Шурик открыл дверь своим ключом и прислушался. В квартире было тихо, и это его обрадовало, в его планы не входило сейчас встречаться со своей темпераментной сожительницей. После Катиного триумфа на выставке он старался поменьше попадаться Антонине на глаза, потому что ее и без того трудно переносимый характер стал еще хуже, чем всегда.
Шурик приободрился и решил, что Антонина отправилась в мастерскую. Надо отдать ей должное, она всегда вставала рано, даже после жестокой попойки, и отправлялась творить в большой гараж, превращенный ею в мастерскую художника. Там она облачалась в поношенную, прожженную во многих местах рабочую робу и ваяла свои металлоконструкции не хуже заправского сварщика, с соблюдением всех мер техники безопасности. Первая половина дня железно была отведена Антониной для работы.
Шурик бы даже уважал ее за такое постоянство и трудолюбие, если бы его сожительница не обладала таким сволочным характером и с языка не капал постоянно яд, как у кобры.
Насвистывая легкомысленный мотивчик, Шурик проскользнул в кабинет, где у Антонины стоял компьютер. Он хотел выяснить по базе данных ГИБДД, которая имеется у каждого уважающего себя водителя, на кого зарегистрировала черная «БМВ» под номером ВАФ 587.
У самого Шурика была видавшая виды потрепанная «шестерка», которая не ездила, а скорее ползала с кашлем и придыханиями, так что машиной ее можно было считать только с большой натяжкой. У Антонины же была вполне приличная «Хонда», которую она очень ценила, базу данных Шурик раздобыл по ее просьбе.
— В Москве в отдаленном районе, тринадцатый дом от угла, — пел Шурик сквозь зубы, — хорошая девушка Тоня согласно прописке жила…
Перед ним на экране бежали номера машин.
— Ты чем это тут занимаешься? — спросил сзади злой голос.
Шурик как ужаленный подскочил на вертящемся кресле. В дверях кабинета стояла Антонина. Была она в длинном халате грязно-голубого цвета, голова завязана махровым полотенцем.
— Фу, черт! — недовольно буркнул Шурик. Напугала как! А ты чего это не в мастерской?
Выходной устроила?
— Тебе какое дело! — рявкнула Антонина.
То есть она хотела рявкнуть, но у нее не получилось. Голос сорвался, и вместо грозного окрика из горла вылетел какой-то не то хрип, не то птичий клекот. Шурик не обратил на это никакого внимания, он уставился на мерцающий перед ним экран. Вот он, государственный номер ВАФ 587, не перепутала генеральша, вот что значит многолетняя армейская закалка! Черная «БМВ» была зарегистрирована не на частное лицо, а на фирму «Аргамак». Вот и адрес этой фирмы, и еще что-то написано мелкими буквами.
— Что ты делаешь? — повторила Антонина.
Шурик, не отвечая, аккуратно переписал в записную книжку адрес фирмы «Аргамак» и выключил компьютер. Только после этого он повернулся и поглядел на сожительницу повнимательнее. Вид ее ему не понравился. То есть она вообще-то Шурику никогда особенно не нравилась — внешность совершенно невыразительная, очень светлая, можно сказать, бесцветная блондинка. Если такая женщина красива, ее называют платиновой блондинкой и сравнивают с Мерилин Монро, хотя всем известно, что та была крашеной. Если же женщина с такими волосами малопривлекательна, то ее назовут белобрысой дурой.
Раньше Шурик как-то не слишком присматривался к внешности Антонины, глаза ему застилал вьющийся вокруг нее туман успеха. Теперь же он машинально между делом констатировал, что сожительница его мало сказать, что не слишком красива. Впрочем, он это знал и раньше. Сегодня его удивило другое.
Антонина обладала взрывным темпераментом и железным здоровьем. Энергия от нее исходила, как от портативной электростанции, так что к ней вполне можно было подключать бытовые приборы вроде тостера или пылесоса.
Но сегодня она явно была не в лучшей форме.
Короткие светлые волосы, торчащие из-под полотенца, не топорщились воинственным ежиком, а прилипли к макушке. Глаза, раньше сурово поблескивающие, сегодня мигали тускло, как сорокаваттная лампочка в туалете шммунальной квартиры. Антонина была бледна нездоровой синюшной бледностью и двигалась как-то боком, как камчатский краб. Шурик понял, что с его сожительницей случилось нечто из ряда вон выходящее. Что на нее напала внезапная болезнь, он не слишком верил, Антонина была здорова как бык, если такое сравнение применимо к женщине, и слечь в постель могла, только если бы повстречалась на узкой дорожке со взбесившимся бульдозером. Да и то его сожительница сдалась бы только после того, как нанесла бульдозеру тяжкие телесные повреждения, — ковш оторвала, к примеру, или гусеницы сняла…
Что Антонину подкосило известие о болезни или смерти близкого родственника, Шурик тоже не поверил. За время их совместной жизни никакие родственники, ни близкие, ни дальние, на горизонте не появлялись, и Шурик понял, что Антонина выбросила их всех из своей жизни за ненадобностью.
Возможно, некий обнаглевший журналист написал в крупной центральной газете, что творчество Антонины Сфинкс — это полная ерунда, убожество и пошлость и что ее произведения нужно в полном составе сдать в металлолом.
Написать-то он, может быть, и написал, но прожил бы в таком случае недолго. Антонина не стала бы расстраиваться, рыдать в подушку и расхаживать по дому с полотенцем на голове, она мигом бы собралась и поговорила с журналистом по-свойски. И после этого разговора бедолага долго не смог бы ничего писать по причине серьезного сотрясения мозга и частичной потери памяти.
Шурик не знал, что и думать, но если кто-то решил бы, что он сочувствует Антонине, то этот кто-то глубоко ошибался. Вместе с тем Шурик не испытывал никакого злорадства, видя свою сожительницу в таком плачевном состоянии, ему просто было некогда.
— Что вылупился? — буркнула Антонина. Давно не видел?
Шурик мог бы ответить, что если бы его воля, то он век бы Антонину не видал, но обострять отношения сейчас не входило в его планы. Он еще раз перечитал адрес фирмы «Аргамак» — проспект Славы, бизнес-центр «Мелодия», офис шестьдесят пять. Это в Купчине, жуткая даль. Его полуживая «шестерка» не выдержит такой дальней дороги, может остановиться на полпути и отдать концы. Шурик представил, как он сначала давится и потеет в метро, где каждый норовит заехать локтем в глаз соседу и на халяву почитать его газету, потом долго ждет троллейбуса, с огромным трудом влезает в него с третьей или четвертой попытки, чтобы выпасть через несколько остановок с оторванными пуговицами и оттоптанными ногами. Да еще нужно радоваться, что не вытащили бумажник и не обозвали по матушке.
Впрочем, насчет ругани Шурик чрезвычайно устойчив, наслушался от Антонины — сам кого хочешь может обозвать в общественном транспорте такими словами, что у всего троллейбуса уши вмиг завянут.
Но время, время дорого, как никогда. В любую минуту страшный золотозубый тип может потребовать отчета о проделанной работе, и тогда Шурик будет иметь бледный вид.
Шурик решил попросить у Антонины ее «хонду».
— Дорогая! — преувеличенно озабоченно обратился он к своей мегере. — У тебя усталый вид. Случилось что-нибудь?
— Да ничего! — она отшатнулась и поглядела дико. — Уж и дома нельзя побыть!
— Конечно, побудь! — согласился Шурик. Отдохни, полежи, телевизор вон посмотри…
Он нажал кнопку пульта, и надо же было такому случиться, что именно в это время показывали в новостях галерею «Арт Нуво» и зареванную Катерину Дронову. Она грустно обозревала пустые места на стенах и размазывала тушь по щекам. Шурик хотел выключить телевизор, но Антонина тигрицей бросилась на него и завладела пультом. Она внимательно прослушала интервью с милицейским чином, хотя, на взгляд Шурика, тот не сказал ничего интересного, потом бросила пульт на диван и пошла на кухню. Шурик потащился за ней, ожидая неизбежного скандала. Вид Катерины действовал на его сожительницу, как красная тряпка на быка На кухне Антонина рылась в шкафах и ворчала что-то себе под нос.
— У нас есть аспирин? Или что-нибудь от головы! — спросила она.
Шурик вылупил глаза: никогда, даже после сильнейшей попойки, Антонина не мучилась головной болью. Тем более, что и попоек у них в доме давно не случалось — сначала Антонина усиленно готовилась к выставке, а потом не было повода попраздновать С горя же Антонина никогда не напивалась, чего нет, того нет, зачем зря наговаривать.
Шурик выдал сожительнице две таблетки аспирина из собственных запасов и налил воды из чайника.
— Дорогая, — начал он, опасливо приближаясь к ней, — не могла бы ты дать мне на время свою машину?
Реакция Антонины удивила даже его. «Железная леди российского искусства», как совсем недавно называли Антонину журналисты, отшатнулась от него и прыгнула в сторону не хуже испуганной антилопы у ручья.
— Машину? — выдохнула она. — Зачем тебе машина?
