Она приближалась к своему тридцатилетию, поре восточных сумерек. В таком возрасте любая женщина вынуждена мириться с незавидным положением матроны, ведь женские чары неумолимо рассеиваются по мере того, как полнеют бедра и икры, превращаясь в столпы семейного духа. Любая, но только не она. Упругая кожа, белизну которой подчеркивала густая темно-рыжая шевелюра, предвещала радостное удовольствие ранней весны, а не грустное увядание осени. Ее поистине царственный блеск не шел ни в какое сравнение с перезрелой усталостью женщин такого же возраста, но занимающих в обществе более низкое положение. Царевна по рождению, почти царица по замужеству, поскольку была супругой тетрарха, она не нуждалась в льстивых защитниках, восхваляющих ее красоту. Ей было достаточно просто показать себя. Возлегая в этот осенний день на мехах и многочисленных вышитых подушках, разбросанных по ложу, огромному, как помост, одетая в одно только полупрозрачное узорчатое платье, сотканное из золотых нитей, она в очередной раз убедилась, глядя в маленькое хорошо отполированное серебряное зеркальце, которое держала в руках, что ее груди не стали дряблыми, а блеск глаз от времени ничуть не потускнел или потускнел настолько мало, что сурьма превосходно скрывала этот недостаток. Да и на животе у нее образовалась лишь одна складка в форме улыбки («Твой пупок заигрывает со мной», – говорил ее супруг), уголками указывая на разноцветные полосочки, окружавшие соски. Она посмотрела на ноги: их контуры остались такими же изящными, поскольку ей никогда не приходилось таскать тяжести. Лицо, ясность которого подчеркивали глаза, подведенные на египетский манер, безукоризненный цвет кожи, ярко-красные губы, накрашенные маслом кошенили, полная, словно спелый плод, нижняя губа, выразительная ямочка, украшавшая подбородок, – все это свидетельствовало о том, что ее способность соблазнять могла порой заменить хитроумную тактику политика. Никто не знал, отправляясь на аудиенцию к ней, устоит ли он перед запахом ее благовоний, таинственной смеси, напоминающей аромат темного меда и жасмина, будет ли обласкан новыми милостями или же его ждет опала. После таких приемов она, Иродиада, жена Ирода, сразу же успокаивалась. Она нуждалась и подобных встрясках, ведь на душе у нее было неспокойно.
Одна из рабынь вызвалась рассказать сказку. Иродиада, не сказав ми слова, жестом отклонила ее предложение. Кормилица, привидение в серой маске, похожее на то, которое обитает в темных занавесях, помешала угли в жаровне, установленной на треножнике, бросила на них пригоршню сандаловых палочек и щепоть лимонной цедры, расстелила на мраморном полу шерстяной ковер, а сверху положила шелковый ковер, привезенный из Китая. Воздух был насквозь пропитан ожиданием, невидимые волны которого смешивались с голубоватым дымом, поднимающимся от жаровни.
– Дай мне жемчужное ожерелье, – приказала Иродиада рабыне-нубийке, тело которой, обильно смазанное маслом, блестело, словно атлас, – то самое, с гранатами. Да ты сама знаешь!
Иродиада взяла из чаши горсть гранатовых зерен и, нахмурившись, стала медленно их жевать. Тут в комнату вбежала рабыня и прошептала Иродиаде на ухо:
– Госпожа, тетрарх желает отужинать в твоем обществе.
– Я не голодна, – недовольно проворчала Иродиада. – Скажи ему, чтобы он не ждал меня. Есть ли в подвалах греческое вино? Только не смолистое, а розовое, легкое.
Рабыня со всех ног бросилась к тетрарху, а желание Иродиады выпить греческого вина тут же эхом разнеслось по всему дворцу.
Девочка-нубийка лет тринадцати, может четырнадцати, стояла у окна и играла с ожерельем, которое взяла из шкатулки для драгоценностей. Вдоволь налюбовавшись сиянием жемчужин и ярким блеском оживлявших их гранатов, она улыбнулась, подошла к своей госпоже и наклонилась, чтобы застегнуть ожерелье на затылке, не дотронувшись до волос. Затем она вновь принялась любоваться драгоценностью.
– Ты и веревку будешь носить так, что она станет похожа на золотую цепочку, – прошептала девочка.
– А вот мне, пожалуй, стоит накинуть веревку тебе на шею, – откликнулась Иродиада.
Вопреки своей воле она улыбнулась и принялась нежно перебирать жемчужины изящными пальцами. Но ее улыбка тотчас погасла, едва в коридоре раздались знакомые шаги стражников, шедших впереди Ирода.
Тетрарх сам откинул тяжелый полог, закрывавший дверь, решив обойтись без услуг евнуха, который остался возле стражников. Все они затаили дыхание, надеясь уловить обрывки разговора. Однако их постигло разочарование, поскольку Ирод плотно закрыл за собой дверь.
Едва войдя в покои жены, Ирод Антипа потянул носом, словно пытаясь определить доминирующий запах. Но угрюмый взгляд Иродиады быстро вернул его к действительности.
– Моей любимой куропаточке захотелось греческого вина, – низким голосом протянул Ирод. – Я принес ей росу с виноградных лоз Астерии, освеженную дыханием херувимов.
Ирод приоткрыл дверь и отдал распоряжение. Две рабыни внесли кувшин с вином и установили его на треножнике. Одна из них опустила в кувшин разливную ложку, зачерпнула немного вина и сделала глоток. Кормилица протянула ей золотой кубок, который немедленно был наполнен. Кормилица тоже сделала глоток, исподтишка бросая недоброжелательные взгляды на рабыню, щелкнула языком и наконец соизволила преподнести кубок своей госпоже. Иродиада пригубила напиток, прекрасно зная, что за ней внимательно наблюдает Ирод, и вздохнула, прикрыв глаза.
– Вино пришлось тебе не по вкусу? – спросил Ирод.
– Да нет же. Не знаю почему, но я полагала, что оно более легкое и вкус его более тонок.
– Я надеялся, что ты разделишь со мною ужин, – продолжал Ирод. – Я велел приготовить жареных перепелов в тмине, как ты любишь.
– Я совсем не хочу есть.
– Правда?
– Ты не должен откладывать ужин из-за таких пустяков, – сказала Иродиада. – Завтра у меня, несомненно, проснется аппетит.
Ирод недовольно поморщился. Его и в самом деле не прельщала перспектива ужинать лишь в обществе своих чересчур болтливых придворных.
– По крайней мере приди, чтобы выпить со мной вина.
– У меня болит голова.
– Надеюсь, моя белоснежная голубка не заболела?
– У твоей белоснежной голубки настроение, как у серой летучей мыши.
Ирод тяжело засопел. Приветливая маска, которую он надел, чтобы добиться присутствия супруги на ужине, в мгновение ока слетела с его лица, на котором теперь отчетливо проступили черты жестокого деспота.
– Опять этот отшельник! – сказал Ирод.
– Надеюсь, ты не находишь ничего удивительного в том, что у публично оскорбленной и не отомщенной женщины пропал аппетит, – с горечью произнесла Иродиада.
– Шакалы воют, а караваны идут, – откликнулся Ирод.
Кормилица и рабыни так тесно прижались к стенам, словно хотели слиться с ними. Вот уже несколько недель они со страхом ожидали подобной стычки. Малейшее нарушение хрупкого равновесия сил во дворце могло пагубно сказаться на их судьбе.
– Нам донесли отнюдь не о вое, а вся страна сплетничает вовсе не о шакалах, – твердо возразила Иродиада. – Это не вой, а слова, которые могут причинить больший вред, чем укусы бешеных шакалов. Неужели тебе доставляет удовольствие слышать, как над нами смеются фарисеи? И неужели ты хочешь, чтобы этот так называемый вой достиг Рима и все принялись судачить о том, что тетрарх теряет свою власть?
Ирод зашагал из угла в угол.
– Что ты предлагаешь? – наконец спросил он.
– Действовать! Прикажи арестовать, а потом казнить этого Иоканаана! – воскликнула Иродиада.
– И тем самым спровоцировать восстание! – в гневе вскричал Ирод. – Иоканаана считают святым человеком, и у него много последователей!
– Через несколько недель, – сказала Иродиада, резко встав на ноги, – у него будет еще больше последователей и власти, а оскорбления, изрыгаемые им, превратятся в проклятия. И тогда ты перестанешь мучиться вопросом, следует ли его арестовывать. Напротив, ты попытаешься избавиться от него как можно скорее. Однако за этот период, мой повелитель, ущерб, который он нанесет и тебе, и мне, тоже существенно возрастет. Рано или поздно тебе придется заставить его замолчать. Но чем раньше, тем лучше!
Ирод внял грозному предупреждению супруги, но заметил:
– Сейчас я не могу приказать его арестовать. Он находится в Самарии, вне моей юрисдикции.
– Не создавай сам себе проблемы! – воскликнула Иродиада. – Посоветуйся с консулом, он поможет тебе! Или ты хочешь, чтобы это за тебя сделала я? – добавила она с ядовитой улыбкой.
– Не смей предпринимать какие-либо шаги! Дай мне время все тщательно обдумать. Так ты будешь ужинать со мной или нет?
– До тех пор пока ты не уладишь это дело, всякая пища будет иметь для меня привкус яда.
Ирод направился к двери. Но тут Иродиада бросилась к нему с такой поспешностью, что потеряла сандалию.
