Тонок лед русской бытовой культуры. По нему лучше не ходить, и ступать на него не надо; на него лучше любоваться при чтении книг, стоя на берегу. Визг пробивает изоляторы воспитания, хорошего тона, благородных манер, уроков музыки, танцев, тенниса, иностранных языков. Даже в самых хороших семьях визги изгоняются, но не изживаются. Университетские девушки, филологички и журналистки, в недрах своих гуманитарных душ хранят верность визгу. Визги -- это принципиальная невозможность контроля над собой как поверхностно окультуренной телесной массой, торжество психоделической распущенности над обанкротившимся просвещением.
Визг -- только видимая часть айсберга, симптом общего состояния души, охваченной вечной паникой. В сущности, это животный признак социальной незащищенности,
ожидание преследования, готовность к предельному сопротивлению и одновременно кромешная беспомощность. Под водой остаются морские чудища и шевеление водорослей. Визг -- волеизъявление ночного кошмара, выплеснувшегося в явь, волнами идущая опасность. Визг -- признание исчерпанности словарного запаса, нормативного и даже вовсе не нормативного.
Когда думаешь о России, слышатся визги. Вот чего нет за границей, так это визгов. Тишина. Давно отвизжали французские девки. Не слышно больше на Британских островах визгов английских девок. Вот уже итальянки перестали визжать. Даже в самых отдаленных сицилийских деревнях итальянские девки перешли на крики и дикий хохот. То же самое можно сказать и о польских девках. Но это -- Европа. Там дисциплина. Там самоограничение. Но если поехать в африканскую, мексиканскую или непальскую деревню -- там тоже плохо с визгами. Не визжат. Как же так? Вроде бы должны визжать, а не визжат. Я ходил, специально прислушивался -- не визжат. Бедно, с примусом, живут в африканской глуши -- а девки не визжат. Или, может быть, колониализм по их визгам танком прошелся?
Так вот в чем наша планетарная самобытность -- в визге. Русские девки визжат, как резаные. Но их и в самом деле режут. Они визжат, когда их режут. Их мучают, пухленьких, бледненьких, с косой, бровастых, щекастых и панкообразных, их режут, режут, прижигают железом, их режут, им заливают жидкое олово в дырки, ртуть заливают, их порят, маленьких девок, школьниц-отличниц, двоечниц режут, комсомолок режут, она подмахивает -- ее еще пуще режут, до костей режут, ноги режут, она не дала -- ее снова режут, живот режут, груди срезают, сухожилия и горло перерезают, щеки режут, высоких девок режут, статных девок, космонав
ток режут, кухонными ножами, эстафету девичьих поколений режут, кинжалами режут, бритвами, заточенными финками режут, сибирских девок режут, политических девок режут, пулеметчиц и пианисток режут, седых девок режут, юных грешниц режут, владивостокских девок режут, мелко-сисястых режут и крупносисястых режут, разутых режут, кто ноги плохо бреет -- тех режут, и кто не бреет -- тех режут, кто зубы не чистит -- режут, и кто хорошо ноги бреет -- тех особенно сильно режут, в ямах режут, на скотных дворах, в крематории режут, у шурина на именинах режут, а шурин стоит, руками разводит, а девок режут, визжит невеста с зубами, визжит и бьется, а ее, суку, режут, сестер, племянниц, своячениц режут, дворянских кровей девок режут, русых девок и умных девок, в трусиках девок и без трусиков девок, в платочках в зеленый горошек -- режут, в шортиках и в норках богатых девок режут, всех режут и режут, Ярославну в Путивле режут, невесту Пушкина режут, дочерей интеллигенции режут, мою невесту с зубами режут, они визжат, на холоде визжат, на свежем воздухе русской деревни, на молодой месяц визжат, на страшные кусты визжат, на красивых пацанов визжат, через костер прыгают и визжат, наперегонки бегут и визжат, на голых мужиков с вилами визжат, а их все больше режут, их совсем уже режут. Зачем девок режут? Кому, спрашивается, какое дело, что их режут? Раз они визжат -- их режут, а так же, выходит, наоборот. Визги -- доминанта деревенских истерических страстей, но Москва недаром "большая деревня", и ее безвременная суть проступает в девичьих визгах на фоне Макдональдсов и электронных табло. В Питере, Смоленске, у казахской границы -- по всей стране визжат резаные девки.
Сколько еще осталось визжать русским девкам? Непонятна глубина их животных визгов. Смолкнут визги -- ис
сякнет русская душа. Закроется последняя страница моей энциклопедии. В библейской культуре вначале было Слово, на Руси -- визг.
детство, отрочество, юность
Мама мыла Серого. Серый мыл куклу. Кукла была Петром Первым, мужчиной высокого роста.
-- Мама, -- спросил Серый, -- что такое быть русским?
-- Запад есть Запад, Восток есть Восток, -- весело, по-молодому заговорила мама, стирая пот со лба, -- и вместе им не сойтись.
-- Не сойтись! -- в свою очередь обрадовался Серый.
-- Сойтись! Сойтись! -- решительно возразила мама. -- Киплинг не прав. Восток и Запад сошлись в России.
-- Зачем? -- нахмурился Серый.
-- Что "зачем"? -- не поняла мама.
-- На хрена они сошлись в России? -- Краска бросилась Серому в лицо.
-- Ты что? Ты что? -- изумилась мама. -- Россия есть великий и цельный Востоко-Запад по замыслу Божьему и -- неудавшийся спотыкач, Западо-Восток по факту, по эмпирическому наполнению.
-- А вдруг это стереотип? -- испугался Серый.
-- Не надо бояться, -- мягко возразила мама. -- Мы живем в мире победившего стереотипа.
-- От описания национального характера до фашизма -- один шаг, -грустно сказал Серый.
-- Знаю.
Они помолчали.
-- Ну, вставай! -- скомандовала мама. -- Давай мыть спину и живот.
Серый встал, держа Петра Первого за руку.
-- Как ты вырос! -- смутилась мама, осмотрев тело сына. -- Ты вырос и возмужал.
-- Лучше нас только Бог, -- со смешком заметил Серый.
-- Русский народ -- богоносец, -- сказала мама. -- Что это значит?
-- Нет такого излишества, на которое были бы неспособны русские мужчины и женщины, когда они берутся утверждать свою свободную личность, -- сказал Серый. -- Меня не заставишь пристегнуть ремень в машине. Пристегиваться входит в мое представление о трусости.
-- Почему немцы называют нас русскими свиньями? -- спросила мама. -- А ведь мы в самом деле свиньи. Нечистоплотные, неблагодарные свиньи, сыночка! У русских грязная душа?
-- Напротив: мир слишком грязен для русского.
-- Кто-то, не помню, кто, сказал, что русский наклоняется к супу, а не подносит ложку ко рту. Он заискивает перед супом. Он пресмыкается перед супом.
-- Русский склонен к заимствованиям, -- сказал Серый. -- Он -- сама восприимчивость.
-- Русская истина выведена за пределы русского человека. Она не в нем, а где-то там. -- Мама подняла глаза к потолку.
-- Бог создал русского для нравоучительного примера. Русские в метро смотрятся так, как будто выпрыгнули из себя.
-- "Ничего" -- на самом деле главное русское слово. Это уступка вечному поражению.
-- А вдруг и это стереотип? -- снова испугался Серый.
-- Русскими не становятся, сынок, -- сказала мама. -- Русскими рождаются.
-- Как это? Как это? -- недоумевал Серый.
-- Спроси своего отца, -- сухо сказала мама, намыливая голову Серого.
-- Он не ответит, -- убежденно сказал Серый. -- Он лежит пьяный в канаве. На огороде. Под забором.
-- Он умрет под забором, а пока он уехал в командировку.
-- Наш папа -- разведчик?
-- Наш папа -- Генштаб.
-- Я горжусь своим папой, -- сказал Серый.
-- Он протрезвеет и ответит, -- машинально сказала мама. -- Почему ты не моешь уши? У нас, русских, уши вырабатывают большое количество серы. Русские уши надо мыть каждый день. Мы -- великая страна.
-- Он не протрезвеет, -- нахмурился Серый.
-- Да здравствует, сынок мой, Россия! -- сказала мама. -- Нет в мире прекрасней страны.
-- Верно, -- глубоко вздохнул сын.
-- Вот говорят, -- подхватила мама, -- что у нас дороги плохие. А дело не в дорогах, а в климате. Ни одно дорожное покрытие не выдерживает, -добавила она с гордостью.
-- Да и вообще, -- сказал Серый, поднимая голову, -- в русском человеке важна не форма, важно содержание.
-- Русский человек состоит весь из содержания, -- возразила мама. -- У него форма отсутствует.
-- А как же тело?
-- Видимость. У русского человека нет тела.
-- Постой, -- Серый наморщил лоб. -- Что ты сейчас конкретно моешь?
-- Я мою твое жизненное содержание, -- невозмутимо
сказала мама.
-- Понял! -- обрадовался Серый. -- Теперь я понял, почему все русские тетки такие толстые.
-- Они полны жизненного содержания, -- сказала мама. -- Им это содержание никак не унять.
-- Знаешь, какая у меня мечта? -- сощурился сын. -- Я, когда стану большим, займусь подробным описанием русского человека. Мы наконец должны заняться своим самоопределением.
-- Мысль сама по себе неплоха, -- согласилась мама. -- Но вот беда. Русский человек неописуем, -- она развела руками. -- В этом его отличие от других национальностей.
-- Я боюсь только, -- продолжал страстно Серый, не слушая маму, -- как бы из этого не получилось торжество стереотипа.
