статистики, тех же «бывших спецназовцев» по России даже количественно вряд ли сильно меньше, чем «тонко чувствующих интеллигентов». Такие вот, представь себе, девушка Алёна, дела…
Она прикусывает губу и снова лезет ко мне в карман за сигаретами.
Какая решительная девушка, думаю.
Нда…
– Ты хочешь сказать, – интересуется, – что меня просто обокрали?!
Я на секунду задумываюсь.
– Наверное, – говорю, наконец, честно и медленно, – да. Вряд ли они, когда это задумывали, делали это осознанно. Вряд ли они вообще о чем-то задумывались. Коллективное бессознательное несформировавшегося правящего класса, знаешь ли. Но, хоть и бессознательно, но – тебя все-таки обворовали. Меня, кстати, тоже пытались. Это, увы, даже не обсуждается. Ага…
Она отбирает у меня зажигалку, которую я задумчиво верчу в руке.
Прикуривает.
– Я что-то подобное подозревала, – не по-женски жует фильтр. – Особенно когда бывала в компаниях моего… ну, Олега, короче. Хотя относила это скорее к издержкам профессии. Но думаю, что ты, скорее, прав, чем не прав. По крайней мере, хоть и обидно, но очень похоже. Ну, а ты-то сам, конечно, «бывший спецназовец», да?!
Я, кряхтя, поднимаюсь.
– В некотором роде, – говорю. – Ладно. Хорошо посидели. Но мне пора рыбу ловить. За этим, в конце концов, сюда и приезжали. Да…
– А ты уже поймал что-нибудь? – интересуется.
Я ищу глазами заветный кустик.
А, вот он.
Если с этой стороны камня – то совсем недалеко…
– Камушек, вон, видишь? – спрашиваю. – Шагах в тридцати от нас?! Вон, сразу левее, – кустик. Под ним лежит. Можешь посмотреть.
Она тут же отважно рвет по тропинке.
Я хмыкаю, вспоминаю об обещанной себе третьей сигарете и задумчиво лезу в карман.
– Нет тут ничего, – кричит, наконец. – И каким-то говном совершенно жутко воняет…
Глава 23
…Вот хотите верьте, хотите нет, но до меня сразу доходит, что там может быть за «говно».
Быстро бросаю сигареты с зажигалкой обратно в карман, радуюсь, что не расцеплял еще спиннинг, быстро проверяю зачем-то, как ходит на поясе нож.
– Погоди, – ору из всех своих немалых бывших сержантских сил так, что она аж чуть с испугу не подпрыгивает. – Сейчас подойду, покажу!
Иду.
Демонстративно не торопясь.
Подхожу.
Беру ее за руку.
– Фу, – почти ору. – А тут реально воняет. Пошли-ка отсюда…
…Лагерь, слава Богу, в каких-то двухстах шагах.
Люди ходят.
Вон, Гарик умывается.
Глебушка с Василь Дмитриевичем песню какую-то воют, на два голоса.
Похмеляются, не иначе.
Эк их разобрало-то, бедолаг…
А вон и Санечка идет, куда-то охапку дров несет, покряхтывая и постанывая.
– Парни, подъем! – ору уже на подходе. – Ахтунг, мать вашу! По одному от лагеря не отходить! Санечка, у нас гости…
Саня в сердцах шмякает о землю охапкой.
– Медведь?! – вздыхает. – Точно?!
Я фыркаю.
– Точнее, – говорю, – не бывает. Я семужку поймал, под кустиком спрятал. На другую сторону мысочка перебрался, там вон девушка сидела как раз. Мы с ней и покурили, минут так десять-пятнадцать, а кустик, если с нашей стороны – так вообще где-то шагах в двадцати, у второго валуна, если ты меня сейчас понимаешь.
Саня кивает.
Он понимает, где это.
Еще бы.
Каждое лето тут живет, почитай, да…
– Ну?!
– Гну, нах! Вот пока мы там сидели, курили, он эту семужку и скрал. Да еще и кучу дерьма своего навалил, скотина…
Саня со всей дури лупит себя кулаком правой руки по ладони левой.
– Вот скотина! Насрал, говоришь?! Его повадка! Его!!!
…Я-то думал – эта дурища хотя бы так побледнеет слегка.
Ну, так, – хотя бы чисто для порядку.
– Медведь?! – вскидывается. – Настоящий?!
Глазищи – горят!
Ладошка из моей фактически вырывается.
Ну…
…Не таких еще, извините, держал.
– Тише-тише, девушка, – усмехаюсь, – это не тот миша. Тот вернулся в зоопарк. А этот, при некоторых обстоятельствах, будет совсем не против перекусить хорошенькой маленькой девочкой. Андастенд?!
– Ну, не все так страшно, – фыркает Саня. – Не верьте ему, Алёна. Медведи девушек кушают крайне редко. Они вообще больше любят ягоды. И рыбу. Если бы он хотел напасть – он бы напал. А так он только рыбу утащил. Но все равно, если теперь повадится – это будет очень нехорошо. Он реально дикий, Алён. Ему лучше не надоедать…
…До девушки, кажется, начинает постепенно доходить.
Гарик тем временем ныряет в свою палатку и быстро оттуда выныривает. Но уже с солидным пятизарядным «мосберговским» «помповиком» в руках.
Я крякаю.
– И не боишься? – интересуюсь. – Здесь же все-таки заповедник. Даже завозить в разобранном виде стремно. Не то что в палатке держать.
Он только скалится.
– Боюсь, – признается. – Реально стремная фигня. Только с заповедником я потом как-нибудь договорюсь. Заплачу, в крайнем случае. А вот с медведем – вряд ли…
Я на секунду задумываюсь.
– Разумно, – соглашаюсь. – А у тебя там случайно нет больше ничего, такого же запрещенного?
Он поднимает большой палец вверх:
– О!
И снова ныряет в палатку.
Выныривает с братом-близнецом своего слонобоя, бросает его мне.
– Держи. Пользоваться, я так понимаю, умеешь.
Я передергиваю ствол, досылаю, что надо, в патронник.
Он кивает.
– Ну, тогда пошли, поглядим…
Саня тоже бежит в «шестьдесят шестой» за запрещенным стволом и, естественно, присоединяется.
С трудом прогоняем и передаем под контроль Олега любопытную, как ворона, Алёну и отправляемся смотреть следы.
А – что их тут смотреть.
Вот они.
И – совсем-совсем свежие…
…А через некоторое время видим и самого хозяина, на пригорке.
Явно еще – совсем молодой, гад.
Года максимум три.
Красивый.
С лоснящейся сытой шкурой и издалека заметной белой манишкой.
Гарик вскидывает ружье.
– С-с-стой, не надо! – шипит в спину Санечка. – Далеко он, подранишь только. А подранок и вправду опасен станет, глядишь, и весь лагерь к чертовой матери разнесет!
Я смотрю Гарику в глаза и отрицательно мотаю головой.
– Саня прав, – говорю.
И поворачиваюсь:
– Что предлагаешь-то, – спрашиваю, – старший?!
Он жмет плечами.
– Да что-то ничего в голову не приходит. Давайте разве что попробуем, шуганем…
…Орем, прыгаем, стреляем в воздух.
Медведь смешно подпрыгивает на месте, на всех четырех лапах. И потом чешет вверх по склону с такой бешеной скоростью, что только треск ломаемой древесины следом и бурая шкура в коротких промежутках полян…
– Все, – констатирует, наконец, Санечка. – Ушел. Теперь несколько дней точно не придет. А там посмотрим.
Я медленно киваю.
Гарик морщится.
– Мы послезавтра уедем, – говорит. – А эту игрушку я тебе пока что оставлю. Твоя ксива, если что, решит и там, где даже мои деньги увянут. А с этим, бурым, повторюсь, договориться, если что, посложнее будет. Ну, не понимает он, сука, простого человеческого
