лоб. Она молчала. Эши вновь выругал себя.
— Прости меня, я не имел права влезать в твою жизнь.
Впервые после ужина Рапсодия посмотрела ему в глаза.
— Моя мать родилась в семье лирингласов, живущих в лесах и лугах, Певцов Неба. В трудные минуты они всегда обращались к небесам, песней встречали день и песней провожали его перед наступлением ночи. Наверное, ты заметил.
— Да. Очень красиво.
— И еще они верили, что каждый ребенок рождается под своей путеводной звездой и что между душой каждого лирина и его звездой существует связь. «Ариа» означает «моя путеводная звезда», хотя, естественно, звезды имеют собственные имена. С этим связано множество ритуалов и традиций. Мой отец считал их чепухой.
— Мне кажется, это замечательное верование.
Рапсодия ничего не ответила. Она снова посмотрела в огонь, и унылые отблески пламени не смогли оживить ее лицо.
— Так где же твоя звезда? Возможно, я смогу помочь тебе ее отыскать.
Она встала и подбросила хвороста в костер.
— Нет, не сможешь. Но все равно спасибо. Я отстою первую стражу. Поспи. — Она вернулась к вещам и приготовила оружие.
Только удобно устроившись под одеялом, Эши до конца понял ее ответ. Ее звезда находилась на другой стороне мира, сияя над морем, на дне которого осталась ее родина.
Он лежал в тишине своей спальни и прислушивался к шелесту теплого весеннего ветра. Активность и шум дня сменились равнодушным оцепенением ночи. Как он любил это время, когда можно снять маску и насладиться миром, не опасаясь быть обнаруженным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
