Хейдон снова покачал головой. Было ясно: даже если Женевьева сумеет найти средства на срочную выплату непогашенного долга, останутся еще ежемесячные взносы, которые она явно не в состоянии платить. Кроме того, требовались деньги на питание. Если бы Женевьева не содержала на собственные средства всех людей, живших в ее доме, она, конечно, не оказалась бы в такой ситуации. Но с другой стороны, если бы не ее великодушие, то и он, Хейдон, сейчас не стоял бы перед ней живой и здоровый.
– Я пойду с вами, – сказал он.
– В этом нет необходимости.
– Нет, есть. – Его начинало раздражать ее упрямство. – Поймите, Женевьева, люди верят, что вы замужняя женщина. А значит, ваши долги теперь мои долги. Нравится вам это или нет, но так считают в обществе. Мы вместе пойдем к мистеру Хамфри и убедим его в том, что деньги есть, но пока они недоступны. Будем надеяться, что мы сможем получить отсрочку на неделю-другую. А потом… – Он взглянул на картины, висевшие на стене. – Потом нам останется лишь надеяться, что вы найдете бриллианты, спрятанные в рамах этих картин.
– И тогда лорд Редмонд сказал, что банк заберет себе все деньги от продажи дома, а мы окажемся на улице.
Джейми, Аннабелл, Грейс и Шарлотта с ужасом смотрели на Саймона, закончившего свой рассказ.
– Нет-нет, Женевьева не позволит, чтобы такое случилось, – решительно заявил Джейми. – Она придумает, как вернуть банку деньги.
– Не сможет, потому что банк украл все ее деньги, – возразил Саймон. – Лорд Редмонд сказал, что мы не можем купить даже одно яйцо.
– Ох, что же мы будем делать? – Глаза Грейс стали большие, как блюдца.
– Мы умрем голодной смертью, – со вздохом проговорила Аннабелл. – Сначала начнем чахнуть, слабеть, а когда наконец умрем, то будем такие маленькие, что нас всех сложат в один сосновый гроб и похоронят в безымянной могиле, потому что у Женевьевы не останется денег на могильный камень. Вместо него она посадит куст алых роз, будет каждый день приходить и поливать его слезами, и каждый год на нем будут распускаться шесть чудесных роз – по одной на каждого из нас. – Девочка обхватила колени руками и восторженно улыбнулась.
– На меня в этом гробу не рассчитывайте. – Вытянувшись на кровати, Джек закинул руки за голову. – Я не останусь здесь голодать.
– Не останешься? – удивился Джейми.
– Завтра же уйду. Все равно я не собирался оставаться тут надолго.
– Куда же ты пойдешь?
– Может, в Глазго. Там можно неплохо заработать.
– На фабрике? – Саймон был заинтригован. Ему нравилось все, что связано с машинами – как они прессуют, плющат и бьют, перед тем как под конец выплюнуть пуговицу или чайник.
Джек презрительно фыркнул.
– Никогда в таких местах не работал. Лучше уж сидеть в тюрьме или умереть.
– Как же ты будешь зарабатывать деньги?
– Так же, как всегда. В Глазго полно тех, кого очень легко обвести вокруг пальца. Там много богатых людей, которые даже не заметят, что у них пропали часы или бумажник. А раз не заметили, то и волноваться не станут.
Аннабелл неодобрительно поджала розовые губки.
– Джек, ты не должен возвращаться к воровству. Тебя поймают и опять посадят в тюрьму.
– И как Женевьева будет искать тебя в Глазго? Там тюрьмы очень большие, – заметила Грейс.
– А мне не надо, чтобы Женевьева меня искала, – проворчал Джек. – И я не попаду в тюрьму. Я всю жизнь воровал и никогда не попадался. Кроме одного раза, – добавил он со вздохом. – Я знаю, как что-то схватить и скрыться в темноте. Чаще всего эти люди даже не понимают, что их обворовали. Если ты умный и проворный, то сможешь прекрасно этим жить.
Саймон с любопытством разглядывал старшего приятеля.
– Значит, ты не был умный и проворный, раз тебя схватили?
– Просто я сделал ошибку, – ответил Джек, нахмурившись. – Но больше не сделаю.
– Если ты убежишь, то доставишь Женевьеве массу неприятностей, – заявила Шарлотта.
Все молча переглянулись. Никто не хотел доставлять Женевьеве неприятности. Джек же еще больше помрачнел. Разумеется, он не хотел доставлять Женевьеве неприятности, но не оставаться же здесь… В конце концов ему следовало подумать о себе. Он привык сам о себе заботиться и не собирался менять свои привычки только лишь из-за того, что Женевьева, проявив доброту, забрала его из тюрьмы и спасла от порки, которую хотел устроить ему мерзавец надзиратель. А потом она с риском для себя помогла еще и Хейдону. И сидела возле него, когда он лежал в горячке, и солгала всем, что он ее муж, чтобы спасти от ареста. Да, конечно, она спасла их обоих, но все равно это не значит, что он, Джек, обязан здесь оставаться.
– И если из-за тебя Женевьева попадет в беду, то у нее могут отнять всех нас, – неожиданно сказала Грейс.
– Не может быть! Неужели?! – воскликнул Джейми.
– Тебя-то не отберут, Джейми, – сказал Саймон, думая его утешить. – Ведь ты никогда не был в тюрьме.
– Почему же не был? Я родился в тюрьме, – с гордостью заявил мальчик.
– Родился – это не в счет, – возразила Аннабелл. – Ты ничего не украл и не нарушал закон, как мы. Суд не может тебя отобрать просто из-за того, что ты родился в таком месте.
– Если у нас отберут дом и нам нечего будет есть, нас отправят в приют, – сказала Грейс. – Женевьеве не удастся их остановить.
– Ах, я этого не вынесу! – воскликнула Шарлотта; она изо всех сил боролась со слезами. – Да-да, я не смогу жить в приюте. Я знаю, что со мной будут жестоко обращаться из-за моей ноги. Будут заставлять делать то, что я не могу. И будут меня бить и говорить, что я ленивая и глупая… И никого из вас не будет рядом, чтобы помочь мне. – Не выдержав, девочка расплакалась.
– Ну-ну, перестань. – Грейс обняла Шарлотту за плечи и прижала к себе. – Не беспокойся, мы непременно что-нибудь придумаем.
Грейс была на год старше Шарлотты, ей было двенадцать, но то, что ей пришлось вытерпеть, сделало ее не по годам сдержанной и рассудительной. Грейс убежала от дяди, который начал к ней приставать, год провела в шайке маленьких карманников, потом ее поймали, а от тюрьмы девочку спасла Женевьева.
– Шарлотта, что бы ни случилось, мы с тобой не расстанемся, – добавила Грейс. – Я обязательно пойду с тобой.
– И я тоже ее не оставлю, – сказала Аннабелл, положив голову на плечо Шарлотты.
Как и Грейс, Аннабелл прекрасно знала, что такое жить в крайней нужде. Свою мать она не помнила, та давно умерла, отец же был пьяница, который дочь терпеть не мог. Он ее часто бил, а однажды швырнул через всю комнату так, что она ударилась головой о стол и потеряла сознание. У нее остался шрам на виске, и она старалась укладывать волосы так, чтобы его не было заметно.
